Седьмая

Стеклянные стены с жалюзи, отгораживающие кабинет начальника от остального зала... И темноволосая, худая девица из бухгалтерии, что приносила отчеты — длинная юбка-карандаш на костлявых бедрах, белая блуза с тремя расстегнутыми перламутровыми пуговицами, шарф под горло и офисные, черные "шпильки". Ярко-красные, в цвет принесенных Димкой роз, губы кривились в обещающей улыбке. Я видела, как она нависла, касаясь бюстом его плеча — Димка как раз сидел в своем кресле — затем терлась об его ухо, засовывая руки под его пиджак...

Ногти у нее длинные и острые, словно когти.

Мне стало противно, но я все же подавила приступ тошноты. "Шагнула" чуть дальше во времени, в прошлое. Мне... Мне надо знать наверняка! Оказалось, у них уже была собственная "история" — особые взгляды на собраниях, слова и шутки и даже поцелуи на "корпоративах". Слишком далеко Димка не заходил, хотя она давно его преследовала и всячески намекала, что отнюдь не против... Но он был со мной и даже втайне гордился тем, что его так долго и упорно добиваются, а он...

Молодец, держится!

Но мы поругались и даже как будто бы расстались. Хотя он знал, что вернется, но решил все же выждать пару дней — правда, жить с родителями еще та головная боль!.. Был уверен, что я его прощу, но вновь захотел почувствовать себя свободным. Поэтому закрыл кабинет на ключ, толкнул ту девицу на стол, трясущейся рукой отодвигая важные бумаги. Задрал ей юбку — непослушную и узкую, которая все не хотела подниматься на бедрах. Наконец, поддалась, и мелькнул треугольник темных стрингов...

И вот тогда я засмеялась.

— Лика... — Димка все же замялся. — Я много думал эти дни и решил... Мне уже двадцать девять, а тебе двадцать семь. Нам пора принимать ответственные решения и перевести наши отношения на более серьезный уровень.

— И что же тебя подтолкнуло к такой мысли? Быстрый секс на столе с... Как ее там?! — брезгливо рылась в его воспоминаниях, не обращая внимания на вытянувшееся Димкино лицо. — Карина?.. Катрина? Нет же, Кристина!

Он выдохнул изумленно.

— Не подходи! — предупреждающе подняла руку, когда он вознамерился было присоединиться ко мне на софе. — Еще один шаг и...

И тогда меня точно стошнит.

— Кто тебе сказал?! — пробормотал он испугано. — Откуда знаешь? Кто-то из наших?..

— Что, страшно тебе, Димочка Малышев?.. Ты ведь не хочешь огласки, не так ли? Боишься, что тебя уволят за неподобающее поведение, потому что сам не понимаешь, почему тебя назначили... Нет, дорогой мой, тебя уволят совсем за другое! — Пусть я не могла заглянуть в будущее — бог миловал, не видим мы его! — но знала, на этой должности без моей магической поддержки долго он не протянет. — А пока что... Ты ведь терпеть не можешь эту глупую, навязчивую девицу, решившую, что теперь у нее есть на тебя полное право?! Погулял, оттянулся и решил вернуться?.. Да и мама, наверное, тебе все уши прожужжала. Нравлюсь я ей...

— Лика... Я не понимаю, как все получилось!.. Я не хотел! Не знаю, что на меня нашло, — заныл Димка. — Ведь я люблю только тебя, а это помутнение рассудка... Она ничего, совершенно ничего для меня не значит!

— Еще один шаг, Димочка, и ты — труп! — пообещала ему.

Наверное, что-то в моем голосе было такое, отчего он замер.

— Меня тошнит от твоих оправданий! Ты не мужик, а... китайский веник! — поморщившись, вспомнила слова Варвары Павловны. — Любишь ты только себя, так что... Выметайся отсюда, видеть тебя больше не хочу! Пришлешь завтра вечером такси, отдам тебе твои вещи.

Он все же шагнул ко мне, видимо, надеясь хоть что-то исправить. Не верил, что все закончилось — вот так, глупо, из-за ничего для него не значившего секса на столе! — поэтому собирался загладить свою ошибку. Все еще думал, что я его прощу, но задохнулся, замер, потянулся к шее, оттого что перехватило дыхание.

И я смотрела, как он царапал горло, затем, покачнувшись, упал на колени. Наконец, разрешила ему вздохнуть.

— Ты ведь всегда меня побаивался... Интуитивно чувствовал, что со мной что-то не так. Что не такая, как все! И ты был прав, Димочка!.. Ведьма я, одна из сильнейших... Таких мало, поэтому молись горячо и истово, чтобы такие больше никогда не встретились на твоем жизненном пути. И радуйся тому, насколько сильно тебе повезло. Я ведь не обиделась на твою измену, а ведь могла бы!.. Могла бы обидеться так, что ты бы не выжил. Но дура здесь я, потому что так долго тебя терпела. Уговорила себя, что люблю, а ты... Ты — тюфяк и тряпка!

— Лика...

— Выметайся, пока не передумала! И если еще раз тебя увижу, считай, сердечный приступ тебе обеспечен. Хотя, быстрая смерть — слишком уж просто... Инсульт, Димочка, и полный паралич! Каким бы овощем ты хотел стать?

Поймала его испуганный взгляд.

— Прочь!

Не знаю, что он увидел в моих глазах, но рванул к выходу так быстро, что даже забыл ботинки.

Дверь за ним закрылась, и я стёрла со щеки непрошенную слезу.

* * *

Ночь на дворе стояла совсем уж летняя, а вот порывы северного ветра не давали забыть о том, что в Эн..ске все еще весна. Но я, все в той же длинной юбке и легкомысленном топике на шелковых бретельках, совсем не мерзла на одинокой лавочке под окнами своего дома возле того самого куста сирени, где этим утром разговаривала с Маргаритой. Наоборот, мне было очень тепло. Да и звезды из-за выпитого алкоголя светили как-то по-особенному ярко, а луна казалась огромным блином в полнеба — золотисто-желтым, в темных "пропеченных" прожилках, и грела меня своим светом не хуже разложенного костра.

Почти во всех окнах давно уже погас свет, а я сидела одна-одинешенька... Смотрела то в небо, то на черноту улицы, по которой давно уже никто не проезжал. Впрочем, компанию мне составляла бутылка дорогущего бренди из Димочкиных запасов — единственное, что не засунула в его чемодан. У бутылки к тому же оказалась отвинчивающаяся крышечка, в которую было вполне удобно наливать и очень даже удобно пить. Еще на лавочке подле меня — двадцать пять роз в цвет крови, перевязанные атласной лентой — последний подарок моего последнего любовника — и фотография псковских девочек, которая не давала мне покоя с самого утра.

После Димкиного ухода — ну, пока еще была трезвой! — я все же позвонила Стасу, и мы с ним долго разговаривали на эту тему. Договорились, что я поработаю с фотографией пару дней, а потом, вне зависимости от результата, он позвонит в Москву. Еще можно было позвонить французу, Первому Парижа, чья визитка до сих пор лежала в моем кошельке, но Стас заявил, что незачем, потому что это — внутреннее дело Восточного Ковена.

Да и звонить — ни в Восточный, ни в Западный — пока что не с чем. Внятных результатов, кроме того, что я напилась в гордом одиночестве, у меня не было. О псковских проблемах мне совсем не думалось, вместо этого я размышляла... Что же во мне не так, раз все мои мужчины — и один, и второй — мне изменяют? А ведь я их любила... Каждого по-своему, но любила. Заботилась, угождала, старалась быть красивой и желанной, но из этого ничего не вышло. Ни в первый, ни во второй раз. Наверное, во мне есть что-то неправильное. Заводской брак, обрекающий на провал все длительные отношения и заставляющий всех моих мужчин пускаться во все тяжкие.

Я — испорченная деталь в механизме Вселенной, и двух раз мне вполне хватило, чтобы в этом убедиться. Третий урок будет излишним.

Вновь отвинтила крышку и выпила за то, что впредь обойдусь без серьезных отношений. Ни к чему хорошему они не приводят, одни лишь нервы и слезы. Правда, ребенка мне очень хотелось... Давно уже, почти год.

Значит, будет, но я воспитаю его одна! Он унаследует мой дар — уверена, родиться мальчик! — и пойдет намного дальше, чем его мать. Намного дальше, чем была его прабабушка — Третья Эн..ска. Быть может, когда-нибудь он даже станет Первым. Я ведь тоже бы могла, если бы не вышла из Ордена и не уехала из Москвы...

Выпила еще, морщась с непривычки. Голова кружилась, луна подпрыгивала на небе, а вокруг нее водили светящиеся хороводы звезды. И я подумала... Мне уже двадцать семь. Семьи нет, детей нет, да и пить я так и не научилась. Первое уже не поправить, на второе все еще есть надежда, а вот последнее...

Может, дело в подходящей компании?

— Выходи! — приказала прячущемуся в кустах оборотню. Он лежал там уже давно и почти не дышал. Ответственно караулил, уверенный, что я его не заметила. — Думаешь, хорошо спрятался, никто тебя не видит?

В кустах отчетливо вздохнули.

— Ты забыл о запахе, — сказала ему. — Давай уже, перекидывайся!

Резкий скачок магических потоков, после чего в кустах отчетливо зашуршали — оборотень натягивал одежду. Я усмехнулась. Да уж, с этим у волосатых братьев выходила еще та возня! Если не раздеться перед перевоплощением, то бегать им голышом, разыскивая новые штаны взамен утраченных в момент мощнейшей трансформации!

— Ничем мы не пахнем, — угрюмо сообщил мне светловолосый парень в черном тренировочном костюме, шагнув из темноты. Ему было лет девятнадцать-двадцать, и я его вспомнила — видела на кладбище этим утром.

Он себе еще венок на шею напяливал, дурень!

— Вообще никакого запаха, — добавил он. — Я... Я спрашивал!

— Сядь, — указала на лавочку. Подвинула цветы, взялась за бутылку. — Как тебя зовут?

— Маркус.

На алкоголь и сигареты магический организм с повышенным метаболизмом реагировал плохо, но...

— Значит так, Маркус! Я тебя нашла, поэтому тебе придется со мной выпить, — сообщила ему. — Считай, штрафная. К тому же, надо хоть как-то перебить твой запах псины...

— Не могу я... Я за рулем! — попытался было отнекнуться оборотень.

— Ничего, прогуляешься! — усмехнулась в ответ. — Свежий воздух, знаешь ли, полезен для собачьего здоровья.

Протянула ему крышечку, доверху наполненную бренди.

— Нет от нас никакого запаха! — повторил он угрюмо.

— Есть, и еще какой! — усмехнулась я. — Прости, дорогой, что ломаю твои стереотипы, но несет от вас будь здоров! Правда, обычные люди этого не чувствуют, — все же сжалилась над ним, — но для тех, кто в Ордене... Чем выше посвящение, тем непревзойденнее ощущения. Ты ведь знаешь, кто я такая?

— Знаю. — Покорно выпил, хорошая собачка. — Седьмая.

— Седьмая, — согласилась с ним. — Еще будешь?

— Нет, не буду... Степану это не понравится, — добавил виновато.

— Ну и что, что не понравится?! Что он тебе сделает? Разжалует из сторожевых в карманные?..

— Мне поручено вас охранять, и я не собираюсь его подводить, — с чувством произнес Маркус.

— Конечно, он ведь твой альфа. Большой начальник, можно сказать, отец родной!

Налила еще одну крышечку. Все, сказала себе, эта будет последняя! Погоревала и хватит.

— Так и есть, — согласился парень. — Он меня от смерти спас, и я считаю его своим отцом. Вторым отцом, — поправил себя.

— Ну и черт с тобой, можешь не пить! — разрешила ему. Подняла голову, посмотрела на раскачивающуюся луну. Чувствую, эта дьявольская карусель утром выльется в демоническое похмелье! — Я тоже больше не стану. Расскажи-ка мне свою душещипательную историю на сон грядущий, — попросила своего невольного собутыльника.

Маркус поломался немножко, затем рассказал.

Оборотнем он стал три месяца назад, и если бы не Степан, то лежал бы он сейчас на тот самом Новопоселковом кладбище под похожим венком, что примерял на себя этим утром.

— Врачи давали мне три месяца, не больше... Четвертая стадия, неоперабельный, — заявил Маркус, уставившись на меня черными, как ночь глазами. — Приговорили и отправили домой. Умирать. И я лежал, умирал... Смирился уже, пока не появился Степан. Поговорил сперва со мной, затем с родителями. Рассказал о Серых и о Стае. Сказал, что шанс у меня еще есть, но я слишком слаб. Риск велик, но если я переживу мутацию, то болезнь отступит. Вернее, она больше никогда не вернется. Вы ведь знаете, что оборотни не болеют?

Покивала. Не болеют. Так же, как и мы, из Ордена Древних.

— И я захотел... Вернее, я просил его меня укусить, решив, что лучше уже так, борясь за свою жизнь, чем доживать эти месяцы без какого-либо шанса. Как видите, мутацию я пережил.

— Вижу. Сложно было?

Пожал плечами.

— Больно немного... Все менялось — тело, мышцы, кости. Меня словно ломали изнутри несколько дней подряд. Но по сравнению с тем, что я пережил до этого... Так, ерунда!

— Ерунда, — согласилась с ним, почему-то подумав о Димочке и об его измене. — Ты прав, такая ерунда!

— Степан многих спас, — продолжал оборотень. — И он... он, — в голосе слышалось даже не восхищение, а нечто, похожее на обожествление. — Для многих он стал вторым отцом, и мы, не раздумывая, отдадим за него свою жизнь.

Замолчал, да и я... Я засобиралась домой. Подумала о работе и завтрашнем подъеме в семь утра — у меня тренировка — а потом о приезде Артема. Неожиданно поняла, насколько сильно продрогла на ночном ветру.

— Он вас любит! — сообщил мне оборотень, пока я размышляла, как встать с лавки и не потерять при этом свое достоинство. Мир перед глазами размеренно раскачивался.

— Любит? — фыркнула в ответ. — Дорогой мой мальчик, то, что он ко мне испытывает, называется совершенно другим словом!

— Любит! — уверенно заявил Маркус. — Как ни назови, это не меняет дело.

— А даже если и так, то... Даже если он и влюбился ненароком... Это он зря, так ему и передай! Мы несовместимы, как... — нормального примера у меня почему-то не нашлось. — Несовместимы, и все! Так что пусть не теряет времени — ни моего, ни своего — и найдет подходящую Пару из собственной Стаи. Оборотни с ведьмами... — покачала головой. — Дохлый номер!

— Сердцу не прикажешь, — отозвался Маркус, — особенно в нашем племени. Если уж кого полюбишь, то это на всю жизнь.

Поморщилась. Ну уж нет! Мне никто, никто не нужен! Только если донор для моего ребенка, но уж точно не из оборотней.

— Я вас провожу! — Маркус решительно подхватил меня под локоть, когда я поднялась. Попыталась одернуть длинную юбку и чуть не сверзилась с высокой платформы босоножек. — Домой вам пора, в кроватку, — добавил молодой оборотень.

— Хорошо, — покорно отозвалась я. Все же исхитрилась нагнуться и подхватить бутылку и фотографию. — Домой, так домой! А вот это, — кивнула на букет, — выкинь куда-нибудь, с глаз моих долой!

— Он больше не вернется? — быстро спросил Маркус. — Тот, кто его подарил?

— Не вернется. Только если не решит закончить жизнь самоубийством, что вряд ли... Но ты это... Своему пахану об этом ни слова!

— Конечно! — с готовностью отозвался оборотень, и я подумала...

Голову оторву, если проболтается!

Глава 4

Я вовсе не собиралась нервничать, отправляясь на встречу с Артемом, но почему-то перед этим не находила себе места.

Спала я хорошо, словно подстреленная... тем самым бренди. Затем была тренировка и суматошное рабочее утро, но стоило часам перевалить за полдень, как стала ловить себя на мысли, что слишком часто посматриваю себя в зеркале на стене кабинета, пытаясь найти изъяны во внешнем виде.