03. Помещик - 2 ( Часть -1)

Муж, ежели он светский человек, должен желать, чтоб жена его была кокетка: свойство такое обеспечивает его благополучие; но прежде всего должно, чтоб муж имел довольно философии согласиться на беспредельную доверенность к жене своей. Ревнивец не поверит, чтоб жена его осталась нечувствительною к беспрестанным исканиям, которыми покусятся тронуть ее сердце; в чувствах, с которыми к ней относятся, увидит он только намерение похитить у нее любовь к нему. Оттого и происходит, что многие женщины, которые были бы только кокетками, от невозможности быть таковыми делаются неверными; женщины любят похвалы, ласкательства, маленькие услуги.

Мы называем кокеткою молодую девушку или женщину, любящую наряжаться для того, чтоб нравиться мужу или обожателю. Мы называем ещё кокеткою женщину, которая без всякого намерения нравиться следует моде единственно для того, что звание и состояние её того требуют.

Кокетство приостанавливает время женщин, продолжает молодость их и приверженность к ним: это верный расчет рассудка. Извиним, однако же, женщин, пренебрегающих кокетством, убедившись в невозможности окружить себя рыцарями надежды, пренебрегли они свойством, в котором не находили успехов.

В эпоху романтизма "необычные" женские характеры вписались в философию культуры и одновременно сделались модными. В литературе и в жизни возникает образ "демонической" женщины, нарушительницы правил, презирающей условности и ложь светского мира. Возникнув в литературе, идеал демонической женщины активно вторгся в быт и создал целую галерею женщин — разрушительниц норм "приличного" светского поведения. Этот характер становится одним из главных идеалов романтиков.

Аграфена Федоровна Закревская (1800-1879) — жена Финляндского генерал-губернатора, с 1828 года — министра внутренних дел, а после 1848 года — московского военного генерал-губернатора А. А. Закревского. Экстравагантная красавица, Закревская была известна своими скандальными связями. Образ её привлекал внимание лучших поэтов 1820-1830-х годов. Пушкин писал о ней (стихотворение "Портрет", "Наперсник"). Закревская же была прототипом княгини Нины в поэме Баратынского "Бал". И наконец, по предположению В. Вересаева, ее же нарисовал Пушкин в образе Нины Воронской в 8-й главе "Евгения Онегина". Нина Воронская — яркая, экстравагантная красавица, "Клеопатра Невы" — идеал романтической женщины, поставившей себя и вне условностей поведения, и вне морали.

Ну и конечно проституция была очень распространенным явлением. Если такие известные личности как Пушкин, посетивший бордель в 14 лет и Чехов в 13 лет, при том, что они были достаточно бедны. То, что говорить о богатых отпрысках. В Туле некоторые устраивали представление ничуть не меньше нашей "золотой молодежи" в 21 веке.

Развитие института проституции в России шло, что называется по классической схеме. Существовал слой элитных проституток из высшего слоев общества — в обиходе этих женщин в Петербурге называли "камелиями" по ассоциации с романом А. Дюма-сына "Дама с камелиями". Роман появился в 1848 году во Франции, и сразу стал необычайно популярным в Российской Империи. Известно, что "камелии" вели такую же жизнь, как и аристократы, в обществе которых вращались эти дамы. "Встают они поздно, — отмечал в 1868 году анонимный автор "Очерка проституции в Петербурге", — катаются по Невскому в каретах и наконец выставляют себя напоказ во французском театре". В 21 веке слово "камелии" поменяли на "ночных бабочек", только и всего.

Поскольку строгий запрет не дал результатов, Николай— 1 в 1840 вернулся к системе регламентации и врачебно-полицейскому надзору за проституцией. Справедливости ради стоит отметить, что проституцию в России легализовали вовсе не из-за особой извращенности или неожиданного либерализма властей. Просто император Николай — 1 понял, что наказаниями и запретительными мерами бороться со второй древнейшей профессией совершенно бесполезно. Первым же начал бороться с проституцией ещё сам император Петр Великий, который, вернувшись из Амстердама, тут же запретил открывать публичные дома рядом с казармами полков — во избежание массовых случаев заражения "нехорошими" инфекциями (сифилис — вот главный враг русского солдата!). Но все жестокости были бесполезны: проституция все равно цвела в России пышным цветом, а венерические болезни были главной заботой всех военных лекарей. И тогда Николай -1 специальным указом легализовал проституцию, установив за ней строгий врачебно-полицейский надзор. Проституток, женщин старше 16 лет, ставили на учет во врачебно-полицейских комитетах, отбирали у них паспорта, а взамен выдают особые свидетельства — "желтые билеты".

В "Правилах для содержательниц домов терпимости" были установлены возрастные ограничения как для самих проституток — только с 16 лет, так и для содержательниц публичных домов — с 35 лет, а также регламентировано место размещения борделей — не ближе чем 150 саженей — то есть, около 300 метров — от церквей, училищ и школ.

По стоимости услуг и уровню обслуживания публичные дома делились на три категории. Обязательным атрибутом дорогих заведений была мягкая мебель. Женщины были хорошо и дорого одеты. За один визит посетитель мог оставить здесь до 100 рублей. За сутки одна женщина принимала не больше 5-6 посетителей.

Посетителями заведений среднего класса были чиновники, студенты, младшие офицеры. Стоимость услуг здесь колебалась от одного до трех рублей за "время" и от трех до семи рублей за ночь. Суточная норма проститутки составляла около 10-12 посетителей.

Дешевые заведения были ориентированы на солдат, мастеровых и бродяг. Здесь расценки составляли 30-50 коп., а суточная норма доходила до 20 и более человек.

Доходы проституток были достаточно высокими. В начале века живущая в публичном доме недорогая проститутка получала в среднем 40 рублей в месяц, в то время как работница текстильной фабрики — 15-20 рублей. Ежемесячный доход дорогой проститутки мог составлять 500-600 рублей. Кроме того, существовала и любительская — "безбилетная" — проституция. Прежде всего, конкуренцию дорогим публичным домам создавали модные кабаре и кафе-шантаны с цыганскими ансамблями — например, знаменитый "Яръ" в Петербурге. Все знали, что артисток за определенную сумму можно ангажировать на вечер. В 40-70-х гг. брать на содержание цыганок считалось хорошим тоном даже в аристократических кругах. Причём на то, чтобы принять ухаживания должен был дать согласие хор — это не было частным делом. Кстати сказать, цыганки никогда не числились ни в "билетных", ни в "бланковых" проститутках.

Существовала и мужская проституция. Что касается России XIX века, то в Петербурге тоже существовал нелегальный, но всем известный рынок мужской проституции. Литератор Владимир Петрович Бурнашев (1809-1888) писал, что еще в 1830-40-х годах на Невском царил "педерастический разврат". "Все это были прехорошенькие собою форейторы..., кантонистики, певчие различных хоров, ремесленные ученики опрятных мастеров, преимущественно парикмахерского, обойного, портного, а также лавочные мальчики без мест, молоденькие писарьки военного и морского министерств, наконец, даже вицмундирные канцелярские чиновники разных департаментов". Промышляли этим и молодые извозчики. Иногда на почве конкуренции между "девками" и "мальчиками" даже происходили потасовки. Услугами молодых мальчиков пользовались как представители высшей аристократии и богачи, так и безвестные солдаты и гимназисты. На такой клиентуре даже специализировались некоторые гостиницы и рестораны.

Ещё одним местом для занятие проституцией ...были ярмарки. Где крестьяне привозили товар, а крестьянки оказывали услуги. Это было так сказать, их дополнительным заработкам.

Во всяком случае, узаконенное явление — это более честно. Не мне судить, как должно быть. Но я придерживаюсь мнение, что если с проституцией нельзя справиться, то она как-то законодательно должна регулироваться. А не так как у нас, где мы стыдливо закрываем глаза.

Что касается Тулы, то в настоящий момент на Посольской улице был официальный бордель, куда частенько наведывались мои знакомые купцы. Они там особенно любили погулять после удачных сделок. Частенько приглашали и меня, но зная ситуацию с венерическими заболеваниями и уровень медицины, я категорически отказывался. Да и отношение с Антоновой меня вполне устраивали, как и её. На эту тему у нас с ней вышел интересный разговор.

— Ання. Я бы хотел, чтобы ты больше,.. ни с кем не имела интимных отношений — произношу, немного растягивая слова. — Если тебя что-то не устраивает или ты решишь уйти к другому, ты просто скажи. Я претензий к тебе никаких предъявлять не буду. Останемся друзьями и торговыми партнерами.

— И что ты по борделям ходить не будешь? И с разными индийками спать не будешь?

Опять поражаюсь её логике.

— Ты же знаешь как плохо с медициной у нас в городе. На всю Тулу только пять врачей, а ценны на них услуги огромные. А квалификация троих у меня вообще вызывает сомнения. Вот сколько у тебя сейчас заболевших?

— Нет.

— А почему? А потому, что ты послушала моих советов в наведении порядка. Уборкой с мылом и уксусом. Кипячением воды и других. А по борделям я не ходил, и ходить не собираюсь. Меня и твоя любовь окрыляет и другие женщины мне не нужны — тут я вру, и мы это оба знаем. Но в данный момент нас это устраивает обоих. Наше согласие мы закрепляем крепким поцелуем.

Существовали в Туле и три неофициальных борделя на Рубцовской и Павшинской улицах. Что уж там происходило, честно, даже не представляю.

Когда все разошлись, я забрал три с половиной тысячи рублей у доброжелательно настроенного Добрынина и поехал к Стефану.

Глава — 4.

— Привет. Ну, хвались — заскочив в мастерскую Стефана, сразу начинаю без долгих дискуссий. Банально нет времени. Я ещё хочу сегодня заехать к купцу Морозову, однофамильцу московского знаменитого купца. Это он должен привезти вторую партию современного европейского оружия с ярмарки Лейпцига.

— Здравствуйте Дмитрий Иванович. Э...вот я хотел долг отдать — неуверенно и смущаясь, произносит мастер. Сам, отложил заготовку, которую он только что ковал. И не зная, куда деть руки, схватил ветошь.

— И в чём суть? — не понял я.

— Вас не было. А деньги мне были... ну очень нужны... Я продал Ваш заказ. А новые стулья ещё не готовы.

-Надеюсь, не продешевил.

— Нет, нет.

— Ну и куда заработанные деньги потратил? — разобрало меня любопытство.

Выяснилось, что чехлы на подушки ему сшили в другом ателье, а Антонова отказалась. Вот, зараза, заелась. Но Стефан, окрылённый новыми заказами, купил себе швейную подержанную машинку Хоу в Москве, попавшую туда каким-то чудом. А шить чехлы у него теперь будет жена и дочка. Для мягкости сиденья он использует войлок, сам сообразил, что я тоже одобрил. Вот он и просит подождать с погашением кредита и заказа.

— Ладно, согласен. Но поспеши, пять дней тебя даю погасить кредит — немного подумав, и принял решение. Сейчас мне точно не до мебели, но деньги надо забирать. Мне понравилась и его хватка, и деловая жилка. Не стал ждать манны небесной или пинка под попу, а сам решился пойти на развитие. Но и невыполнение договоров я поощрять не собираюсь. Не дай бог слухи пойдут. — Но ты, потом, сделаешь на два стула больше. И ещё возьми себе в помощь подмастерьев, не надо делать всё самому.

На этом мы и пришли к согласию, и я поехал к Морозову. Он жил недалеко от меня, на улице носившей название его фамилии. Сын знаменитого купца Морозова открывший самоварную фабрику ещё в 1785 году.

Принял он меня тепло. Ну и соответственно усадил за стол с красивым самоваром с его фабрики. Предложил, выпить и покрепче, но я отказался.

— Ну, рассказывайте Сергей Александрович. Как съездили в славный город Лейпциг? — понял я, что быстро взять свой заказ и убежать у меня не получится. В данный момент времени процесс чаепитие на Руси, почти такая же долгая церемония, как у китайцев или японцев. Со своими ритуалами, присказками и какой-нибудь собственной хозяйской "изюминкой".

Рассказ Морозова о Лейпциге получился довольно поучительным и интересным. Особенно меня заинтересовало большое наличие железнодорожных путей, трех действующих и двух строящихся вокзалов. А вот деловая суета, о которой так хвалебно рассказывал Морозов, мне очень не понравилась. Проигрываем, причём очень стремительно.

— Вот скажите, Сергей Александрович. Вы так восхваляете немцев, но кто Вам не даёт сделать тоже самое. Ну, например, здесь. Вы что, себя хуже немецкого, австрийского или французского купцы читаете?

— Нет, ну почему же. Но вот рабочие у нас тупые и зима длинная. Ну и купить землю довольно трудно и дорого. Да и продавать кому, вокруг нищета?

— А Вы не пробовали рабочих учить, их детей. Условия для работы более хорошие создать. Машины ставить — усмехаюсь я. Ну а с землёй тут он прав. Выкупить даже простой участок не для дворян, проблема ещё та. Да и дорого. Перерабатывать сельхозпродукцию и полезные ископаемые, тоже грамотные рабочие нужны.

— Это когда они учиться будут, если надо целый день работать.

— Вот и плохо, что целый день работают. В Англии,.. вон смотрите 10 часовой рабочий день, как закон приняли. А наши рабочие хоть и крепостные, но тоже должны отдыхать. Подумать и придумать, как лучше работать, а за это — получать премии. Поймите — голодный, уставший и безграмотный мастер, Вам, много прибыли не принесёт. Вы думаете на следующий год на ярмарку ехать?

— Ну да.

— А я Вам вот что скажу. Что больше такой прибыли на лампах Вы не заработаете. Там уже будут и немецкие и французские и другие. Причём дешевле, чем у Вас, а возможно и лучше.

— Может быть — безрадостно ответил Мальцев.

— Поэтому туда надо больше везти керосина и других изделий.

— Вы что-то можете предложить.

— Не знаю, подумайте. Но я бы советовал собрать всё, что есть и поехать сейчас. А к Вам у меня просьба. Изготовить мне двадцать медных фляг с большим горлышком и посеребрённых внутри объёмом на полтора штофа. ( около 1 литра) Серебро я дам.

А закончилось это всё, ещё и заказом на современные солдатские котелки и горелки. А вот с работой керосиновой горелки он пусть сам мучиться, не маленький. За это привезённое оружие ушло ко мне почти по себестоимости, плюс я и за заказанные изделия не заплачу, кроме серебра. Тут уж купец стал насмерть, и уступать не хотел. Гад. Привилегию-то он на себя оформит. Но у меня цейтнот по времени. Да и не настолько это для меня ценная вещь, а подделывать их сразу начнут. Вот пусть сам и борется.

Я же его сразу и предупредил, что товар будет забирать Фёдор. Ударили по рукам, составили договор и пошли смотреть оружие, которое он привёз. Сначала был бельгийский штуцер 1844 со штык-ножом. Английская винтовка Брунсвик с целой саблей около полуметра, а не штык-нож. Система конструктора Лоуэлла имела два глубоких нареза в своем канале, совершавших полный оборот от казённой части до дульного среза. Круглая пуля отливалась с пояском, обхватывавшим ее по диаметру. Потом охотничье ружье Лефоше 1837 года с унитарным патроном, собственным шпилечным патроном с картонной гильзой и медным донцем. Дальше совсем не нужное мне ружье Краузе, зато интересное вертикальное охотничье ружье Леклера. Был револьвер Коллиера и знакомый Кольт. Жаль, что нового Кольта он не достал. Не было.