И, может быть, его чресла, когда Лее настанет время рожать. Она была уверена, что подруга поможет и в этом. Ей не впервой. Когда-то, лет девять-десять назад, они с Винтер уже делили мужчину — первого в жизни Леи, зелтронского цитариста, и это помогло ей не влюбиться, оставить дружбу на первом месте, дела, борьбу. Может быть, и на этот раз...

— Пойдёмте ужинать, — сказал Траун.

* * *

Когда её привезли к нему в ошейнике и на цепи, полуголую, в платьице проститутки — всё это по приказу её собственного брата — самого Трауна не было дома. Ей пришлось почти три часа ждать в гостиной. Было прохладно, Лея зябла, а офицер с "Палача", который держал её цепь, раздевал и насиловал её глазами.

— Хотите секса? — почти безнадёжно спросила она, когда прошло полтора часа. — Можете взять меня, если хотите. Прямо здесь. — Небрежным жестом указав на диван, она повернулась к шестерым штурмовикам. — И вы тоже. По очереди — сначала он, потом вы. Только оставьте меня после этого, уходите.

Штурмовики молчали, почти не двигаясь, а офицер покачал головой. Лея провела рукой по груди под прозрачной тканью и слегка раздвинула ноги. Если бы они согласились и, отымев её, оставили одну, она могла бы бежать. По крайней мере, попытаться выхватить оружие у одного из них.

Это было ещё до того, как Люк пригрозил растерзать Хана и выживших альдераанцев, если она сбежит; теперь, три месяца спустя, ей было странно, что она сама об этом не подумала. Новый Люк, Дарт Найт, заставил её чуть иначе посмотреть на Палпатина. Старый упырь заслужил всю ненависть, которую Лея к нему питала, но он по крайней мере не приводил свои угрозы в исполнение в буквальном смысле. Людей, которых он грозил растоптать или порвать в клочья, расстреливали, если ловили, или отправляли на Кессель. Дарт Найт же питал архаичную страсть к буквализму: изменников-офицеров, которых он пригрозил бросить в пасть сарлакка, действительно туда и бросили.

Лея, которая провела семь месяцев в изоляции, про сарлакка не знала. Траун её впоследствии просветил. Вернувшись домой в тот день, он увидел живой подарок в своей гостиной — и так смотрел, будто бы перед ним не красивая молодая женщина, а неожиданное препятствие, которое надо преодолеть.

— Придётся вам ещё немного подождать, — сказал он офицеру и охране.

И вышел — чтобы вызвать своих людей и подготовить её покои, как Лея потом узнала. Пока подчинённые Трауна наскоро превращали комнату с санузлом в тюрьму, ей и её сопровождению принесли напитки и предложили освежиться.

— Мне холодно, — заявила Лея, осмелев от выпитого кафа.

— Он тебя согреет, — усмехнулся офицер.

— Каждую ночь, — добавил высокий темнокожий штурмовик, который смотрел на неё неотрывно, с бездонной ненавистью, и отказался выпить. — Хотел бы я это сделать.

— У вас был шанс, — сказала Лея.

— Вместе со всем подразделением, — продолжал солдат, будто не услышав. Его взгляд был страшен. — Императору надо было отдать тебя в армейский бордель. Мой брат служил на первой Звезде Смерти, сука.

Лея почла за лучшее промолчать. Не напоминать же ему о том, что первую Звезду Смерти взорвал его дорогой Император лично.

— Может быть, мне ещё повезёт, — сказал штурмовик, — и ты попадёшь в бордель, когда Траун с тобой закончит.

Одна из служанок вошла в гостиную с большим тёмным пледом в руках и обернула им Лею.

— Гранд-адмирал благодарит вас, — сказала она охране. — Вы свободны.

И сняла с Леи пристёгнутый к цепи ошейник. Штурмовики напялили шлемы, офицер поправил фуражку, и они вышли.

— Меня зовут Гири, — сказала служанка. Это была девушка чуть выше Леи, в традиционном пепельно-голубом платье важной прислуги в богатых домах и совершенным, сильным, как у андроида-манекена, телом. — Ваша комната скоро будет готова. До тех пор я составлю вам компанию.

Лея повела плечами. Плед был уютный, мягкий и тёплый.

— Он жесток? — спросила она. Может, служанка поделится с ней информацией.

— Нет, если принять наиболее осмысленное словарное определение жестокости.

— Какое это?

Служанка была спокойна и отстранена. Лее показалось, что она её уже где-то видела.

— Осознанное причинение страданий неприемлемым в данной культуре способом, — пояснила Гири.

— Значит, приемлемым способом — не жестокость?

— При расширении определения термин теряет практический смысл.

Лее вдруг вспомнилась... Гири? Нет, Гури. Андроид-телохранитель Ксизора. Точно. Вот где она всё это видела.

— Вы машина? — спросила она.

— Да.

Второй по счёту мужчина, покушающийся на её тело, держит в охране такого андроида. Совпадение?

— Мне надо в туалет, — пожаловалась Лея.

Гири жестом пригласила её встать и повела по дому перед собой, указывая, куда идти. В освежителе она встала в дверях, не сводя с Леи взгляда.

— Уйдите, — сказала Лея. — Пожалуйста.

Гири покачала головой.

— Я всего лишь машина, поэтому вам нет смысла стыдиться. Я вас охраняю.

— От чего? — Лее хотелось плакать.

— От всего, начиная с вас самой.

— От него тоже?

Лея представила себе, как Траун будет её насиловать, держать её руки, бить по лицу, а андроид — стоять в дверях и смотреть, вот так же. Ей захотелось вдруг стать какой-нибудь мелкой дрянью, например, молодой дианогой, и ускользнуть в канализацию. Куда угодно, как угодно.

— Вы неверно оцениваете адмирала, — сказала Гири.

Сделав свои дела, Лея наполнила ванну, сбросила отвратительное платье и больше часа просидела в мягкой, подогревающейся воде. Взбила вокруг себя пену и опустилась по нос, будто ища защиты. В комфортабельной тюрьме, куда её поместил Люк, она от нечего делать брила подмышки и ноги и теперь жалела об этом. Может быть, Трауну бы не понравилась волосатая женщина? У него была репутация обладателя тонкого вкуса.

Он просто-напросто приказал бы Гири выбрить её, скорее всего. Привести для него в порядок. Лея решила этого избежать — к чему ещё одно унижение? — и привела себя в полный порядок сама, насколько смогла.

Когда она вышла из освежителя, домашняя тюрьма была готова. Комната как комната, на первый взгляд, даже приятная — но Лея, окинув её намётанным глазом, поняла: ей самой отсюда не выйти. Мягкая мебель без пружин, которые можно было бы использовать как оружие, бластеростойкие стёкла, решётки на окнах. Никаких съёмных панелей в стенах. Широкая, на двоих-троих постель со стальным изножьем и изголовьем — Трауну будет удобно её привязывать. Два одеяла.

Что ж, одно было хорошо: он явно не намеревался жить в комнате вместе с нею. Будет трахать, отдыхать и уходить. Хорошо.

Гири позвала ещё одну служанку, пожилую деваронианку, и та принесла Лее новые вещи, в том числе роговую расчёску, идеально подходящую для её волос. Лучше от этого не стало. Или стало? Купание, медленное высушивание, расчёсывание и укладка волос заняли её чем-то, позволили сконцентрироваться на сиюминутном, не думать о наступающей ночи. Потом всё это кончилось. Лея надела белую пижаму и свернулась калачиком на краю кровати.

— Я не хочу есть, — сказала она, когда деваронианка принесла ужин.

Поднос опять унесли.

Она лежала в каком-то полубреду — то ли отчаяние, то ли страх — и сама не могла понять, почему ей так плохо. Траун будет не первым её мужчиной, и даже не третьим. Она ведь уже примирилась с тем, как ужасно Люк её предал. Траун, по крайней мере, не предавал никого. Он всегда был имперцем.

Он был экзотом.

Человекоподобный экзот с синей кожей — холодной, словно у трупа? Красные монохроматические глаза. Как у хищной твари.

Аж пробирает, так неприятно.

Нет. Страшно.

Люк отдал её какому-то упырю.

Настала ночь, и упырь пришёл к ней в постель.

С собой он принёс верёвку и что-то, похожее на кинжал в ножнах. На нём была только пижама, белая, как у Леи, яркая на фоне его синей кожи. Когда он схватил её руки, чтобы связать, Лея даже не среагировала. Веки у неё падали от чугунной усталости, будто она не спала трое суток. Он стягивал её лодыжки мягким толстым тросиком, привязывал к изножию, притягивал запястья к изголовью, а Лея только вяло удивлялась. Как это он собирается её взять? Для этого нужно раздвинуть женщине ноги. Или он по другой части? Неправильно положил, на спину.

Ей вдруг пришло в голову, что он действительно по другой части. Совсем другой. Сядет рядом и будет резать её ножом, методично, спокойно. Или сигаретами прижигать... Почему "или"? "И".

Ей стало страшно. Она даже двинуться не могла. Не то чтобы это имело смысл — связал он её надёжно.

Траун подёргал путы, пощупал узлы и явно остался доволен. Он укрыл Лею пледом, взял со стола кинжал и освободил от ножен.

Не декоративный. Оружие боевое.

Траун подошёл к кровати с другой стороны, залез под своё одеяло и положил кинжал между собой и Леей. Опустился на подушку, шепнул что-то, и свет погас.

Она в самом деле была для него препятствием.

В ту первую ночь Лея была настолько измучена, что уснула тут же, как только поняла, что насилие отменяется. Она даже не слышала, как Траун встал и ушёл на рассвете. Явилась Гири, сняла путы, это и разбудило. Лея вздохнула, свернулась калачиком и проспала до полудня.

Её ждал завтрак и книги. Целая стопка настоящих, дорогих книг на бумаге, на разный вкус. Древний набуанский роман. Современный кореллианский. Политические мемуары. Повести и стихи.

На книги у неё с детства не было времени.

Страх за день куда-то делся, пропал. Лея приняла ванну, поела, пыталась читать, но в основном спала в постели, на своей половине, избегая касаться того места, где лежал Траун. Она чувствовала оттуда запах одеколона, очень-очень слабый. Под вечер, когда она встала с кровати к ужину, постель сменили. Запах ушёл.

За полночь Траун вернулся.

— Почему вы так делаете? — спросила Лея, когда он снова её связал.

— Из-за вашей шпильки, — неожиданно ответил он.

У него был волнующий голос, тёмный баритон. Очень мужской и совершенно человеческий. Руки тёплые, как у людей. Не труп, это точно.

— Да, но зачем?

Она недоумевала.

Он лёг и опять положил между ними нож. Свет отключился.

Некоторое время они лежали молча.

— Траун?..

— Император приказал мне спать с вами каждый день, — сказал он во тьме. — Я так и делаю.

Лее понадобилось два дня, чтобы отойти от шока. Вернувшись к своему обыкновенному состоянию духа, она обнаружила, что не может спать связанной.

— Траун? Мне нужно в туалет.

Он молчал встал и развязал её. В освежитель за ней не пошёл, спасибо.

— У меня нос чешется.

И задница, и пятка, и плечо, и ухо... Так иногда бывает — ляжешь, спать хочешь, а надо чесаться то тут, то там. Не потому, что грязная, просто нервы.

— Траун?.. У меня затекли руки.

По пальцам бежали мурашки. Связывал он правильно, без повреждений, но часы с вытянутыми над головой руками всё равно не проходили даром.

В шестую ночь Лея была готова кричать. Или смеяться и плакать.

— Развяжите меня.

— Зачем?

— Я не могу так спать, мне плохо. Всё чешется. Я не могу даже повернуться на бок.

Он снова встал и развязал её, стоически, спокойно, молча.

— Чешитесь.

Она почесала висок и скулу, затылок, правое ухо. Маленькие раздражения вспыхивали на коже то тут, то там — "почеши меня! и меня!" Лея размяла пальцы, почесала голень и колено.

— Может быть, это аллергия, — задумчиво сказал Траун.

— На что?

— На меня.

— Не говорите глупостей, — огрызнулась она, — на человека не бывает аллергий.

О.

Он же не человек.

Или..?

Лея подняла голову и оглядела его, по-новому.

Человек. Синекожий, правда. Мужчина с военной выправкой. Да, и глаза, но она к ним уже привыкла. В полутьме спальни, вблизи, под красным светом были видны и радужка, и зрачок. Лицо... как у воина или бога на древних картинах. На мозаиках с Коррибана, тамошних барельефах.

— Давайте как-нибудь иначе, — сказала она. — Вы можете просто спать в смежной комнате. Это почти то же самое.

Он покачал головой.

— Я нарушу приказ.

— Вы и так его нарушаете.

Он молчал, а потом сказал:

— Не буквально.

— Послушайте, зачем вам это? Просто скажите Люку, что я вам не нравлюсь.

— Нет, — отмёл он её предложение. — Это может вызвать его гнев. И на меня, и на вас. Он отдаст вас кому-то другому — например, Зинджу. Или того хуже, Тремейну. Или и в самом деле в бордель.

— Вам-то что?

Гранд-адмирал Траун на пару с Люком Скайуокером уничтожил Восстание. Он утвердил власть Империи в цивилизованном космосе и нёс её стяг в Неизведанные Регионы. Лея не могла понять, какое ему дело до её судьбы.

— Хотелось бы этого избежать, по ряду причин.

— Каких причин?

Он молча смотрел на неё своими глазами ночного зверя. Лея уже думала, что он не даст ей больше ни крупицы информации, когда он сказал:

— Причин, связанных с душевным состоянием Императора. И с атмосферой в Империи с целом.

Вот как.

— Его состояние, — сказала она, — всё равно не будет отличаться от состояния Палпатина. Это неизбежно.

— Позже, — заметил Траун. — Есть ещё время.

— Сколько? — вскинулась Лея. Теперь, когда она видела, что он всё понимает, её погасший было гнев на него как на слугу империи зла разгорелся снова.

— Лет двадцать. Он старается не соскользнуть. Тридцать, если я смогу на него влиять.

— А дальше?

— Неважно. Этого хватит.

— На что?

Он промолчал и снова взялся за верёвку. Лея не сопротивлялась.

— Почему здесь так душно? — спросила она некоторое время спустя.

Это была, кажется, не совсем духота. Странное чувство, будто неосязаемое покрывало на лице, над головой. В доме было что-то необычное. Силовые щиты?

Он встал и, не включая свет, проверил температуру и влажность в комнате. Что-то отрегулировал и снова лёг. Стало суше, но то чувство никуда не делось.

— Всё ещё душно, — сказала Лея.

— Нет, — ответил он, не вставая. — Это не духота. Вы чувствительны к Силе.

Лея не могла понять, какое отношение одно имеет к другому.

— У меня опять руки чешутся. И лицо.

Он повернулся на бок, лицом к ней.

— Вы не даёте мне спать, принцесса. Уже пятый час утра.

— _Я_ _вам_ спать не даю? Это вы меня связали.

Она лежала на спине с руками, притянутыми к изголовью, и едва могла повернуть к нему голову.

— У меня нет выбора, — ответил он.

— Нет? Есть. — Не служить империи, например. — Вы когда-нибудь пробовали спать связанным?

— Если я развяжу вас, вы попытаетесь меня убить?

— Нет, — соврала она.