Ведьмин крест

Мать развернулась и ушла, а Софья этого даже не заметила. Она беззвучно плакала, не в силах отвести взгляда от папеньки. Кто же теперь будет рассказывать ей о ее суженном? И ничего папенька ее не бросал! Это осень заставила его сделать это!

— Это — осень... — Прошептали в пустоту ее губы. Софья поежилась, пытаясь освободиться от гнета воспоминаний, и закуталась в шаль, пытаясь спастись от зябкой непогоды и тоски, отравляющей душу. Впрочем, какие еще чувства можно испытывать у могилы близких людей?

Следующими были близнецы. Они умерли два года назад от какой-то заразы. И тоже осенью. Сгорели как две свечи, ее младшие братики. Хоть мать и считала, что Софья недостаточно заботится о них, мало уделяет им внимания и времени, но она любила их. Петр и Павел... Ее апостолы...

Она перевела взгляд с надгробия отца на две могилки рядом.

Маменька любила говорить, что все они сейчас на небесах рядом с Боженькой, и только оставшиеся должны нести свой крест в этом преддверии ада. Она всегда была набожной женщиной. И строгой. Но Софья знала, что она любит ее. А то, что из ласковой и нежной красавицы, что блистала на балах в столице, мать превратилась в худую, неулыбающуюся старуху, тоже была виновата осень!

— Прощайте братики! Прощай папенька. Не знаю, свидимся ли больше. Хоть ты и хотел мне счастья, да видно без тебя ему не бывать. Не увидеться мне с моим суженым. Матушка отдает меня замуж за старого богатея. Он купил меня, папенька. И не будет мне того счастья, что ты мне обещал. Но это не твоя вина. — Софья поднялась и, посмотрев на желтые, оставленные ею на могиле цветы, печально улыбнулась. — Это осень.

— Софья! — Резкий голос матери заставил ее вздрогнуть, обернуться и покорно побрести к усадьбе. После того, как сорокавосьмилетний купец Илья Кондратов заслал к ним сватов, мать ходила за ней как тень. Где бы Софья не находилась, она кожей чувствовала ее присутствие. — Вот ты где! Илья Николаевич сам изволил приехать, на жену свою будущую посмотреть.

— Приехать? Он в усадьбе? — Софья почувствовала как похолодели ее и без того холодные руки, а ноги подкосились, заставив опереться о ледяное надгробие. Вот и все! Если после того, как приезжали сваты, еще брезжила надежда, что все это не правда, что купец Илья Кондратов передумает, откажется от нее, бесприданницы, то теперь словно сердце остановилось.

— В усадьбе. С братом своим и помощником. Изволил сам посмотреть на свою красавицу невесту. — Мать подошла, взяла ее, словно маленькую, за руку и повела за собой, не замечая хлябающей под ногами осенней грязи. — Ты же у меня красавица, Софьюшка! Окончились теперь наши мучения! Отстрадали мы! Будешь теперь, как сыр в масле кататься и думать забудешь о том, что тебе пришлось пережить из-за твоего папеньки! Если бы не его пристрастие к карточным играм, то и до сих пор горя не знали...

— Лучше скажите, что эта свадьба вам в радость! Отдаете меня старику за богатое приданное! — Софья зло вырвала руку, и посмотрела на мать. — Я вам в тягость! Как и папенька был!

— Дура ты, девка! — Мать вопреки ожиданиям не разозлилась на ее непокорные слова, и снова взяв за руку, потащила за собой, бормоча. — Кому ты нужна, даром, что дворянских кровей! В столицу тебя не пустят, а Кондратов самая выгодная партия. Вдовец! Богатей, каких поискать. Он же тебя на руках носить будет! И что такое сорок восемь лет для мужчины? Родишь ему наследника и живи в свое удовольствие! Еще спасибо скажешь!

— Да зачем я ему сдалась?! Мог бы кого и побогаче сосватать! — Гнев и злость уступили место апатии. Может и права матушка. Может судьба это ее?

— Золото ему и свое девать некуда. Богатейки ему не надобно. А вот молодость, красота и титул графский, чтобы перед своими хвастать — самое оно!

— А если он руки распускать станет? Ведь недаром же вдовец!

— Не станет. — Только и отмахнулась мать. — Есть у меня защитный амулет. Еще от матери достался. Наденешь его, и мужики все, что шелк становятся. Хранит он нас от всего. Только от неудач судьбинных не хранит, но, верю, тебя они обойдут стороной.

Холодный холл усадьбы встретил их тишиной. Захлопнув с грохотом двери, мать подтолкнула ее к коридору, что вел в зал приемов. Возле приоткрытой двери, за которой слышались голоса, она остановилась.

— Иди.

Софья взглянула на нее, и, распахнув дверь, шагнула внутрь. Трое мужчин сидели в креслах у зажженного камина и, попивая из бокалов янтарную жидкость, о чем-то тихо переговаривались.

— Здравствуйте... — Пробормотала Софья, делаясь пунцовой от обратившихся на нее взглядов.

— И тебе не хворать! — Поднялся один и, неспешно направился к ней.

"Господи, только бы это был не мой жених!" — взмолилась девушка, разглядывая лысого, курносого коротышку. Зато борода была роскошной. Окладистой, светлой, в мелкую кудряшку. — "Только бы это был не он!"

— Петр Косицын. Поверенный вашего нареченного, Софьюшка! Приятно познакомиться! — прогнусавил тот.

Софья выдохнула и улыбнулась, стараясь не морщиться, когда тот слюняво приложился к ее руке.

— Пойдем, я познакомлю тебя с твоим женихом! — Его пухлая ручка приобняла ее за талию, и он повел девушку к поднявшимся навстречу мужчинам. Софья растерянно оглядела их. Оба высокие, широкоплечие, статные, с темными кудрявыми шевелюрами. Оба привлекательные. Только один был молод, а на висках и усах другого уже начала пробиваться седина.

— Добрый день, Илья Николаевич. — Софья безошибочно присела в поклоне перед тем, кто был старше.

Тот помедлил с ответом. Обошел ее, разглядывая, словно необъезженную кобылицу. И наконец, выдал.

— Хороша! — Взяв ее за подбородок, улыбнулся. — Пойдешь за меня замуж?

Стараясь не выдать охвативший ее гнев, та только кивнула, и едва слышно прошептала.

— Пойду.

— Вот и умница! — Жених вдруг притянул ее к себе и властно впился в губы. — Ты станешь хорошей женой! — Выдал он, наконец, отстранившись. — А если родишь мне сына — озолочу!

Софья отпрянула, невольно отирая кулачками губы.

— Грешно это. До свадьбы!

— А чего тянуть-то? — Илья Николаевич с улыбкой провел рукой по ее щеке, размазывая невольные слезы. — Завтра за тобой придет Дмитрий Николаевич, брат мой, и заберет тебя в мой дом, а я пока отбуду к свадьбе готовиться.

Он указал на молодого. Тот стоял, не сводя с Софьи глаз, до сих пор не пророня ни слова. Услышав наказ брата, криво улыбнулся и коротко поклонился.

— Всегда рад исполнить твой наказ, братец. — И Софье. — Добро пожаловать в семью.

Они что-то говорили еще, разговаривали с заглянувшей в зал маменькой, обсуждая какие-то условия сделки, только Софья не слышала. Сгорая от стыда, она, сжавшись в комок, сидела на диване, мечтая только о том, чтобы этот кошмар закончился, и завтра не наступило никогда!

Наконец, когда жених со свитой уехал, Софья дала волю слезам. Как подошла мать она не услышала.

— Ну, хватит! Чего реветь как по покойнику?

— Я не люблю его! И никогда не полюблю! — Всхлипывая, Софья посмотрела на мать. — И если он вам так нравится, выходите за него сами!

— Да я бы вышла... — Горько усмехнулась та. — Да только не позовет. Таким как он, привыкшим брать от жизни все только самое лучшее, такие как я не нужны. Одно счастье мне только и осталось, взять даденное за тебя приданное, да уехать к сестрице, графине Никольской, в Париж.

— Вы бросите меня? — От такой новости даже высохли слезы. — Вы бросите меня, матушка?

— Ты будешь замужем. Свой долг перед тобой и перед отцом твоим я выполнила. Вырастила тебя, пристроила. Пора и о себе подумать. — Мать села рядом на диван, и протянула ей затянутую в черный шелк коробочку. — Вот. Возьми. Это мой семейный амулет, о котором я говорила. Бабка моя рассказывала, что в нем заключен дух, который защищает всех женщин нашего рода. Если вдруг твой муж будет с тобой не ласков, вспомни про амулет и надень его. Говорят, чтобы амулет проснулся, его надо напоить своей кровью, но я не пробовала. Муж мне достался ласковый, любящий, да только без стержня и царя в голове, а от этого, никакой дух не поможет.

Софья взяла коробочку и открыла. Долго вглядывалась в странный узор необычного, словно покрашенного черной краской креста, в изумрудный глазок, расположенный точнехонько в центре, и снова закрыла.

— И как он защищает?

— Да кто его знает. Вроде обидчики тебя начинают любить как себя. Так мама моя говорила.

— Спасибо, маменька. Я буду беречь его.

— Или он тебя. — Вздохнула та. — Но без особой нужды не надевай. Колдовские вещи — они всегда с двойным дном.

Утро свадьбы все равно наступило, как Софья этому не противилась. Только теперь она не испытывала страха. Скорее нетерпение, чтобы все это поскорее закончилось.

Дмитрий приехал ровно в ветряный полдень. Помог забраться в карету Софье, одетой в роскошное, шитое жемчугами свадебное платье, и, отдав распоряжение кучеру, сел рядом. Мать провожать их не вышла. Да и зачем? Все было сказано между ними еще вчера. Ничего не изменится за ночь.

Какое-то время попутчики молчали, трясясь в поскрипывающей карете. Софья погрузилась в невеселые мысли, слушая завывания ветра, и вопрос Дмитрия застал ее врасплох.

— Хорошо ли вы сегодня спали?

— Что? — Она растерянно взглянула в его темные, почти без зрачков цыганские глаза, невольно отметив длинные пушистые ресницы и прямые линии бровей.

— Что вам снилось? — Улыбнулся он. И в глазах заплясали лучики солнца.

Снилось? Софья даже нахмурилась, вспоминая, и наконец, виновато призналась.

— Не помню...

— А мне снились вы. Как будто на лугу цветы собираете. Хороший сон.

Он вздохнул.

— К чему это вы? — насторожилась Софья.

Тот пожал плечами.

— Ни к чему. Просто примета есть. Если хороший сон накануне свадьбы увидеть — все будет хорошо!

— Ах, не успокаивайте меня. — Софья разочарованно взглянула в окно.

— Илья хороший. Не бойтесь. Может он немного властолюбивый и строгий, но он добрый человек. И несчастный. Две жены похоронил, а наследников нет. Даже меня подумывал преемником своих дел сделать, пока о вас не узнал.

— А почему жены умерли? — Она вновь посмотрела на Дмитрия. Вроде черты с братом похожи, да только присмотрись — небо и земля! Тот грубый, властный, привыкший добиваться всего по щелчку пальцев, а Дмитрий вежливый, утонченный, душевный, с аристократичными чертами лица. Если бы судьба не распорядилась так жестоко, предоставив ей выбор, она бы лучше выбрала Дмитрия.

— У первой, Лизаветы Палны чахотка обнаружилась на второй год после свадьбы. Я тогда еще мальцом был, не помню особо. Вторая, Ольга Семеновна, долго прожила с ним в браке, да все детей бог не давал. Потом дал, да только потешился. Умерла она при родах и ребенок долго не прожил. С тех пор брат не женился, пока вас не увидел, Софьюшка.

Софья даже вздрогнула, как нежно, ласково он произнес ее имя.

— Надеюсь, у вас с Ильей все будет хорошо да ладно.

— Я боюсь его. Не люблю! — Вдруг вырвалось у нее. — Я не хочу быть ему женой!

— Не переживайте! Вы его полюбите. Он хороший. — Уверенно произнес Дмитрий, глядя ей в глаза. В душу! Да только она ему не поверила. Только отвернулась, чтобы не смотреть в его глаза, в его лицо. Чтобы не запоминать его черты.

Имение купца Кондратова находилось рядом с большой деревней, которую они проехали на закате. Еще не стемнело, как они прибыли к роскошному двухэтажному каменному особняку. Софья, уставшая и замученная поездкой, едва не вывалилась из кареты, когда Дмитрий распахнул дверцу. Подхватив ее на руки, он, распорядившись кучеру по поводу багажа, понес ее к огромному светящемуся дому, возвышавшемуся за высоким частоколом забора, из которого доносились звуки пианино, гармоники и скрипки, а так же смех и голоса.

Что же будет, когда гости и ее будущий муж увидит, как Дмитрий внесет ее в дом на руках? Не хорошо это! Софья беспокойно огляделась и взмолилась.

— Нет! Поставьте меня на ноги! Пожалуйста!

— Да полно вам! Вы и минуты не удержитесь! — Дмитрий, и не думая подчиняться, легко улыбнулся, глядя ей в глаза каким-то тяжелым, подчиняющим взглядом.

— Удержусь! Пустите!

— А если я не хочу вас отпускать? — Едва слышно произнес он, заставив ее замереть от невыносимого ужаса и сладостного восторга, но тут же поставил свою драгоценную ношу на первую ступеньку крыльца. Нежно поддерживая за талию, он повел ее вверх. — Осторожно, ступени крутые, ровно десять штук. Я помогу вам подняться.

Едва они оказались у тяжелой дубовой двери дома, как она распахнулась сама, и на крыльцо, пошатываясь, шагнули двое бородачей. Увидев Софью и Дмитрия, они охнули и старательно поклонились, подметя бородами пол.

— Дмитрий Николаевич!

— Барыня-хозяйка!

— Посторонитесь! — Вдруг рявкнул в ответ Дмитрий, и едва не отпихнув бедолаг, буквально внес Софью в дом. Навстречу им выбежали несколько женщин и тоже низко поклонились.

— Хозяйка!

— Дмитрий Николаевич! Сообщить хозяину, что вы дома?

— Отведите Софью в ее покои, да приведите в порядок! А брату я сам доложусь!

Софья почувствовала, как поддерживающие ее все это время руки исчезли, и Дмитрий, не произнеся больше ни слова, направился по коридору, туда, где слышалась музыка и разухабистые, взбудораженные алкоголем голоса.

Ой, страшно-то как! Точно в пасть ко львам попала! Да и дом в пору клетке! Из высокого холла, в залу, где и происходила ненавистная свадьба, вел через весь дом длинный, мрачный коридор с рядом дверей, а по обе стороны вверх, в полумрак, едва разбавленный тусклым светом нескольких керосиновых светильников, поднимались лестницы, видимо к спальням. И не оконца вокруг! Аж жуть берет! Так и, кажется, что сгинет она в этом доме на веки вечные.

— Пойдем, хозяйка, с домом завтра мы тебя познакомим! Надо тебя с дороги умыть, а то Илья-батюшка уже весь истомился в ожидании невесты! И поп приглашенный уже истомился. Еще чуть-чуть и придется завтрева ждать. Медовуха у нас знатная. — Служанка, бабка лет семидесяти подхватила ее за талию и повела в темноту коридора. Как оказалось — бесконечного!

Наконец, семенившая впереди девушка-чернавка распахнула двери, и Софья оказалась в большой комнате без окон. У дальней стены стояла большая лохань полная воды, от которой исходил пар. Не успела невеста пискнуть, как три пары рук со сноровкой стали расстегивать крючки и пуговки на ее подвенечном платье, пока оно бесформенным облаком не упало к ее ногам.

— Худющая-то какая! — Не удержалась бабка, не скрывая неприязни, и подтолкнула ее в сторону лохани. — Взбирайся. Нам велено тебя помыть.

— Но... платье! — Софья с ужасом смотрела, как служанки подхватили подаренное мамой подвенечное платье, и, распахнув заслонку, сунули его полыхающий огонь печи.

— Не боись, хозяйка. Илья Николаевич может позаботиться о своей невесте. — Бабка, судя по всему, была тут главной. Она дождалась, когда Софья заберется в лохань, оказавшуюся ей по пояс, расплела ей косу, и вдруг окунула ее с головой, а затем, больно дергая, с силой приняла мыть ее роскошные иссиня-черные волосы.