— Но в результате ты нашла ответ?
— Нет, Гарри, я его не нашла. Всего лишь подтверждение, что это не подделка. Что это в действительности какой-то язык, а не просто набор символов.
— Чей язык? — качнул он головой, наливая масло.
— Я не знаю. Такое ощущение, что просто не существует книг, которые его упоминают. Я нашла лишь ссылки на ссылки. Кто-то где-то видел что-то подобное, и это всё.
— Не слишком обнадеживает.
— Согласна. Но всё-таки кое-что мне удалось узнать. Хотя бы направление поисков.
— То есть?
— Я нашла упоминания о книгах, в которых про что-то подобное рассказывается.
— И за чем дело стало?
— За тем, Гарри, что эти книги почти невозможно отыскать.
— Даже тебе?! — удивился он.
— Да, как ни странно это прозвучит. Мало того, что такие книги — сами по себе огромная редкость, но на их хранение еще и существует негласный запрет и в магическом и даже в маггловском мире.
— Они и магглам известны?!
— Да, но таких магглов по пальцам одной руки можно пересчитать. Никто вообще не хочет иметь никаких дел с этими книгами, и с любой информацией, которую оттуда можно почерпнуть.
— Тогда откуда нам их раздобыть?
— Ну, я навела кое-какие справки. Знаешь, — она усмехнулась, — если бы у Волдеморта была своя библиотека, я бы начала поиски оттуда.
— Но библиотеки у него не было.
— Нет, зато она есть в доме Блэков.
— Что ты имеешь в виду? — он обернулся от плиты, смотря на нее вопросительно.
— То, что информация гораздо ближе, чем мне казалось. Скажи, ты видел у себя в домашней библиотеке книгу под названием "Unaussprechlichen Kulten" Фридриха фон Юнца?
— Мерлин, да я слова-то такого не выговорю!
— И не надо. Зато я хорошо помню, что видела ее у тебя.
— Так вот зачем ты пришла!
— Конечно. Мне надо пошарить у тебя в библиотеке и попробовать что-то извлечь из этой книги.
— А если там не найдется ничего полезного?
— Есть и другие. "Люди монолита", например. Или "De Vermis Mysteriis". "Книги Хсана".
— Хорошо, и что нам даст это изучение?
— Мы во что бы то ни стало должны понять, что это за ритуал! Простое изучение остатков ничего не дает, я уже пробовала. Ничего похожего никто не знает и не видывал. Хотя то, что появились новые материалы, — она постучала по папке с делом Роули, — это хорошо, больше материалов, больше шансов всё разузнать.
Он уселся за стол и принялся с жадностью есть, улыбаясь в ответ на ее одобрительную улыбку.
— Гарри, я оставлю тебя, хорошо? Пойду, покопаюсь в библиотеке. Чем быстрее я найду книгу, тем лучше.
— Хорошо, но не зарывайся там с головой.
— Ты что, не доверяешь главному специалисту по библиотекам? — шутливо возмутилась она.
Он доверял. Ни у кого не было такого навыка в поисках нужных трудов, как у его подруги. Он как раз успел покончить с едой и приступил к чаю, когда она вернулась, уткнувшись носом в пропахший чуть ли не плесенью абсолютно черный фолиант. Он выглядел до того неприятно, что Гарри даже порадовался, что уже поужинал. От фолианта разило не просто древностью, он порождал ощущение чего-то пакостного, словно клубок червей, и понять, откуда исходило такое странное ощущение, было невозможно. Хотя почему-то оно весьма напомнило ему то, что он чувствовал, находясь рядом с черным пятном.
Гермиона осторожно захлопнула его и положила на край стола. Вид у нее был довольно бледный.
— Ты уверена, что стоит в этом копаться? — осведомился он.
— Не думала, что это окажется настолько... Не думала, что есть книги, которые не стоит читать, — выдавила она из себя.
— Я не ослышался? Это Гермиона только что сказала?
— Да, Гарри, это я. И я... не знаю... мне это не нравится, но другого выхода нет. Понятно одно — ваш мотив мести тут совершенно не подходит. Такими вещами может заниматься либо полностью отчаявшийся человек, готовый на всё что угодно, либо безумец.
— Такой, как Беллатриса, например?
— Нет, не такой. Не просто психопат. Настоящий, стопроцентный безумец!
— Выходит, его цели могут быть вообще какими угодно?
— Вот именно.
— И как же нам быть?
— Накапливать информацию, анализировать.
— А он, тем временем, будет убивать дальше.
— Я именно это и имею в виду.
— То есть, ты хочешь сказать... нам просто надо сидеть и ждать, когда он убьет снова, чтобы понять, как его ловить?
— Да, — сказала она тихо. — И не думай, что мне нравится такой ответ.
— Воображаю себе, как он понравится моему начальнику!
— Боюсь, тут уж ничего не поделаешь.
— И у тебя нет даже ни одного предположения, кто бы это мог быть? Хотя бы приблизительно.
— Ну, для начала этот кто-то должен знать о том, о чем не всякий невыразимец знает. Он должен читать соответствующую литературу, которая в обычных библиотеках не хранится. Я уже намекала тебе на такого, как Волдеморт. Делай выводы.
— Ты считаешь, это может быть кто-то из его сподвижников?
— Возможно — да, возможно — нет. Я постараюсь составить для тебя список кандидатур. Хорошо? — она уперлась подбородком в ладони и зевнула.
— У, Миона, ты сейчас заснешь. Давай-ка, поднимайся и отправляйся домой. Завтра договорим.
— Слушай, а можно я останусь у тебя? Уже ночь, какой смысл будить еще и Рона?
— Э-э, ты уверена, что это хорошая идея?
— Брось, Гарри, Рон уже давно привык, что я могу остаться ночевать на работе.
— Завидую его терпению. Я бы на его месте...
— Что? Ревновал бы? — она озорно посмотрела на него.
— Ага.
— Сказал человек, отпустивший жену в Шотландию на целый учебный год! — она скорчила насмешливую гримаску.
— Ты умеешь убеждать, Миона. Но если твой муж вдруг явится ко мне выяснять отношения...
Она вдруг посерьезнела.
— Гарри, честное слово, прекрати это!
— Хорошо, где тебе постелить?
— На третьем, напротив твоей комнаты. Терпеть не могу эту спальню на четвертом!
— Как в старые добрые времена Ордена Феникса.
— Ага-а, — она снова зевнула, высунув острый розовый кончик язычка.
— Только одно маленькое условие. Вот это, — он встал и поднял со стола книгу и обе папки, — я возьму к себе. А то я тебя знаю. Будешь до утра сидеть изучать. Ну, пойдем уже.
— Не боишься, что я прокрадусь к тебе в комнату и утащу их?
— Эй, эй, что это за вторжение в личное пространство?!
— Помнится, раньше ты меня не стеснялся.
— Помнится, раньше ты не была женой моего друга.
Они оба вдруг замолчали, только лестница скрипела под их ногами. Этот разговор был разгрузочным после такого-то дня, но излишняя игривость почему-то начала смущать.
Он молча постелил ей постель, пока она ходила в ванную, дождался ее у двери, чтобы пожелать спокойной ночи, но вместо этого сказал:
— Я так и не поблагодарил тебя сегодня, Гермиона.
— За что?
— За то, что в очередной раз спасла меня.
— А, ты об этом, — она мягко улыбнулась, теребя халат. — Ну что ты, Гарри, это же наша давняя привычка — спасать друг друга.
Ее розовое после душа лицо со смытым макияжем было сейчас таким родным, таким домашним, что на него разом нахлынула волна нежности.
— Так здорово, что ты есть, Гермиона! — выдохнул он.
Она схватила его за рубашку, привстала на цыпочки и чмокнула в щеку.
— Спокойной ночи, Гарри.
Он кивнул. Она юркнула в дверь, и он не услышал ее шагов. Тогда он сам, первый развернулся и ушел в свою комнату, чтобы не смущать ее.
Упав на постель прямо в одежде, он долго лежал с выключенным светом, понимая, что если и заснет, то только под утро, учитывая, что провалялся в забытьи весь сегодняшний день.
Взгляд поневоле остановился на темном углу, в котором стояла тумбочка, на которой сейчас лежала черная книга. Ее не было видно, но ему казалось, что он ощущает ее со своего места на кровати. Он перевернулся на бок, лицом к стене.
Вся эта история с жуткими книгами и никому не известными письменами выглядела страшно неправдоподобно, но зато прекрасно укладывалась по восприятию с тем, что он чувствовал в коттедже Стреттонов. Это четкое ощущение чего-то нехорошего, мерзкая тайна, скрывающаяся под не менее мерзкой внешней оболочкой кровавого убийства, как будто кто-то бормотал за спиной, визгливо посмеиваясь. А он — аврор, призванный бороться со всякой мерзостью, вынужден просто сидеть и ждать, пока умрет кто-то еще. Терпеть такое положение было почти что невыносимо. Радовало только, что Гермиона с ним, Гермиона ищет, Гермиона старается, а значит, рано или поздно, они опять победят.
Когда его мысли перешли на его подругу, его воображение внезапно разыгралось. Она была совсем рядом, в комнате напротив, и он вдруг явственно представил себе, как она снимает слишком длинный для нее, волочащийся по полу халат его жены, и ложится в постель. Как она лежит там — маленькая, тонкая фигурка, натянув одеяло до самого горла, и плачет...
"Плачет?!"
Какого черта ему вдруг пришло такое в голову?! У нее были все причины, чтобы чувствовать себя довольной. Она получила в свои руки такую грандиозную загадку, а загадки она обожала разгадывать. Тогда почему он так явственно видел перед своим мысленным взором ее слезы? Похоже, сегодняшнее нездоровое состояние наложилось на его мнительность и выдавало всё более странные результаты. Он попытался снова сосредоточиться на мыслях о древних ритуалах, но всё это выглядело слишком вычурно, слишком напоминало странные легенды и совсем не тревожило фантазию.
Вместо этого он снова представил Гермиону. Как она переворачивается на постели и смотрит в окно своими большими, мокрыми от слез глазами. Захотелось взять ее на руки и успокоить, словно ребенка.
Кажется, он понимал, откуда все эти мысли. Ему просто нужно дождаться приезда жены. Тогда подобные фантазии быстро исчезнут. В нем бродила неудовлетворенность, поэтому он даже в Гермионе видел сейчас женщину, пусть его желание и выражалось таким причудливым образом. У него в голове возник недоуменный вопрос, а что, собственно, плохого в том, чтобы видеть женщину в своей лучшей подруге, но он быстренько смел его в корзину для неправильных мыслей. Он давно знал, что логика может оправдать любую пакость, достаточно только дать ей волю. А думать таким образом о Гермионе, было пакостью — самой отвратительной пакостью, которую только можно было представить.
Он зевнул. Похоже, ему, наконец, захотелось спать. Он снял очки и положил их на тумбочку.
"Полежу еще чуть-чуть и пойду в ванную", — подумал он, погружаясь в сон.
Глава 3. Развитие явления.
Двигаться дальше,
Как страшно двигаться дальше,
Выстроил дом, в доме становится тесно
БГ.
Проснулся он в начале седьмого с чугунной головой и весь в поту, оттого что спал в одежде. Мантия безнадежно измялась, и теперь предстояло ее как следует выгладить, чего делать совершенно не хотелось. Он встал, пожевал пересохшим ртом и отправился вниз, на второй этаж, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Гермиону.
Когда он вышел из ванной, кто-то настойчиво молотил в камин.
— Поттер! Ты там? Впусти меня.
Это была Спиннет, и он открыл камин, несмотря на то, что стоял посреди гостиной в одном полотенце, обернутом вокруг пояса. Спиннет была настоящим "своим парнем" еще со времен Хогвартса, стесняться ее как-то не приходило ему в голову.
— Доброе утро! О! Я, похоже, не вовремя, — она раздвинула до ушей свои полные губы. — Хорошо выглядишь. В смысле, мышцы, всё такое.
— Ага, конечно, — ответил он вяло. — Проходи. Будешь кофе?
— Некогда. Слушай, ты где был вчера целый день? Я тебя обыскалась.
— Долгая история.
— Давай, собирайся скорее. Похоже, у нас еще одно убийство!
— Тсс, тише, Лис, не вопи так громко!
— Что, голова болит?
— Да нет, но...
Но было уже поздно. Гермиона стояла в дверях гостиной, завернутая в халат, с всклокоченными волосами и едва проснувшимся выражением на лице.
— Оу! — Спиннет, отвела взгляд с широкой ухмылкой. — Похоже, я не просто не вовремя, я ОЧЕНЬ не вовремя!
— Эй, это не то, что ты подумала! Гермиона просто осталась у меня переночевать. Вчера допоздна разбирали ее версию.
— Ага, версии, они такие — очень утомляют. Я и говорю... не вовремя, — продолжала напарница с глумливой улыбкой.
— Не будь дурой, Спиннет, — просто проворчала Гермиона, глядя на нее со своим привычным выражением "я-смотрю-на-тебя-с-высоты-своего-рассудка".
— Ладно, ладно, простите, а то твой домашний невыразимец, Гарри, сейчас метнет в меня что-то потяжелее своего взгляда. Но, если серьезно, то нам действительно пора поторопиться. Одевайся, а позавтракаем где-нибудь ближе к месту преступления.
— Что случилось? — осведомилась Гермиона.
— Еще одна жертва, — ответила Спиннет, прежде чем он успел ее остановить.
— Ты не пойдешь, — сразу же сказал он, поворачиваясь к своей подруге.
— Гарри! Это прекрасный шанс добыть новые материалы для изучения. Помнишь, мы вчера говорили об этом? Чем больше будет материалов, тем быстрее мы поймем, с кем имеем дело.
— Нет, я не хочу, чтобы ты там появлялась!
— Но почему?! Гарри, я не ребенок, я прекрасно знаю, какие меры предосторожности надо принимать, знаю, между прочим, лучше тебя.
— Я в курсе, но всё равно... Оставь это мне. Нам со Спиннет. Твое дело — анализировать.
Кажется, она разозлилась.
— Гарри, в конце концов, ты же не можешь всю жизнь защищать меня от опасностей!
— Но я могу пытаться.
— Мы же с тобой вместе через столько прошли, с чего вдруг такая боязнь?
— Не знаю, — ответил он честно, опуская голову, — но мне не нравится, что ты будешь около... этого. Тебе одних книг пакостных хватит с лихвой.
— Каких книг? — вставила Спиннет.
— По дороге расскажу.
— Я — специалист, — всё больше распалялась Гермиона, — у меня есть специальные средства, я знаю особые заклинания, мне нужно там быть! Подумай об интересах дела, а не только о собственных страхах!
Он молчал, наморщив лоб, упрямо глядя в пол.
— В конце концов, — воскликнула она, — если тебе так хочется, можешь стоять надо мной с палочкой наперевес, если тебя это успокоит!
— Или я могу просто пригласить другого специалиста.
— Что?! Гарри, это... это... — она беспомощно развела руками. — Впрочем, поступай, как знаешь!
Она развернулась и побежала наверх по лестнице, только волосы взметнулись облаком.
— По-моему, ты не прав, Поттер, — Спиннет покачала головой. — Прогонишь ее — потом сам будешь виноват, когда она тебя видеть не захочет. Я бы, во всяком случае, точно не захотела бы.
— Ну и ладно! Главное, что с ней ничего не случится.
— А мы с тобой как же?
— У нас такая работа. А она на нее не подписывалась.
— У невыразимцев работа поопасней нашей в сто раз будет. И это задание как раз из тех, что буквально для них и придумано. Так что не дури, и не капризничай, а пойди и скажи ей, чтобы собиралась.
— Мне надо одеться.
— Ладно, тогда я скажу.
Он не ответил, но и не стал ее останавливать. Со всех точек зрения он и вправду вел себя очень глупо. Но почему-то ему самому это упрямство казалось каким-то оправданным. Какими-то своими внутренними причинами, которые он и сам не мог понять.
