Безграничье. Тайна пророчества

Теперь же история частично повторялась, только в этот раз смерть забрала старшего брата, вновь нанося удар по когда-то едва залеченному сердцу Риазы.

Не сумев сдержаться, Санма одними уголками губ, но со всем сочувствием и поддержкой на которые была способна, улыбнулась сестре, но в следующее мгновение тряхнула головой, пока не натворила еще большей глупости. Нет, она не могла терпеть эту муку и потому вновь взглянула на императрицу.

— Одана, — императрица была единственной, кому могла верить Санма и потому она постаралась морально отделить себя от всей остальной семьи, хотя в это мгновение особенно сильно чувствовала натянутые путы, что связывали ее с каждым в этом зале. — Кто-то из нас, родных Мэдвиса, виновен в его смерти. Тот посланник темного мага, что описывается в пророчестве, кто-то из нас...

В глазах Оданы ничего не изменилось, хотя она дернулась так, словно Санма ударила ее, но затем взяла себя в руки и внимательно оглядела сидящих за столом. Проследила за ее взглядом и Санма, удивляясь тому, как спокойно родственники восприняли это известие.

Наука дэрати Инад давала о себе знать. Единственные, кто не смог сдержать своего удивления были: побледневшая Андиат, жена Креда, и Плама, издавшая жалобный вскрик. Санма с нежелательным для себя состраданием посмотрела на Пламу. Женщина с болью сглотнула и этим напомнила Санме ту девочку, которую она совсем недавно видела в игровой комнате.

Пламмета была самой доброй и искренней из всей семьи. Она всегда старалась помогать окружающим и часто была единственной, кто мог примирить родственников, когда возникали ссоры и недопонимание. Плама во всем слушалась строгую мать, даже когда та заставила ее выйти замуж по расчету, хотя сама в свое время, как и брат, воспротивилась родителям. Дэрати Инад дорожила дочерью, а Плама, зная это, никогда не обижалась на волшебницу, пусть первая часто высказывала свое недовольство характером и плохими способностями к магии последней, унаследованными от отца.

Гостаг Залант, отец Пламы, был слабым чародеем, обладающим лишь первыми тремя знаками магии, правда и с теми едва справлялся. В детстве Санма, ее братья и сестры, тайком подтрунивали над дэрати Инад и ее смешным, забавным супругом. Когда они ругались, точнее она ругала его, Санма, Мэдвис и Риаза зачастую подслушивали, так как это было поистине уморительное зрелище. Пышная Инад — раздающая приказы направо и налево и худенький Гостаг, беспрекословно ей повинующийся и постоянно, точно в такт ее речи, качающий головой.

Плама, как и отец, не любила магию и иногда говорила, что спокойно прожила бы и без нее, и никто даже на миг не сомневался в правдивости ее слов. От дэрати Инад дочери достался четвертый знак, но Плама редко использовала его, впрочем, как и остальные три. Она любила повторять, что жизнь ей дала руки и разум, а не только магию.

Андиат с надеждой смотрела на Санму, будто, и вправду, думала, что волшебница сейчас опровергнет свои же слова. Понемногу пришло понимание и она, ожидая поддержки, сжала руку Креда.

Санме всегда было жаль Андиат, ведь она так и не смогла полностью войти в их семью и по большей части благодаря дэрати Инад, которая ненавидела невестку. Она считала, что Кред заслуживает лучшего, чем эта "неприглядная волшебница с водянистыми глазами-щелками". Объяснялась ненависть не только незавидными внешними данными Андиат, но и прошлым желанием тетушки — женить Креда на дочери ее хорошей подруги баронессы, красавице и умнице Лиантре. Но Кред был против, решив выполнить последнюю волю отца, и выбрал себе в жены дочь высшего мага простушку Андиат. В чем-то, конечно, дэрати Инад оказалась права, Кред так и не полюбил свою супругу, хотя и испытывал к ней привязанность, она же отвечала ему обожанием и прощала все, даже нелюбовь. Для Андиат было важнее, что он уважает ее и всегда верен, а любовь... Достаточно и того, что она его любит.

Но спокойная и размеренная жизнь Андиат изменилась в последние арки, вместе с жизнями остальных членов семьи. Женщина потеряла внимание Креда, в ответ же пришли страх и неуверенность в следующем дне. Когда все части древнего пророчества, с рождением Тенаса ставшие на свои места, указали на Мэдвиса, Кред бросил свою мирную жизнь в Звездном поместье и переехал с семьей в Аларбо. Он позабыл обо всем и только жил мечтой разгадать тайну пророчества.

Чуть больше, чем за арк до смерти Мэдвиса, Кред покинул Коанор, сказав, что знает нить, которая может привести его к тому, кто намеревается воплотить пророчество. Андиат, беременная вторым ребенком, с их дочерью Церикой, вынуждена была остаться в императорском замке. Волшебница целыми днями просиживала у окна их спальни, ожидая, когда на южной дороге появится одинокий всадник.

Видя, как страдает Андиат, Одана и Санма уговорили ее поехать немного отдохнуть в лесное поместье. Женщина не хотела соглашаться, она боялась, что Кред может вернуться в Аларбо, а ее не будет, но все же понимала, что должна думать прежде всего о ребенке. Уезжая, она буквально умоляла оповестить ее, если вдруг приедет муж. Что вскоре и случилось. За день до смерти Мэдвиса Кред вернулся. Санма отправила невестке письмо с этим радостным известием, но никто не мог предположить, что Андиат, вместо счастливой встречи получит горестную весть, что Мэдвиса убили.

Санма опустила взгляд, думая о том, как много может значить маленький клочок пожелтевшей от времени бумаги и какую силу он может иметь над чужими жизнями. На этом старом пергаменте рукой гнома-пророка Шорликса были выведены страшные слова на первоязычьи.

Когда возникло пророчество, даже земли, на которой в скором времени образовалось государство Эйвелис не существовало. Поэтому пророчество передавалось от одного пророка к другому, пока не пришло в Эйвелис. К тому сроку, как пророчество попало в руки первому императору страны, Шорликс уже давно умер. Скэл ? не нашел подвоха в древних словах, хотя и пытался, уж совсем не хотелось ему прощаться со своей властью, которой он добился во многих битвах и сражениях.

Скэл Безжалостный, как его называли в народе, очень боялся, что пророчество коснется его и поэтому принудил своих придворных жрецов и предсказателей расшифровать секретные записи Шорликса. Боясь страшной расправы и угроз со стороны правителя, волшебникам пришлось приложить много сил и стараний, чтобы исполнить волю Скэла. Разные обряды и гадания провели они, пытаясь выведать тайну пророчества, даже однажды вызвали душу Шорликса, благодаря чему удалось собрать по кусочкам желанный ответ:

"Силы зла, во главе с темным магом, восстанут против императорской семьи. И много будет слуг у него, многие перейдут на сторону темного мага, предав свои былые жизни, предав родных и все во что верили.

Свершится же пророчество, когда воссядет на трон зеленоглазый император и наследник его будет третьим по счету ребенком и единственным мальчиком в семье" — вот что поведали Скэлу придворные жрецы, дрожа от страха, ведь решалась их судьба. А что взбредет в голову императору — не знал никто. Но император несказанно обрадовался и смиловался над своими жрецами, в придачу одарив их щедрыми богатствами и дарами. Скэл не был зеленоглазым, его глаза имели блеклый желтовато-карий цвет, сын-первенец также унаследовал отцовы глаза, а вслед за ним и его сын — внук первого императора.

К удивлению, за всю историю пророчества лишь один император, не считая Мэдвиса, подходил под описание. Правда, родился он за одиннадцать поколений до последнего. Но что больше всего изумляло, Ковтас был таким боязливым, что страшился и своей тени, за что получил прозвище Дрожащий. Что уж говорить о пророчестве! Всю свою длинную жизнь, волшебник прожил в страхе, постоянно ожидая нападения. Некоторые справедливо сочтут, что такая жизнь даже хуже смерти.

Древний пергамент покоился в хранилище, под печатями охранной магии, ожидая своего часа. Санма видела древнее пророчество всего один раз. Но оно и не особо интересовало женщину, тогда Санма и представить не могла, что пророчество может иметь отношение к брату, а, тем более, однажды заберет его, пока придворный лекарь Шелт не известил императрицу, что больше она не сможет иметь детей. С того дня слова пророчества словно удары гонга преследовали Санму повсюду:

"Храброе сердце пронзила стрела,

Ядом окроплен конец острия.

Темные силы влекут на юнца,

Вот уж готовят они посланца.

И гибель придет для великой страны,

Поднимется бездна невиданной тьмы.

Три избранных мага возьмут на себя,

Спасенье младенца, удар палача.

Страшная битва начнется в тот миг,

В зловещей тиши — как погибели крик!"

— Это Сей... — голос Оданы сорвался, она кашлянула и уже более уверенно закончила. — Сейтейлос?

— Да... но иначе и не могло быть, — тихо ответила Санма, удивляя саму себя такими словами. — Это мог сделать лишь кто-то из нас, стать, если не убийцей, то пособником.

Дэрати Инад согласно повела головой:

— Дорогая, ты начала этот разговор немного раньше, чем я собиралась, но все же избежать его нельзя. Убеждена, некоторые и так предполагали подобное, ведь охранная магия Аларбо очень сильна, никто извне не может снять или уничтожить ее. Это способен сделать лишь кто-то из нас. Кто-то соединенный нитью магии с нашим замком, его дитя, либо в случае Андиат, кто-то переплетенный с ним через дитя Аларбо, то есть Креда, или ставший его хозяином, как Одана. Даже члены совета не имеют такой власти над Аларбо, как мы, — сухо подытожила она, сложив руки перед собой, наверное, интуитивно желая закрыться от боли, которую излучали лица родных.

Санма, как никто другой знала, что, несмотря на строгость и холодность, дэрати Инад никогда не была бесчувственной скалой. Центральная карта колоды не может пасть, иначе вся колода развалится, а старая женщина считала себя центральной. Почти всех сидящих в этом зале она воспитала самостоятельно. Они бежали к ней делится и радостями, и горестями, равнялись на нее, дэрати Инад была им опорой.

Санме было жаль ее. Волшебница понимала, что сердце тетушки больше остальных рвется на части, ведь она потеряла племянника, любимого ею, возможно, даже больше собственного ребенка. Потеряла из-за кого-то сидящего рядом, кого-то родного и близкого, того, кого сама же и воспитала.

— Кто-то из нас, — едва слышным шепотом повторила Плама, невидящим взглядом смотря на свои дрожащие руки. — Кто-то из нас? — волшебница резко вскочила со своего места и, с терзающей душу обидой, посмотрела на Санму. — Я в это не верю! Санма, как ты можешь такое говорить? — глаза полные слез взглянули на дэрати Инад. — Мама, вы с Санмой не правы. Это не может быть правдой! Как кто-то из нас мог убить Мэдвиса?! — Плама опустилась на свой стул и спрятала лицо в ладонях. Послышалось глухое рыдание.

— Плама! — черствый строгий голос дэрати Инад заставил волшебницу вздрогнуть и она подняла красные глаза на маму. — Немедленно вытри слезы и перестань вести себя как ребенок! Когда же ты повзрослеешь, в конце то концов!

Первое мгновение казалось, что Плама сейчас что-то ответит матери, но затем она послушно склонила голову.

— Тогда я больше не прошу вашего совета, — объявила императрица Одана, медленно поднимаясь из-за стола. — Я вызову избранных и пусть пророчество исполнится. Спасибо, что почтили меня вниманием, — голос стал каким-то чужим.

— Одана, разумеется, теперь ты не имеешь оснований доверять мне, — тон Креда, как всегда, прозвучал терпеливо и понимающе. — Но есть ли у тебя основания доверять незнакомым волшебникам? Не велика ли вероятность, что и они могут оказаться изменниками, слугами темного мага?

— Все возможно, но это была воля моего супруга, и я хочу исполнить ее. На кону — жизнь моего сына! Я не имею права рисковать ею и утратить, быть может, единственный шанс предотвратить последние слова пророчества.

Окинув остальных внимательным взглядом и не дождавшись новых вопросов, Одана гордо прошествовала к выходу, но перед самыми дверями ее окликнула Плама:

— Моего мужа ведь тоже убили, как и твоего. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мне тоже было очень тяжело, когда Делан погиб, но я смогла это пережить ради своих сыновей и ты тоже сможешь, — волшебница поднялась из-за стола и, подойдя к императрице, осторожно и нерешительно коснулась ее плеча. — Сейчас ты, как никто, нужна Тенасу, Нуаре и Кандин. Не нужно сторониться их. Не делай так, чтобы они несли на себе ту тяжесть наказания, которою заслуживает убийца.

Императрица одарила Пламу таким свирепым взглядом, что всем показалось, Одана сейчас завопит или даже ударит ее. Пламмета непроизвольно отступила на шаг и словно бы стала вдвое меньше.

Одане и, правда, хотелось кричать. В этот момент женщина ненавидела их всех вместе взятых и потому хотела сбежать как можно скорее, пока истинные чувства не вырвались наружу. А теперь одна из них... из тех, кто виновен в смерти Мэдвиса, пытается что-то советовать ей. Да как она смеет обращаться к Одане?! Как может она понять ее боль?! Плама никогда не любила своего мужа так, как она Мэдвиса, поэтому не может знать, что переживает Одана, что значит испытывать чувства, будто ты мертва наполовину. Словно часть тебя уже не с тобой.

Но взглянув на Пламу, императрица вовремя остановилась, понимая, что неправа. В лице волшебницы сквозила такая доброта и искренность, что невозможно было не поверить.

— Мои дети никогда не будут страдать из-за меня. Никто больше не причинит им боли. Пусть виновный в смерти Мэдвиса будет уверен, что я не успокоюсь пока не найду его, пусть не надеется, что сможет добраться до моего сына.

Одана вскинула руку и створки дверей самовольно отворились перед волшебницей, а затем также закрылись, скрывая за собой высокую ее фигуру и преклонивших колени стражников.

— Может мне пойти к ней? — спросила Плама.

— Нет, — отрицательно покачал головой Кред. — Она должна сама разобраться со всем этим... и мы тоже должны... — Волшебник поднялся со своего места, быстрым шагом пересек зал и остановился у небольшого винного шкафа, спрятанного в нише окна. Вынув тонкий графин, плеснул в граненый бокал немного сливового вина и отхлебнул: — Значит один из нас. Один из нас убийца Мэдвиса...

— Прошу тебя, Кред, не говори этого, — взмолилась Андиат. — Я не хочу этого слышать.

Дэрати Инад со злостью посмотрела на невестку, но промолчала и Санма заметила, как Плама благодарно улыбнулась маме.

— Знаете, я, наверное, тоже пойду, — вновь заговорила Андиат. — Я все равно вам не помощник, хотя если вас интересует мое мнение, решать только Одане, она императрица, она мать, и нам остается лишь подчиниться ее воле.

— Дорогая, отдохни немного, а я скоро приду, — бросил ей вслед Кред, совершенно без интереса следя за женой, осторожно бредущей к выходу, одной рукой поддерживая огромный живот, а второй спину.