Бродяжка голубых кровей

После сытного ужина меня едва не сморило. Мне хотелось забыться сном, но не тут-то было. Тот день оказался щедр на неприятности, и как я ни пряталась, они все равно нашли меня. Рядом на бревне пристроилась девчонка, едва ли старше меня самой.

— Тебе здесь не рады, — сходу заявила она.

Я отставила пустую миску и взглянула на малолетнюю разбойницу, не зная, что ответить. Но она, похоже, не ждала ответа.

— Ты чужая, — продолжала девчонка. — Ты должна уйти.

Я бы и рада, да только как, если Свермир не спускает с меня глаз? Он, словно тетушкин сторожевой пес, следует по пятам, даже если мне приспичит схорониться в кустах по нужде. Вот и сейчас он сидел у костра с наполненным кубком в руке, в стороне от остальных и смотрел на меня. Пристально и без единой эмоции.

Девчонка проследила за моим взглядом, и заерзала.

— Не бери то, что не твое, — сказала она вдруг.

— Что? — откликнулась я.

Уж кто тут и имел привычку брать чужое, так точно не я.

— Свермир с Верленой, — сказала девчонка, и кивнула на одну из танцующих женщин.

Я оторопела.

В Вафали-рейн говорят, раз в столетие прекрасные нимфы, с чьей красотой не сравнится ни одна из смертных, покидают леса и отправляются в города людей. Там они влюбляют в себя мужчин и становятся их женами. От смешанных союзов рождаются красивейшие дети. Выносив и родив дитя, нимфа оставляет его людям и возвращается в лес, чтобы спустя сотню лет выйти вновь. На моей родине верят, что в тех, кто отличается необычайной красотой, течет кровь мифических лесных существ.

Она была именно такой, эта Верлена. Смуглая, как и Свермир, темноволосая, с глазами дикими, как у лесной кошки. Эта женщина не могла не выделяться. Я нутром чуяла: именно ее мне стоит опасаться больше всех. Верлена, как никто, любила украшения. Она вся была в золоте, и даже в волосах поблескивала причудливая заколка. Удивительно, как я сразу не заметила ее.

— Она принадлежит ему, — вновь заговорила девчонка, — а он — ей.

Я пожала плечами. Мне было все равно.

— Тетушка приставила его следить за мной, — сказала я. — Я не хочу вмешиваться в...

— Верлена не верит тебе, — перебила меня разбойница. — Но она предлагает тебе уйти. По-хорошему. Иначе тебе не поздоровится.

Я не сдержала вздоха. Краем глаза отметила, как подался вперед Свермир, будто старавшийся расслышать каждое произнесенное слово.

— Я буду ждать тебя ночью за бараком, — торопливо бросила девчонка, очевидно, тоже заметившая внимание головореза. — Я помогу тебе сбежать.

— А господин Свермир?

— Мы о нем позаботимся.

Сказав это, разбойница вскочила и тут же растворилась в толпе. А я осталась, растерянная и в то же время приятно удивленная. Похоже, Дафина взяла под крыло неудачницу, если и сейчас везение меня не покидало. Стоило мне отчаяться, как появилась надежда, раскрасив мир яркими красками. Она заставила меня взглянуть на свору по-другому. Теперь я начала понимать, что община — это не просто разношерстное сборище, объединенное желанием поживиться за чужой счет. Они живут такой же жизнью, как и все, но отринув законы общества. Они любят и ненавидят, радуются и горюют. Они пытаются выжить. Непонятно только, что заставляет их выбирать такую жизнь.

Я взглянула на Верлену, роскошный цветок, увядавший в оскверненной почве. Ласточка, умиравшая в клетке. Она была достойна лучшей жизни. Интересно, как она попала сюда и почему осталась? Хотелось бы мне услышать ее историю.

* * *

Глубокой ночью, когда разбойники, упившиеся вусмерть, разбрелись кто куда, меня грязную, растрепанную и совершенно разбитую, Грото вел через лагерь. Как и обещала маленькая разбойница, она позаботилась о Свермире. Она не отходила от него ни на шаг. Под чутким присмотром Верлены и с ее молчаливого согласия, девчонка все чаще подливала головорезу вина. Когда веселье закончилось, он был так пьян, что уснул там же, у костра, и спалил бы сапоги, если бы его вовремя не оттащили подальше.

— Ты обманула, — сказал вдруг Грото.

Я испуганно взглянула на него.

— Тебе не тринадцать, — пояснил головорез и смерил меня тяжелым взглядом. — Сколько?

— Через две луны будет семнадцать, — неохотно ответила я. — А какая разница?

— Никакой, — ответил Грото.

Тогда зачем спрашивал, подумала я.

Вопреки ожиданиям, головорез повел меня не к шатру, где я провела первую ночь, а к деревянной постройке, больше похожей на казарму, чем на жилой дом.

— Теперь ты — одна из нас. Будешь ночевать в бараке с остальными, — сказал он. — Но не советую спать.

— Почему? — удивилась я.

— Ты благородная леди? Образованная? — спросил вдруг Грото.

— Да, — растерянно отозвалась я, удивляясь, как резко он меняет темы. — А при чем тут это?

— При том, что вопросы, как у дуры деревенской.

Я обиделась, но виду не подала.

— Джуффери на тебя зла, но это пройдет, — продолжил тем временем Грото. — Но ты не думай, кроме нее найдется желающий отомстить за смерть Ларии. И не один. Кто-нибудь да попытается тебя убить. Я буду удивлен, если ты переживешь эту ночь.

— Я думала, что заслужила уважение общины...

— Уважение? — хмыкнул Грото. — Да ты еще глупее, чем я думал.

Разбойник толкнул дверь в барак, и оттуда пахнуло смрадом немытых тел, мочи и пота.

— Не морщись. Могло быть куда хуже, — сказал головорез.

— Могу я узнать, почему вы мне помогаете? — спросила я. — Вы и господин Свермир... вы добры ко мне...

Грото нахмурился. Отвечать ему явно не хотелось.

— Не обольщайся. Общине нужна свежая кровь, — сказал он, дернув плечом и поморщившись. — У нас мало женщин. Проезжие богачки и шлюхи, вроде Ларии, не в счет.

Меня передернуло.

— Вам совсем не жаль ее?

Грото взглянул на меня так, будто видел впервые.

— Ты только что ее убила. Зарезала, как свинью, а теперь говоришь о жалости?

Я сделала вид, что увлечена своей новой обувью — поношенными сшитыми грубыми стежками сапогами.

— Вашу младшую сестру... Ее ведь не продадут? — спросила я, чтобы хоть как-то успокоить вопящую совесть.

— Нет, — ответил Грото, и едва я вздохнула с облегчением, добавил. — Нет у меня младшей сестры. И вообще сестер.

Я прикусила язык. Да что же это такое? Меня вновь провели. Как деревенскую дуру. Что-то мне подсказывало, что и разговоры про свежую кровь — выдумки, не иначе. Благородной девице, не знающей местных законов, можно навешать с три короба, не моргнув глазом. Поверит чему угодно.

— На рассвете я приду за тобой, — сказал головорез. — Посмотрим, как ты стреляешь. Говоришь, ты в этом мастак? Вот и проверим. А потом на охоту.

— На охоту? — переспросила я.

— Да. Богачей чистить. Нож свермиров при тебе?

Я кивнула.

— Хорошо. Смотри в оба.

Я шагнула в темноту барака и прижалась к двери с другой стороны, ожидая, когда Грото уйдет. Наконец, послышались тяжелые удаляющиеся шаги, и я выглянула наружу. Девчонка должна была ждать меня снаружи, за домом. Я не раздумывала ни мгновения. Такой шанс предоставляется лишь раз. Мне не терпелось вырваться из зловония барака и вдохнуть свежего ночного воздуха. Но не успела я ступить за порог, как тяжелая рука легла мне на плечо.

— А вот и ты, — жаркий шепот над самым ухом. — Мы заждались...

Меня уволокли внутрь. Потом был удар и знакомая тьма охотно приняла меня. Я даже не успела испугаться.

Глава 4

С ног на голову

Кто не стремится жить, тот на пути к концу.

Джек Лондон

Мир перевернулся.

В самом прямом смысле. Я очнулась от чудовищной головной боли и обнаружила себя связанной по рукам и ногам и подвешенной за ноги к потолку. Веревка сдавливала щиколотки, и ступни я почти не чувствовала. Кто-то постарался на славу, оттачивая мастерство вязания морских узлов. И, судя по ощущениям, роль бабочки в коконе я исполняла достаточно долго.

В полутьме ехидно ухмылялись незнакомые мне люди. И прошло некоторое время, прежде чем я припомнила события минувшего дня. И когда память окончательно вернулась, и в голове прояснилось, я застонала от досады.

Надо же было так глупо попасться! Стоило послушать Грото и быть начеку. Убив Ларию, я доказала, что не лыком шита, и пытаться обидеть меня — себе дороже. Но это не гарантировало мою безопасность в общине. И совсем не значило, что друзья разбойницы не захотят отомстить за ее смерть. Законы общества, к которому я привыкла в Вафали-рейн, здесь не действовали. Судьбы вершили здесь не беспристрастные мужи, а любой, у кого есть сила и, желательно, оружие. О какой-либо справедливости речи не шло. Своре хотелось крови. Моей. И как можно скорее. Но сначала — забава.

Послышались торопливые шаги, и прямо мне в лицо сунули масляную лампу, наверняка неслучайно коснувшись щеки горячим стеклом. Было неприятно, но терпимо.

— Проснулась горгулья, — сообщил державший лампу.

Я сощурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть. Голова трещала, шея затекла, и глаза резало от непривычно яркого света. Лампа перекочевала из одних рук в другие, и я не ахнула только потому, что во рту была пустыня, и язык присох к небу.

Если вам довелось единожды увидеть это лицо, поверьте, вы его уже не забудете, сколько бы ни старались. Оно врезается в память, будто ножом. Прекрасная нимфа с глазами дикой кошки.

Верлена.

Она чуть отстранила лампу и подарила мне прекраснейшую из своих улыбок. Я онемела от восхищения. Должно быть, эта улыбка свела с ума, а может, и в могилу, не одного достойного мужа. Мне даже захотелось улыбнуться в ответ, но губы одеревенели и не слушались. Наверное, к счастью. Что-то мне подсказывало, что за этой улыбкой могло скрываться что угодно, но точно не доброжелательность.

— Я сделала все, как ты сказала, — торопливо пробормотали рядом. — Теперь верни мое ожерелье.

Я чуть повернула голову и долго всматривалась в невзрачную фигурку, сгорбившуюся рядом с красавицей. Это была та самая девчонка, что подсела ко мне во время пира. Сознание мое в тот момент напоминало сложный механизм со множеством деталей и шестеренок. И от удара, похоже, он порядком повредился. Шестеренки двигались с оглушительным скрежетом. Я никак не могла взять в толк, как человек может так стремительно поменять свои планы и превратиться из спасителя в мучителя.

Она сказала, что поможет сбежать. Обещала ждать за бараком. Я даже мысли не допустила, что девчонка могла солгать. То ли день был такой, что в конце концов инстинкт самосохранения уступил смертельной усталости, то ли свет в конце тоннеля оказался столь ярким, что попросту ослепил меня. Следовало догадаться, что помогать мне никто не собирался.

— Оно не твое, — ответила все с той же улыбкой Верлена, и ее голос показался мне самый чистым и прекрасным звуком на свете. — И ты не заслужила право им обладать.

— Ты просила устроить засаду на эту... — девчонка ткнула в меня пальцем, не зная, как обозвать. — Я устроила! Как ни крутись, она бы не спряталась!

— Ты назвала ей мое имя, — улыбка Верлены превратилась в маску. — А если она успела кому-то рассказать? Свермиру, например?

— Но все ведь прошло гладко... — неуверенно пробормотала девчонка. — Ты его опоила...

— Вот именно. Я вновь спасла наc. Потому, — Верлена извлекла из выреза корсажа жемчужное ожерелье, — это останется у меня.

Девчонка молчала, глядя на Верлену с прищуром снизу вверх, и громко сопела. На мгновение я поверила, что она сумеет усмирить гордость, проглотит обиду и отойдет в сторону, подобострастно склоняясь перед прекрасной жестокой нимфой.

Но вожделение, которым горел ее взгляд, устремленный на сверкающее ожерелье, было сильнее здравого рассудка. В свете лампы блеснуло лезвие кухонного ножа, каким я сражалась с картофелем накануне.

— Отдай. Мое. Ожерелье, — отчеканила маленькая разбойница.

Улыбка нимфы померкла.

— Убери это, Мира, — посоветовала она. — А то поранишься.

Но девчонка, похоже, решила, что с нее достаточно.

— Отдай ожерелье, Верлена! — выкрикнула она. — Иначе я расскажу все тетушке Джуффери!

— Ты не сделаешь этого...

— Клянусь, что сделаю! Думаешь, она рада будет узнать все то, что ты скрываешь? Разве не ты две луны тому назад едва не убила тетушку? Она осталась жива, и даже сумела сохранить ребенка! Ты отравила Грото, и он бы помер, если бы не травница Радина! И это ты велела перебить ноги свермирову коню, когда он хотел уехать с Ясмин. А потом утопила ее в кипятке!

Верлена рассмеялась, звонко и искренне.

— Бедная Мира, кажется, ты перебрала сегодня. Не стоило пить так много вина, — лучезарно улыбнулась она.

Но девчонка не разглядела оскала за этой улыбкой.

— Ты заплатишь... Ты за все заплатишь... Хватит с нас твоих выходок! — прошипела Мира и бросилась вперед.

Верлена не шелохнулась. Дальнейшее произошло стремительно. Я уследить не успела, как подоспевший разбойник с лисьим хвостом на поясе, перехватил руку и скрутил Миру. Она пискнула, выронила нож и попыталась вывернуться из захвата, да только без толку. Куда ей, нескладному подростку, тягаться со взрослым мужчиной.

Очень скоро Мира висела рядом со мной под потолком. Такая же бабочка в коконе.

Вот так быстро в своре друзья и союзники превращаются во врагов.

* * *

Мира не приходила в себя долго. Я уж начала опасаться, не пришибли ли ее насмерть. Под левым глазом у девчонки теперь красовался здоровенный синяк, что не добавляло привлекательности и без того некрасивому худому лицу с острыми чертами.

Мне стало мерзко. Разбойников не учили обходиться с дамой, как в Йефиалии. Там было принято относиться к женщине, как к дорогой фарфоровой вазе, которая при неосторожном движении может упасть и разбиться. А если не соблюдать определенные правила, она потрескается и потеряет вид.

Своре все равно. У них не было нужды беречь вазу. Потому что в следующий раз можно украсть новую, еще более дорогую и красивую.

— Оооох... — простонала Мира, и цветисто выругалась, заставив меня покраснеть до корней волос. — Эта тварь ушла?

— Д-да, — откликнулась я.

Мира подергалась, пытаясь вытащить из кокона хотя бы руку. Тщетно. Разбойник с лисьим хвостом, связавший ее, свое дело знал.

— Тебя как звать? — спросила вдруг девчонка.

— Вильгельмина, — ответила я неохотно.

— Вилька, значит... Ну что, знакомы будем. Я — Мира.

Я поморщилась. Мое красивое имя еще никто так не уродовал. Вилька... Впрочем, какое положение, такое и имя.

— Где мы? — спросила я девчонку. — В какой части лагеря? Может, нас найдут?

— Не найдут, — хмуро откликнулась Мира. — Верлена приказала отнести тебя в заброшенный домик лесника. О нем мало кто из наших знает. Свермир, Грото, Валрик. Они, может, и догадаются, где мы, если хватятся. Или вытрясут правду... Да только все равно не успеют...

— Не успеют? — переспросила я.

Мира помолчала, глядя на меня.

— Верлена приказала сжечь дом до тла, прежде чем рассветет.