Лесс Таллер - выродок

— Мое приветствие лихой компании! — Нацепив приветливую улыбку, я приблизился к столу.

Отыгрывание роли стало делом привычным. За десять лет работы на Тар-Карадж менять личину доводилось не единожды. Необходимые сведения о жертве я получал от бомли, вернее ту их часть, что сообщали покупатели. Проверять же точность сведений, добирать недостающие фрагменты приходилось мне. Связываться с 'перевертышем' я старался лишь в крайних случаях. Постоянно терпеть невыносимую — для обычного человека смертельную — боль, после приступа возвращаться в сознание в лужах блевотины... Нет, тут я не был исключением из числа скаморов предпочитавших снадобью грим и накрепко усвоенное в Тар-Карадже искусство перевоплощения. Кем мне только не привелось побывать: состоятельным купчиком, слепой нищенкой, напудренным выблядком, фанатичным святошей, обедневшим рыцарем... десятки личин. Выходит так, что вся моя жизнь — перевертыш. Калейдоскоп из чужих лиц. Ну, хотя бы лицо 'дружищи Лесса' походило на мое собственное.

Стол был заставлен грубыми глиняными кувшинами половина из которых, надо полагать, уже была суха, как колодцы Аранской пустыни.

— Слышь, пьянь, двинь гузном-то, Лессу место ослобони. Вишь братцы чертовы, всю скамью седалищами охватили, только на нас и надежа. — Нестор пихнул Селевана в плечо. Тот лишь пробубнил что-то в ответ, поудобнее устроил голову в тарелке и оглушительно захрапел.

— Экие рулады выводит, что твой соловей — одобрительно заметил Кирим. — Ты, рыжий, точно поперву с ним пьешь. Всему тебя учить нужно!

Здоровяк перегнулся через стол и легонько дернул за бобровую шапку.

— Не т-тронь, с-ссука — Селеван ухватился за свое сокровище обеими руками, поднял голову, нашарил обидчика мутным взглядом. — Т-тронул один такой.

— Да была б кому потребна срань твоя! Гузно, говорят тебе, двинь, Лессу место дай — проорал ему едва ли не в самое ухо Нестор.

Плутающий взгляд, уцепившись за меня, на некоторое время приобрел осмысленность.

— А-а-а, Лесс — Селеван ощерил гнилые зубы в улыбке. — Ну-у, з-здравбудь. З-землись костьми, раз п-приперся.

Однако обещанного места я не получил: Селеван опрометчиво истратил все силы, отпущенные ему на краткий миг просветления. Он все еще продолжал улыбаться, но взгляд потерял осмысленность, помутнел. Тело, лишенное поддержки разума, обмякло, и голова с глухим стуком возвратилась в пустую тарелку.

— Всё, опала мошонка — мрачно подвел итог Нестор. Без церемоний левой рукой сгреб Селевана за шкирку и подвинул к себе. — Присаживайся, Лесс.

Глава 7

Принятое мной в 'светелке' снадобье превосходно справлялось с дешевым прокисшим пойлом, которое в 'Озорном вдовце' значительно именовалось 'особым силльским'. Я покатывался над сальными байками Нестора, под одобрительный хохот компании лапал зазевавшихся подавальщиц, источал хмельную слезу, подвывая братьям, тянувшим унылую песню на непонятном языке... но иная часть меня ни на миг не упускала из внимания развеселых посетителей корчмы. Словно паук в центре незримой паутины я остро чувствовал биение натянутых нитей. По этому биению я легко мог определить, насколько значимая информация угодила в мои сети. Сейчас 'паутина' молчала: легкую рябь, что вызывали досужая болтовня и суета местной публики, в расчет можно было не принимать.

— Отличный ты мужик, Лесс — вконец разморенный выпитым, Нестор смачно харкнул в свои широкие ладони и пригладил всклокоченные рыжие вихры на голове, — только по мне, уж больно невнятный. Почитай год с тобой знакомство вожу, а ты все интересничаешь. Чем живешь, чем дышишь — дело темное. Слухай, Лесс, может, ты бабенок перезревших того... за деньгу пользуешь? Такому молодцу всякая бутон свой сморщенный была б рада всучить, да еще и приплатила бы.

— А что, жену свою ему засватать хочешь? Сам-то, поди, истаскался сердяга, отплатиться решил — оглушительно захохотал Кирим. — Ладно, глаза на меня не таращь — дырку прожжешь. Я тебя и подолее знаю, а в духовники к тебе не лезу. Все мы здесь 'невнятные' и по каждому палач веревку вощит. Ты расспросы свои кончай давай, разуметь такую малость должен.

Я понял, что Кирим имел ввиду. Местные ревностно оберегали свою частную жизнь от посторонних глаз. Охочий до чужих тайн мог запросто лишиться языка, а чересчур любопытный рисковал оказаться в канаве с перерезанным горлом. И удивляться тут нечему: портовая Затужа — пирог лакомый, разномастной мрази здесь предостаточно. Каждый норовил ухватить кусок пожирнее, только способы у всех были разные. А коль скоро кое-какие сведения магистрат оплачивал из казны весьма щедро, то и болтались потом на ветру под перекладиной особо разговорчивые, вывалив свои никчемные посиневшие языки.

— Да был бы интерес! Ну, огуливает баб и ладно — отмахнулся Нестор. Селеван сладко зачмокал в своей тарелке, заерзал. — Вы только погляньте на сластолюбца нашего скукоженного! Висяк-висяком, а про баб заслышав, копытом землю роет, точно конь боевой. Хоть сейчас в битву! Ты, Лесс, не подумай чего... я ведь это... ежели деньга поизведется — давай со мной. Руки, я примечаю, у тебя не только по запазухам бабским шарить сподоблены. Работенка подыщется.

— Тещу что ли свою до кучи подложишь? — оскаблился Шамир.

— Топай на хер, чертов сын. Братцы вражьи — головы в штанах — беззлобно огрызнулся Нестор и, перегнувшись через спящего Селевана, выдохнул в меня чесночным перегаром. — Ты, Лесс, думаешь, мы тут в земле навоз хороним? Коз да пеструх за вымя тянем? Нет, родимый, бытие наше на ином замешано. Кто во что горазд.

Нестор продолжал болтать полунамеками. Лил себе и лил, с пьяных глаз. Ему, само собой, льстила удивленная заинтересованность на моем лице. А мне послушать его было забавно, не более того — я прекрасно осведомлен, на чем 'замешано бытие' моих 'друзей'. И 'кто во что горазд' из них, я знал не хуже. К примеру, братцы скрывали на груди, под густым нательным ворсом, татуировки летучих мышей. Подобное тавро, так или иначе, присутствовало у любого из шайки 'нетопырей'. Промышляли 'мышатки' в основном на крупных трактах, потроша купеческие обозы. А Селеван рядился 'заклинателем в седьмом колене' и сбывал за тройную цену амулеты 'от всего' немощным толстосумам верхней Затужи. Сам же Нестор ходил с ватагой отъявленных головорезов на стремительном струге по Леике, щипал торговые суда, да обкладывал побором рыбацкие артели.

Стоп! Задергалась моя 'паутинка', зазвенела. Нестор что-то с жаром втолковывал мне, и я с готовностью соглашался, усмехался, удивленно мотал головой, но слышал теперь только сиплый прокуренный шепоток — беседовали двое у камина. Ниточка их разговора билась тревожно, норовила выскользнуть, сгинуть в хмельной разноголосице, но держал я ее цепко.

'Чего приперся? Говорено же, у Оружейного моста ждать, говорено? Так какого хера склизлого ты тут?'

'Может и говорено, только ты мне и про смирных шавок елей в уши лил, а про своры шелудивые рыщущие уговора не было!'

'Да что ты несешь, рехнулся?'

'А то и несу! Вся верхняя стражниками заполонена, по переулкам шарятся, в малые щели морды суют, чуть ли не под камни залазят! Факела жгут без счета — светло, точно днем! Такой хай подняли! Что-то там у них нешуточное приключилось. Давай отбой своим, на седмицу — самое меньшее!'

'Сам-то как выбрался?'

'Насилу ушел. С обеих сторон мосты перекрыли, по берегам патрули шныряют. По Гнызе до верху на лодке выгреб, к Восточному мосту. Проскочил вовремя — сейчас там и мышь не пролизнет! Потом обскажу подробно, дай лучше горло промочить — пересохло!'

Все. Завертелось. Теперь только вопрос времени, когда они по нижней Затуже расползутся. А значит, и сюда непременно заявятся. Нужно уходить: лишний раз мозолить глаза остервенелым стражникам не стоило.

— Ой, Лесс, милый, а я-то глупая сижу и солнышка своего не вижу!

Я обернулся на звонкий оклик. За дальним столом у стены гуляла шумная компания. Здоровенные, потные, беспокойные. Не сразу и заприметишь в их хмельном мельтешении стройную ладную фигурку Сабеллы на коленях сомлевшего от выжратого вина и близости женского тела мордоворота. Она помахала мне рукой, резво спрыгнула с колен ухажера и, ловко увернувшись от лап его дружка, порхнула к нашему столу.

— Что, девка, в цене не сошлись? Оробела под четырьмя елдыками задарма пыхтеть? — встретил ее Нестор со смешком. — Что-то нынче затянулись у тебя торги. 'Солнышко' тут почитай кувшинов пять как торчит, а ты его только сейчас увидать изволила.

— Языкастые, навроде тебя вот, затрепали вконец — в тон ему отозвалась Сабелла, устраиваясь на моих коленях. — Жаль за языками вашими ни щедрости, ни елдыков не видать. Мой Лессушка не такой. Правда, Лесс? Ты же не обидишь бедную девушку? А уж я-то как тебя отблагодарю!

— А ты, ежели одного с деньгой захомутать не выходит — не унимался Нестор, — стало быть, числом берешь? Так то понятно: у нас тут вотчина не знатная. Господа в немалой редкости.

— Тебе-то откуда знать, бес рыжий? — прыснула Сабелла. — Прирабатываешь что ли втайне? И к нам захаживают, будь спокоен. Только ушки востро держать надо — такое добро растаскивается быстро.

Сабелла покосилась на хохочущих товарок по ремеслу, которых обхаживали таинственные 'путники'.

— И везет же дряням деревенским! — продолжала она с нескрываемой завистью. — Толком зады свои костлявые, плетками отцовскими пользованные, от навоза не отмыли, а удача липнет, точно к путным! Ничего, и нам прибудет. Тут к хозяину зачастил один. Мы как раз с ним, с Рюго то бишь... беседовали о плате за комнатку...

— Только говорил все больше он, а у тебя рот был занят! — заржал Нестор, но Кирим махнул ему рукой, чтобы заткнулся. Шамир подался вперед и слушал очень внимательно. Братцы поставили носы по ветру — учуяли поживу. Да и меня, признаться, таинственный визитер Рюго заинтересовал.

Глава 8

— Представь себе, беседовали! — Сабелла с вызовом посмотрела на Нестора, но тот лишь отмахнулся, мели. — Так вот, вошел он без стука, ну, и застал нас... за беседой. Плащ на нем, поношенный, собаке на пол постелить и то срамно. Высокий. Он, когда в дверь входил, голову низко пригнул, чтобы пройти...

— Плащ вошедши... мож в ём был кто, да ты не рассмотрела? — не выдержал Нестор.

— Ничего рассказывать не буду! — вспыхнула Сабелла. Уткнулась носиком в мою шею и обиженно засопела. — Вон трепло рыжее пусть продолжает — он видно побольше моего знает, а я солнышку моему расскажу. Позже. Если у нас силы на разговоры останутся. Правда, Лессушка?

— И то дело, Нестор, будет тебе — со спокойной укоризной покачал бритой башкой Кирим, однако пнул под столом трепача так, что тот скривился. — Ты, девочка, внимания на него не обращай: его языком опоясаться можно. Ты дальше сказывай. А ну, погодь, красавица — изловил он руку проплывающей мимо подавальщицы, — резвой козочкой нам белого биранского принеси-ка. Для леди. Да бокал прихвати понаряднее.

Щечки 'леди' Сабеллы порозовели от удовольствия. Про себя я усмехнулся: ай, да Кирим. Бесхитростный с виду бугай действовал на удивление верно. Прояви уважение к собеседнику, позволь ему почувствовать собственную значимость, и он расскажет тебе все. Так учили в Тар-Карадже. Постигать науку приходилось со слов наставников, целиком полагаясь на их жизненный опыт. Однако оттачивать умение влезать человеку в душу мне все же пришлось на улицах. Чужой опыт оказался сродни заложенным страницам в толстой книге жизни. Улицы заставили читать ее с самого начала.

Заказанное вино и изящный хрустальный бокал появились быстро. Расторопная подавальщица, получив от Кирима серебряный сверху и звонкий шлепок по заду, деланно взвизгнула и умчалась к страждущей публике.

— Так, что там, милая, за человечек такой к Рюго повадился? — Кирим наполнил бокал и осторожно придвинул к Сабелле. — Сказывай. На сыча рыжего внимания не обращай — много чести.

Нестор с гадливостью плюнул на усыпанный опилками пол и что-то пробурчал себе в бороду, надо полагать, имеющее прямое отношение к новоиспеченной 'леди'.

— Так я и говорю — Сабелла томно пригубила из бокала, победно стрельнув в Нестора глазками — высокий он был. Пока входил, голову пригнул, оттого и меня сразу не приметил. Капюшон-то снял, а как нас... меня увидел, так ему и деваться уже было некуда. Тут я его и обсмотрела хорошенько. Плащ дрянной на нем, да лицо холеное. Гладкое, белое, прямо-таки молочное. Промеж наших простецов такого не сыскать. Наши-то рожами потемнее будут: куда загар не лег — там грязь. Ой, Лессушка, это не про тебя совсем...

— Да будет тебе вокруг него виться — Шамир нетерпеливо барабанил пальцами по столу. — Переживет, а разобидится — потом, по-своему, прощения выпросишь! Пришлый-то чего?

— Чего пришлый... пялился себе с порога. Рюго как его увидал, засуетился. Спешно выпроваживать меня начал. Сам без штанов, а все лаялся, что одеваюсь медленно! А мне до чужих секретов дела нет — пошла. Тот на входе стоял, отстраняться не собирался. Дождался, пока я ближе подойду, остановил, двумя пальчиками меня за подбородок взял, и говорит, мол, такой розе не место в навозной куче. Так прямо и сказал. Издали он мне моложе показался, а как ближе рассмотрела... нет, не молодой: на лице морщины сквозь белила проступают. И все одно приятный, уважительный такой. И голос мягкий, ласковый: сказал, точно погладил. Только глаза нехорошие — мерклые, как у рыбины снулой...

— Шлюхино слово! — Нестор хватил кулаком по столу так, что кувшины заплясали, а Сабелла от неожиданности выплеснула на меня вино из бокала. — Который приголубил, тот и мил, а уж коли при том еще и морденка холеная, так и деньга имеется! А вы и уши развесили! Да с чего ты, кукла чертова, решила, что он из немалых!? Таких белёных в верхней Затуже знаешь сколько!? И все как один — родня товаркам твоим! Ремесло-то у вас общее! Толстосумы от изобилия бесятся, им, вишь ли, одних только баб для утех плотских мало уже! Небось и Рюго твой побаловаться удумал!?

— А ну, пс-сыть! Уймись, девка. — Поспешил успокоить Кирим вскинувшуюся было Сабеллу.

— Точно так! Не тявкай на людях, коли ходишь в ледях — встрял Нестор.

— И ты умолкни, рыжий! Одарил же Кларий языком — потом сам седмицу рыдал! Шамир, еще раз он пасть свою раскроет — рядом с Селеваном его уложишь. Так, милая, ты мне про лицо перестань плести — мне ему не подмахивать. С чего ты взяла, что он из денежных?

— Давно б сказала, если бы свербеж этот песий не прерывал! С того и взяла. На руке, которой он меня за подбородок взял, на каждом пальце по перстню. И перстеньки такие, каких и вам видеть не приводилось! Камушки нешуточные, чистые, уж на что тускло было — всего пара ламп на стене чадила — а они так и сияли! Я даже зажмурилась. Он заметил и спрашивает, нравится, мол. Рюго мне рожи страшные корчит — выкатывайся скорее — а в меня будто бес вселился, нравится, отвечаю. А он засмеялся и говорит, ну так в гости жди, милая, с подарком наведаюсь, пустишь? Тут Рюго доковылял и меня за дверь выпихнул. Так грубо.

— А гость, что же — спросил я как можно скучнее, даже позволил себе зевнуть для верности, — только раз и заходил? Ты, как будто, про 'зачастил' обронила.