Риса

Сознание медленно возвращалось. Внезапно она вспомнила всё, что произошло. Быстро вскочила на ноги, огляделась. Она находилась на лесной опушке, неподалёку от дома, где жили поймавшие её люди. Вокруг было тихо, только птичьи голоса и запахи леса напоминали о том, что жизнь прекрасна, что жизнь продолжается. Неожиданно Риса заметила человека. Это был тот, который поменьше ростом. Риса насторожилась. Он прятался за сосну, и в руке у него было ружьё. По его поведению она поняла: он готовится выстрелить. Она прыгнула в кустарник, что был рядом. Внимательно наблюдая за человеком в просветы между ветвями, рысь видела, как он подкрадывается к ней. И тогда раздался громкий и резкий окрик другого человека. Услышав его, тот, с ружьём, быстро повернул к лесному домику. Риса бросилась в чащобу, но до её чутких ушей ещё долго долетали гневные звуки человеческого голоса. Она знала, что голос принадлежит высокому, бородатому, не знала только, что именно он уже второй раз, считая случай с волками, спас её от гибели.

Да и где ей было знать, что живут на свете очень разные люди. Что есть у них и жадность, и коварство. А за прекрасную шкуру Рисы с редким рисунком, сочинённым природой, можно было получить немалые деньги, что особенно разожгло алчность жадной души. Но добрый человек был рядом и, видимо слишком хорошо зная своего помощника, не оставил без внимания момент выпуска рыси на волю...

Пробежав немного в глубь леса, Риса ещё долго шла не разбирая дороги, не соображая, куда она идёт и зачем.

Потом забралась под большой и густой, жёсткий куст можжевельника, с удовольствием растянулась на мягком сухом ложе, словно специально приготовленном для неё из пушистого зелёного мха, и заснула.

Заснула, потрясённая событиями последнего дня.

5. РЫЖИЙ И БЕЛОГРУДЫЙ

Белая кривая молния расколола небо. Грохот был такой, что казалось, деревья рушатся и вот-вот задавят Рису, стоит ей только остановиться, задержаться хоть чуть-чуть...

Она поспешила в логово, как только учуяла приближение грозы. Но не успела... Гроза пришла быстро. Первая в этом году весенняя гроза. Свирепая. Яркая. Безконечно громкая. И внезапная.

Рисе казалось, что она уже не добежит до своей пещеры. Она не замечала хлёсткого ветра и плотного ливня, но, когда молния сверкала особенно ярко. Риса шарахалась под густой куст, чтобы хоть как-то прикрыться от всемогущего и неудержимого, что нависало над её незащищённой спиной.

Все звери боятся грозы. Чувствуя её приближение, они прячутся в норы и пещеры, под навесы деревьев и кустов.

Даже человек, знающий про грозу всё, как-то неожиданно для себя испытывает необъяснимую тревогу.

В эту ночь Риса вообще не собиралась на охоту, она плохо чувствовала себя. Во всём теле были тяжесть и ожидание. Но голод выгнал её в ночь. Когда она — усталая, мокрая и испуганная — вползла в свой гранитный дом, гроза громыхала со всей яростью. Словно силы небесные рассвирепели оттого, что упустили Рису, что ей удалось укрыться в пещере.

Она вытянулась на своём ложе и ощутила тупую боль в животе — сильную, тянущую, тревожную. Риса скорчилась, застонала, сдерживая звуки. Ей казалось, она должна затаиться в пещере, чтобы её не было слышно, чтобы про неё забыли. Чтобы тот громыхающий огненный зверь в небе настиг кого-то другого. Не её...

Риса корчилась от боли, сдерживая стоны. Но вот она поняла: что-то произошло. Стало легче. Потом боль совсем прошла. И Риса увидела два маленьких живых комочка, двух крохотных зверьков. И неожиданно поняла, что именно их она берегла от небесных молний, именно их ей так не хватало последнее время. Они прижимались к её тёплой шерсти, и она стала гладить их шершавым своим языком.

Она передвинула котят подальше от выхода, сама заслонила его своим телом, чтобы никто не мог даже увидеть маленьких рысят.

Они неуклюже толкали её лапами в живот, тыкались мордочками. А она всё лизала их, лизала, выравнивая и приглаживая их короткую шёрстку, ласкала закрытые их глаза, словно от этого они могли быстрее прозреть.

А гроза не унималась. Но Риса теперь была готова вступить в смертельную борьбу даже с ним — всесильным, сверкающим, оглушительно рычащим небесным зверем, — только бы спасти, сохранить своих малышей. Их беззащитность среди этого страшного грохота была для неё самой главной заботой во всём огромном мире. Всё остальное для неё просто перестало существовать.

Весь следующий день Риса спала. И хотя рысята всё время двигались, толкали её, они не мешали ей. Они приятно щекотали живот, тепло и движение их маленьких тел успокаивали её, и она спала, утомлённая и разрешением от бремени, и грозой прошедшей ночи, и первыми материнскими волнениями.

Когда белая майская ночь снова зажглась над соснами. Риса привычно встала, собираясь на охоту, и вдруг поняла, что ей нельзя уходить из логова. Как же оставить их — безпомощных, маленьких, слепых... Однако голод выгнал её. Она вышла из пещеры, медленно озираясь вокруг. Отошла на несколько шагов, потом вернулась, постояла у входа в логово, снова двинулась вниз со скалы. Когда она спустилась и пошла по лесу, ей вдруг почудился шум возле логова. Стремительно бросилась она обратно. Рысята спокойно дремали, прижавшись друг к другу, на ещё не остывшем ложе. Наконец Риса углубилась в лес. Но всю эту ночь чувствовала особую тревогу, безпокойство и вернулась с охоты намного раньше обычного. Только снова увидев своих малышей, она успокоилась и старательно вылизала их мокрым и ласковым языком.

Спустя две недели у них открылись глаза. На рассвете у одного — у которого белая опояска на груди доходила до плеча, а к полудню — и у другого. Они уже не ползали так суетливо, как прежде. И пищать стали меньше. Тот, белогрудый, первый встал на все четыре лапки... Сделал шаг в сторону выхода из пещеры. Упал. Снова встал. Риса смотрела на эти его неловкие попытки, радовалась его настойчивости.

А второй, со светло-рыжей шеей, широко раскрыв глаза, смотрел на брата, на мать, на свет, проникающий в логово через вход, и только удивлённо вертел головой. Потом и он попытался встать. Это ему неожиданно удалось. И он под внимательным взглядом Рисы, с трудом удерживая равновесие на нетвёрдых своих ножках, потопал к выходу. Довольно много прошёл и уже у самого лаза споткнулся и плюхнулся на бок, во всю длину своего небольшого тела. Оба малыша, ещё не умея ходить, уже тянулись к выходу из родного гнезда. Новая, недавно рождённая жизнь уже стремилась к простору, к свету, на волю.

Через несколько дней они уже весело резвились на траве, боролись, прятались друг от друга, подкрадывались, нападали и потешно рычали тонкими голосами. Когда на рассвете малыши выходили из логова, чтобы поиграть на траве, Риса ложилась на склоне немного повыше и сверху наблюдала за ними и за подходами к пещере.

Уже поднималось солнце, а рысята всё играли, клубками катаясь по зелёной полянке.

Риса ещё не увидела ничего, но уже почувствовала опасность. Непонятными путями приходит к матери предупреждение. И она, мать — волчица, лосиха или рысь — всегда отчетливо ощущает опасность, нависшую над её детёнышем...

Прежде чем большая чёрная тень скользнула по траве, Риса, метнувшись в длинном прыжке, уже заслонила рысят. Присев и напружинившись, она оскалила пасть, выставила вверх переднюю лапу, и острые её когти тускло блеснули в ярком свете утра.

Гордый беркут, взмахнув огромными крыльями, поднялся над поляной и тотчас исчез за соснами. Риса слегка шлёпнула лапой одного из малышей, он кувыркнулся и побежал к логову. За ним последовал братец. Риса — спокойная и уверенная в себе, — мягко ступая, завершила шествие.

С появлением малышей она изменила время охоты, охотилась теперь в предутренние часы и ранним утром. Ночью же, когда охотятся все, она не рисковала оставлять рысят одних. Мало ли кто, выйдя на охоту, мог заглянуть в логово в её отсутствие. А под утро многие ночные звери уже были в своих норах. Или дремали там, где застал их рассвет.

Сойдя со своей скалы, Риса перешла овраг, прошла соседний перелесок и была, пожалуй, уже далеко от дома, когда услышала шаги крупного зверя. Он двигался в стороне от неё, но туда, откуда она шла: к её скале, к логову. Она забезпокоилась и уже готова была бросить охоту и стремглав бежать к рысятам. Но вот зверь вышел на открытое место...

Это был Уг. Риса давно знала этого крупного быка-лося. Он был не стар, силён и опытен. По осени он выходил на звериную тропу — свирепый и полный сил — и трубил, вызывая соперника на поединок, на рыцарский бой за право покровительства лосихе. Тогда не только склоны и скалы, но и лесные опушки вокруг вторили ему: "У-у-у-у-г-г..." Осенний ветер разносил эхо — почтительный отклик природы на зов жизни и борьбы. И поэтому все звери знали, что зовут его Уг.

Это был именно он — стройный, высокий, с резко очерченными на фоне неба широкими рогами.

Уг не боялся Рисы. Она это знала. Но и ей нечего было безпокоиться за своих малышей. Лось никого не обижал из лесных зверей, хотя умел постоять за себя, а иногда и за своих сородичей. Он прошёл вниз к ручью, не заметив замершую рысь. А она долго провожала его взглядом, немного сожалея, что он такой сильный и независимый. Она слушала, как нет-нет да и треснет сухой сучок под тяжким копытом.

Потом Риса пошла дальше, вглядываясь в позолоченный восходом утренний лес.

Когда она вернулась в это утро с добычей, рысята впервые всерьёз подрались из-за еды. Белогрудый первым рванул принесённую матерью птицу к себе. Он уже не хотел грызть мясо одновременно с братом с двух сторон. Рыжий может и потерпеть. Но не тут-то было! Лишённый добычи рысёнок с неожиданной силой рванул её на себя. Белогрудый не отпустил. Оба рычали. Но тут Рыжий внезапно выпустил мясо и отступил на шаг, словно в раздумье. Брат, удовлетворённый победой, стал есть, уже не удерживая птицу. И тогда рванул рыжий хитрец. Белогрудый, не ожидавший такого манёвра, выпустил добычу. Но тут же, задетый за живое, бросился на обидчика с явным намерением наказать его. Пришлось вмешаться матери. И рысята, кубарем полетевшие от её шлепков в угол логова, возвратились с виноватым видом и, косясь друг на друга, сначала осторожно, а потом дружно принялись есть, забыв о недавней ссоре.

Риса, лёжа на боку, смотрела на рысят, слушала их довольное урчание, и ей было хорошо, как бывает хорошо матери, когда рядом с ней её дети, когда у них есть еда, они веселы и довольны и опасность не грозит им.

Позднее она нередко вспоминала эти минуты как самые счастливые в своей жизни. Ей часто потом казалось: не было ничего лучше тех дней и часов, когда подрастали её рысята, когда они были с ней, урчали во сне и, обнимая её мягкими лапами, прятали свои головы в её тёплой шерсти...

6. УРАГАН

Риса прошла по склону лесистого холма, спустилась в низину. Рысята промышляли неподалёку. Она долго шла по звериной тропе, останавливаясь и приглядываясь, как обычно, когда вдруг над головой раскатилось:

— Карл!

Риса замерла. Старый ворон никогда просто так, без дела, не заявлял о себе. Он или предупреждал кого-нибудь, или насмехался, или высказывал неудовольствие. Но попусту не каркал. Риса видела, как он вертел головой и смотрел сверху на неё.

— Карл! — сказал он громко ещё раз. Рысь стояла, осматривалась и принюхивалась. И она уловила едва заметный запах человека и железа. Он был очень слаб, этот запах. Потому что его забивал сильный дух можжевельника. Большой куст рос рядом, но можжевельником почему-то пахло и от тропы, и от того места на тропе, где Риса теперь уже разглядела незнакомый предмет, малозаметный, но сделанный человеком, — потому что человеком всё-таки пахло. Это был капкан. И приготовлен он был не для Рисы. Она не знала, что это такое... Спасибо старому Карлу — она сошла с тропы и далёко лесом обогнула тревожное место. Умный зверь, уже побывавший в ловушке, становится вдвойне осторожен. И тогда не помогают человеку его хитрости: ни маскировка капкана, ни вываривание его с можжевеловыми ветками. Зверь в капкан не идёт. И далеко обходит всё, что связано с человеком...

А свой старый ворон есть в каждом лесу. Он всегда предупреждает об опасности. Так уж устроена природа: обязательно должен быть старый чёрный ворон, который предупредит.

Приглядитесь когда-нибудь, проходя по лесной опушке, — и вы увидите: он сидит на самой высокой вершине. Выше всех. И внимательно обозревает окрестность.

В этот день, хотя было тихо и сухо, что-то безпокоило Рису. Она даже хотела пропустить предрассветную охоту и остаться с рысятами. Она не могла понять, что именно её тревожило. И всё-таки вывела рысят в лес, потому что они были голодны. На этот раз им не очень повезло. Все звери и птицы попрятались, и пойман был один болотный кулик на всех. Длинноносого поймала сама Риса.

Воздух пах как-то непривычно, и эта заставило Рису повернуть к логову, так и не завершив полной удачей охоту. Уже начинался день, когда внезапно стало совершенно темно и хлынул ливень.

И тут Риса вспомнила: точно так же пахло в ту самую ночь, когда у неё появились малыши. Правда, тогда ливень не был таким сильным и хлёстким, но этот тревожный запах она почувствовала впервые в ту страшную ночь, когда спасалась от грозы. И второй раз — сегодня, чутьё не обмануло её.

Густой, поразительно плотный ливень буквально захлестнул землю, деревья, стеной встал перед Рисой и рысятами. Они спешили. Цепляясь когтями за корни и траву, рвались к своей скале. Гроза грохотала, но ливень казался страшней грома и молний. Рысята с трудом перебирались через потоки воды, которые сбегали с лесных холмов. Вода летела и несла сорванные ветром ветви, сучья, кусты. Ветер ревел вместе с ливнем, будто пытался стереть с лица земли семью рысей. Риса видела, как в водяной лавине переворачивались убитые ураганом птицы. И когда вдруг сорвало с тропы одного из рысят. Белогрудого, и вода понесла его вниз, рысь, обезумев, бросилась в поток, перевернулась через голову, ударилась о камни и всё-таки схватила сына за холку. Схватила и стала вытаскивать из воды. Она несла его, как носила когда-то, когда он был маленьким. Но рысёнок стал крупным и тяжёлым, лапы Рисы скользили, не слушались, а она рвалась к большой ёлке, к её крепким спасительным корням. Как всякая мать, она в эти минуты совсем забыла о себе, о своей безопасности. Она не замечала, как хлёсткие прутья дождя били её по глазам, как острые сучья, увлекаемые потоком, кололи её, ноги её были изранены острыми камнями...

Она выбралась вместе с рысёнком под раскидистые лапы старой ели. Вода потока обдавала Рису с рысёнком, но дождь их здесь не доставал. Неподалёку, обхватив толстый корень лапами, держался второй рысёнок. Наверх они не решались залезть, потому что порывы ветра сорвали бы их с ёлки...

Вода, бушующая совсем рядом, превратилась в чёрную бурную реку, и Риса видела всё, что неслось, увлекаемое течением. Кроме убитых птиц, вода уносила несколько зайцев. Некоторые из них ещё боролись, другие уже погибли, и свирепая стихия швыряла их безжизненные тела.