Падение Голиафа

Во-вторых, само предложение денег с апреля-июня все больше начинает определяться факторами, не подконтрольными Центробанку. Сначала нарастает актив платежного баланса России в расчетах с государствами рублевой зоны (см. график 4).

http://expert.ru/expert/2011/27/pochemu-shokoterapiya-v-rossii-zahlebnulas/media/93737/

Это, с одной стороны, хорошо для российских предприятий, поскольку обеспечивает сбыт их продукции на территории бывшего СССР в рамках традиционных хозяйственных связей. С другой стороны, это не очень хорошо для российского потребительного рынка, так как вырученные от экспорта в бывшие советские республики рубли, не потраченные на импорт из этих стран, выплескиваются на российский рынок, вызывая дополнительную инфляцию.

Этот дефицит платежного баланса бывших союзных республик в отношениях с Россией финансируется кредитами ЦБ на основе межреспубликанских соглашений. И власти находятся перед трудным выбором: либо ограничить это кредитование (и тогда может встать какая-то часть российской промышленности), либо продолжать его и мириться с дополнительным притоком инфляционных рублей.

В конце концов, но только уже в середине следующего, 1993 года, бывшие республики отсекаются от корсчетов ЦБ и одновременно в оборот вводятся новые купюры, без портретов Ленина, видов Кремля. Правда, Украина и прибалтийские страны вышли из рублевой зоны еще раньше.

Положение в денежной сфере к исходу лета все больше напоминало сжатую пружину. Темпы роста денежной базы уже с мая вплотную приблизились к 50% в месяц — по некоторым определениям это считается порогом гиперинфляции. А рост денежной массы М2 первые пять месяцев года колебался в диапазоне 9-14% в месяц и ускорился до 28% только в июне. В значительной мере отставание темпов роста денежной массы от потенциально возможных объяснялось и нехваткой наличных, купюрный состав катастрофически не соответствовал новому масштабу цен.

К началу второго полугодия какие-либо ограничения в области денежной политики приходится снять окончательно. Последствия предыдущего недоиндексирования бюджетных расходов понемногу принимают форму столь острой социальной проблемы, что и правительство, и Центробанк вынуждены рассматривать откровенно проинфляционные шаги. Дефицит федерального бюджета с июля выходит на устойчивый уровень 25% по отношению к ВВП, который покрывается кредитами Центробанка (см. график 5).

http://expert.ru/expert/2011/27/pochemu-shokoterapiya-v-rossii-zahlebnulas/media/93736/

Одновременно лавинообразно нарастают кредиты ЦБ коммерческим банкам. При этом основная масса ресурсов формально выделяется на реализацию отраслевых программ. Фактически же эти деньги дают мощный импульс росту кредитного потенциала комбанков, а также обрушиваются на валютный рынок.

От наступления на инфляцию приходилось переходить к глухой и длительной обороне, и "правительства чикагских мальчиков" для этого больше не требовалось.

Альтернативы умозрительны

Большинство претензий к шоковой финансовой стабилизации, особенно после того как стало ясно, что в формате блицкрига ее провести не удалось, выдвигалось сторонниками и авторами разных программ, предполагавших предварительное связывание избыточных сбережений населения — например, в форме обращения в ваучеры денег на сберкнижках и использования их в приватизации. Это позволило бы уменьшить первоначальный скачок цен и смягчить многие проблемы переходного процесса — те же неплатежи, например.

Однако трудно отделаться от ощущения, что здесь мы просто имеем анализ партии, просчитанный на недостаточное число ходов. Все такие программы, скроенные по принципу "сначала добьемся сбалансированности — затем отпустим цены", решали в основном проблему запасов ("вытирания денежной лужи") и мало чего, кроме общих фраз, говорили о том, что делать с проблемой "потоков" (прежде всего с несбалансированностью бюджета), которые от этого никуда не девались. Более того, за время подготовки такой распродажи эти потоки увеличили бы "лужу" настолько, что готовить распродажу пришлось бы заново. Ну и, наконец, как показали дальнейшие события, население в массе своей не проявило особого интереса к обладанию неведомыми производственными активами — и приватизационный чек, который должен был стоить "две "Волги"" (немыслимое по советским меркам состояние), так и не поднялся в цене выше эквивалента 18 долларов.

Но главное, настоящие проблемы вроде неплатежей и инфляции, вызванной перестройкой структуры цен, а также "бегства от денег" порождались вовсе не начальной несбалансированностью накопленных денег и товарной массы (которая в действительности сразу же устранялась отпуском цен), а гораздо более глубокими структурными проблемами советской экономики. Они, несомненно, выявились бы и привели к высокой инфляции, даже если исходной точкой реформ послужил бы какой-нибудь относительно сбалансированный 1983 год. (Тут, правда, надо заметить, что попытка проведения рыночных реформ в еще не расшатанной годами перестройки экономике, пожалуй, натолкнулась бы на ГКЧП, который в этом случае был бы встречен населением с энтузиазмом, а его действия увенчались бы успехом.)

В этом смысле можно оглянуться на опыт Польши, где аналогичная по замыслу и исполнению стабилизационная операция 1990 года оказалась в сравнении с нашей успешной — бюджет был сбалансирован, а для восстановления доверия населения к национальной валюте был (при поддержке МВФ) установлен фиксированный курс злотого к доллару. На самом деле польский 1990 год примерно соответствовал нашему 1998-му, ему предшествовала реформа цен и доходов февраля 1988 года, последовавшее затем введение рыночных отношений в сельском хозяйстве и проводившаяся "Солидарностью" политика индексации доходов в 1989-м, вызвавшие гиперинфляцию и "смывшие" проблему несбалансированности рынка к моменту, официально считающемуся датой начала реформ (январь 1990 года). На самом деле пакет экономических мер правительства Тадеуша Мазовецкого был продолжением мер, осуществлявшихся ранее, просто теперь проводившихся в условиях огромного энтузиазма населения по случаю крушения советского блока, в условиях политической поддержки и доверия.

Гайдару же пришлось действовать в принципиально иной обстановке, когда и разрушение старой системы, и стабилизация на основе новых отношений должны были происходить практически одновременно, а особой радости по поводу крушения СССР и доверия к новой власти большинство населения не испытывало. Возможностей для балансировки бюджета в условиях сохранявшихся обязательств государства по поддержанию огромных секторов экономики фактически не было — требовалось значительное время на их демонтаж или структурную перестройку. А при несбалансированном бюджете не было и возможности вернуть доверие к деньгам, путем фиксации курса рубля к чему бы то ни было удержать этот "номинальный якорь" все равно бы не удалось. Такая попытка — заткнуть бюджетную дыру путем размещения устроенных по пирамидальной схеме краткосрочных казначейских обязательств с одновременной привязкой курса рубля к доллару — будет предпринята три года спустя (на макроэкономически значимый уровень машина ГКО выйдет к 1995 году), а еще через три года попытка эта закончится весьма плачевно.

Ну, вот. Как то так.

Изучая советскую экономику (а у меня есть такая слабость, хотя профессионально я этим не занимаюсь) — никак не удается отделаться от мысли: "почему это не случилось раньше". На самом деле — архитектура советской экономики содержала в себе такие риски, что катастрофа того типа, которая произошла в восьмидесятые была почти неминуема. Одновременно с этим — следует сказать, что советская экономика — при грамотном управлении и отсутствии людей со злым умыслом в системе — для целей ускоренного промышленного и общего развития страны подходила как нельзя лучше. Просто риски были неприемлемыми, а защиты от дурака — никакой. В конце восьмидесятых — бомба взорвалась.

Советская и американская экономические системы были построены по абсолютно разным принципам, хотя цели у них были одинаковые: обеспечить долговременный экономический рост в стране, не вызывая инфляции. Принципиальным различием между этими системами было соотношение наличных/безналичных денег.

Американская экономическая система была одноканальной, то есть обмен наличных долларов на безналичные обеспечивался довольно свободно. При этом, согласно закону Гласа-Стигала запрещалось ведение одним финансовым институтом кредитной и инвестиционной деятельности одновременно. То есть, до девяностых годов, финансовый ландшафт Америки выглядел так: крупные инвестиционные банки и множество мелких кредитных учреждений. Финансовые монстры, подобные Морган — Чейз — были именно инвестиционными банками, то есть они не работали с населением и не обслуживали его повседневные нужды. Они занимались фондовым рынком и инвестированием, то есть были банками для юридических лиц. В отличие от европейской практики — в США было принято привлекать ресурсы не за счет банковского кредитования — а за счет эмиссии ценных бумаг — акций и облигаций. Именно этим и занимались инвестиционные банки. В то же время обычные банки (часто они обслуживали один штат, а то и один город) — занимались потребительским кредитованием, личными счетами граждан, кредитами и займами для юридических лиц (понятно, что мелкими).

Этим — обеспечивалась важнейшая вещь — сбалансированность системы и отделение "потребительских денег" от "инвестиционных денег". То есть правительство США и ФРС могли вести через этот механизм грубую настройку экономики. Направляя ресурсы в инвестиционную систему — они гарантированно обеспечивали тот факт, что эти деньги пойдут не на потребление, а в производственный сектор экономики, и, по крайней мере, один цикл отработают там. То есть на них купят станки и сделают, грубо говоря, автомобиль. Потом его продадут, а прибыль поделят — часть выплатят в качестве зарплаты, часть достанется акционерам, часть будет вложена в дело, в развитие. Но суть то будет в том, что товар уже произведен! И, следовательно, вливание денег в экономику на этом этапе (через свободный обмен наличного и безналичного доллара) — нужно и оправданно именно в этот момент — оно позволяет этот автомобиль купить! Вливание денег не вызовет монетарной инфляции! Именно так и работала американская экономика до девяностых, именно это и обеспечивало ее поступательное развитие и лидерство.

Немного отходя в сторону от основной темы — именно слом этой системы через отмену закона Гласа-Стигала (при Клинтоне) привело сейчас к катастрофическому кризису. Отмена запрета на объединение банковской и инвестиционной деятельности немедленно привело к тому, что мелкие классические банки были поглощены громадными инвестиционными. Далее — при вливании ФРС денег в экономику у банкиров появилась возможность выбирать, куда направлять деньги — на инвестирование или на потребительское кредитование. Инвестирование — длинные сроки и минимальная маржа. Потребкредитование — короткие сроки, большая маржа, риски можно переупаковать, купить страховку. В итоге — деньги направили на потребкредитование, американцы настроили домов и накупили китайских товаров, после чего потеряли работу — оттого, что реальный сектор экономики деньгами оказался обделен. Американская экономика пошла в пике, как до этого пошла советская. Суть в том, что в период действия закона Гласа-Стигала, если ФРС направляло деньги инвестиционным банкам — то у них не было выбора, куда их девать. Или они сидели на них — или пускали в дело, в реальную экономику, кредитуя ее "хоть как". А сейчас — выбор есть, и деньги направляются куда угодно, но только не в реальный сектор. Надувая пузырь за пузырем. Или на них просто сидят, выживая за счет потребкредитования и работы с физлицами — старые инвестиционные банки, получая деньги не могли на них сидеть, они или инвестировали или умирали, потому что никаких других источников заработка у них не было.

Советская экономика работала принципиально по-другому, хотя задачи решала те же.

Советская экономика решала задачу финансирования реального сектора через двухканальную систему денежного обращения, в которой наличные деньги были предназначены для населения, а безналичные — для предприятий. При этом — были установлены жесткие ограничения как на конвертируемость наличной и безналичной валюты друг в друга, так и на конвертацию в иностранную валюту. Было даже специальное понятие "инвалютный рубль", чтобы контролировать обмен безналичных рублей на валюту и "чек Внешпосылторга" — для фактической конвертации наличного (хоть и не прямой). При этом, как мы видим из статей выше, реальная экономика кредитовалась на совершенно нерыночных и непредставимых сейчас условиях — автоматически и по потребности. Не было риска неплатежей — все платежки исполнялись автоматически, вне зависимости от наличия денег на счете — то есть автоматически открываемый овердрафт. Если кто-то знает, как дело обстоит с кредитованием сейчас — может себе представить, как быстро (в теории) может расти экономика, если ее кредитуют по потребности и без процентов.

Наличный же сектор денежного обращения был жестко привязан к объему товарной массы в стране. Соотношение товар/деньги — жестко регулировалось административным путем. Прямая конвертация безнала в нал запрещалась, когда же этот запрет был ослаблен — это положило начало инфляции.

При этом, если сравнивать советскую и американскую системы — легко заметить, что советская система более отсталая и примитивная. В отличие от американской, работающей в "полуавтоматическом" режиме — она чисто ручная. Если американская система во многом самонастраиваемая — то наша настраивается вручную. Американская система выполняет задачу стимулирования роста путем выполнения простого цикла в полуавтоматическом режиме: выдается денежная масса, она гарантированно, путем работы ограничителя (закон Гласа-Стигала) закачивается в реальный сектор, делает там один оборот, создавая товары — после чего "выливается" в потребсектор, обеспечивая потребителям возможность произведенный товар купить. При этом — принятие решений в американской системе децентрализовано: инвестиционные банкиры сами оценивают, в какие отрасли и какие сектора РЕАЛЬНОЙ экономики инвестировать, предприниматели самостоятельно обеспечивают производство, поддерживают его прибыльным, определяют ту зарплату, которую они могут и хотят выплатить рабочим — с одной стороны, они заинтересованы ее минимизировать с тем, чтобы сократить издержки — а с другой стороны есть профсоюзы, и есть потребность платить достаточно, чтобы работяги имели возможность покупать, что производят. Кризисы — система тоже проходит в полуавтоматическом режиме: сокращаются издержки, в том числе на ФОТ, экономика снова становится прибыльной. Нет проблем с наполнением бюджета: налоги.