| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Назло людям. Наперекор судьбе. И не только выжил, но взобрался на самую вершину, выше его — только Вилхо Кольцедаритель. Да и, говоря по правде, нет у Вилхо никакой власти. Разве сам он способен клинок в руках удержать? Или сделать хоть что-то без Янгара?
Слаб кёниг.
И на троне сидит до тех пор, пока Янгар этот трон стережет.
Конечно, опасными были подобные мысли, однако грели они неспокойное сердце. И Янгар улыбался собственным снам, видя в них Оленью корону на своей голове.
И шепот раздавался порой в душе: а что, разве не хороший вышел бы кёниг? Все лучше Вилхо... Пойдут за ним аккаи... а остальные, остальные — смирятся. Не смирившиеся же погибнут.
Велико было искушение.
Но разум говорил, что, позволив опрокинуть трон, не оставят Золотые рода за Янгаром корону.
И клятва, им же данная, держала крепко.
Нет, не нужен Янгхаару Каапо дворец. У него собственный имеется, куда как богатый.
Впрочем, сегодня тесно стало Янгару в собственном доме. Зверем метался он, останавливаясь лишь затем, чтобы перевести дух, вспомнить нанесенную обиду, что, подобна удару хлыста, по старым ранам попала.
Пес безродный? Бешеный?
Выскочка?
Поплатится старик за эти слова! Не хочет Янгара зятем видеть? Пускай! Если не переломит гордыню, то лишится всего. Стальным гребнем пройдется Янгар по землям Ину. И выпустит по следу огненных зверей. Осадит Лисий лог, развалит до камня.
И не останется у Тридуба сыновей — всех заберет Янгар.
А дочь, столь дорогую сердцу Ерхо, за косы приволочет в свой дом, только уже не женою законной, но девкой дворовой.
Да, именно так и случится.
И никто, хоть бы и сам кёниг, не посмеет встать на пути Янгара.
— Успокоился бы ты уже, — сказал Кейсо, пожалуй, единственный, кого не страшили эти вспышки гнева. — Выпей.
Налил Кейсо не вина, но кобыльего сладкого молока, сдобренного медом, до которого сам был большим охотником. Пронес чашу над огнем, наклонил, жертвуя Небесному кузнецу его долю, и подал хозяину. И Янгар, опустившись на ковер, скрестил ноги.
Схлынул гнев. И дышать стало легче, будто кто-то разорвал стальные оковы, грудь стянувшие.
— О мести думаешь? — толстого каама многие полагали слишком неповоротливым, ленивым, а то и вовсе бесполезным созданием. Но знал Янгар, что вряд ли найдется в Оленьем городе боец, равный Кейсо. Что тело его, будто бы жиром заплывшее, подвижно, что поступь легка, а обе руки, по-детски мягкие, в перевязках, играючи с клинками управляются.
И не только с клинком.
С Янгаром они тоже умели ладить даже в те далекие времена, о которых Янгхаар желал бы забыть.
— О справедливости.
— О мести, малыш, именно о мести, — поправил Кейсо, усмехаясь. И в мутных серых глазах его вновь мелькало нечто этакое, престранное, отчего у Янгара по хребту холодок пополз.
Хотел огрызнуться, да слова в горле застряли.
— Нет в мести пользы ни для тела, ни для духа, — зачерпнув горсть лесных орешков, Кейсо кинул их в рот. Зубы он имел крупные, белые, и клыки подпиливал по старому обычаю каамов. — Или эта девчонка забрала твое сердце?
Фыркнул Янгар: его сердце было с ним.
С ним и останется.
— Да я ее не видел ни разу, — признался он.
Крепко стерег Ерхо Ину единственную дочь. И двери его дома редко открывались перед гостями. Стоит ли говорить, что Янгара среди этих гостей не было?
— Говорят, она красива, — Кейсо зажмурился.
Он был охоч до женского полу, едва ли не больше, чем до кобыльего молока. И женщины его любили, чего Янгар никак не мог понять.
Невысок был Кейсо. Не так уж и молод — еще в ту, далекую первую встречу показался он Янгару седым стариком. Толст до того, что все тело его покрывали складки жира. И даже на затылке они имелись. Каам брил голову, оставляя на макушке тонкий хвост волос, подрисовывал брови синей краской, а губы — красной. И пахло от него цветами.
Над кем другим посмеялся бы Янгар.
Но Кейсо... пожалуй, во всем мире не нашлось бы человека ближе.
Только ему Янгар в том не признается.
— Правда, — добавил Кейсо, оглаживая массивный свой живот, — не всему, что говорят, верить можно... не удивлюсь, если девица окажется обыкновенной. А то и вовсе уродливой. Зачем она тебе?
— Затем, что она дочь Ину.
Гордеца Ину, который до сих пор смотрел на Янгара, словно бы тот был слугой, а то и вовсе — невольником.
Знал?
Нет.
И не догадывался даже, потому как в ином случае не стал бы молчать, выплюнул бы правду в глаза да с насмешкой. Нет, другое тут. По краю ходил Ерхо Ину, сам не понимая, до чего близок к правде. И виделось во взгляде Тридуба этакое брезгливое пренебрежение, но вместе с тем и понимание: дескать, даже невольники полезными могут быть. А что балует Янгара хозяин, так то его, хозяйское, дело.
Тряхнул Янгар головой, и тяжело зазвенело серебро, в косы вплетенное.
...словно цепи.
...тяжелыми вдруг стали браслеты на руках.
...и старые шрамы дернуло призрачной болью.
Приподнялся Кейсо с подушек, обеспокоенный, заглянул в глаза, но Янгар отмахнулся: в порядке он. И с памятью как-нибудь сам управится.
— Скажи, мальчик мой, готов ли ты ради мести себе хомут на шею повесить? — Кейсо теребил бороденку, узкую и серую, как мышиный хвост. — Да на всю жизнь?
...хомуты бывают тяжелыми... особенно, если свинцовых пластин навесить.
Нет больше того хомута.
И нет Хазмата.
И нет Янгу Северянина... сгинул он в песках великой пустыни.
— Какой? — расцепив слипшиеся вдруг губы, спросил Янгхаар.
— Жену, — каам вновь откинулся на подушки, почти раздавив их немалым своим весом. — Месть уйдет, жена останется. Еще раз говорю, подумай хорошенько, малыш. Легко связать нити судеб, да разорвать не выйдет.
Жена... о ней-то Янгар не особо задумывался. Да и к чему?
Будет девчонка покорна — будет ей счастье. А нет, так как-нибудь да управится Черный Янгар с женскими капризами. Небось, быстро поймет прекрасноокая Пиркко, что здесь ей — не отчий дом.
И вновь рассмеялся Кейсо:
— О дурном думаешь, мальчик мой. Женщину силой брать, что воду пороть. Кроме брызг да обид ничего не будет.
Каам перевернулся на спину. Сложив руки на животе, он разглядывал резной потолок, украшенный завитушками и звериными мордами, золоченый, богатый. И говорить не спешил. Но ждал Янгар, только перебирал бусины нефритовых четок, на рунах камней пытаясь угадать будущее. Никогда-то не выходило. Да и теперь все больше выпадали двойные копья — "судьба", полумесяц "сердца" и предупреждением перекрещенные серпы. "Война".
— Ей твоих детей носить, — наконец, вымолвил Кейсо. — Ей их кормить. Ей первые песни петь. И как знать, что услышат твои дети от матери? Нельзя обижать жену, Янгар. Нельзя недооценивать воду. Один раз поверху пройдешь, а в другой, глядишь, и омут под ногами раскроется.
Была в его словах правда. И глядишь, отступился бы Янгар, но...
...представил он, что вернется Ерхо Ину в Олений город, пусть не этим летом, так следующим: не умеет кёниг долго гневаться. Да и Тридуба умен, пошлет гонцов, поклонится Вилхо золотом, напишет письмо покаянное, и прощен будет.
А прощенный, станет глядеть на давнего врага с насмешкой: мол, знай свое место.
Зубы свело от злости.
Не бывать такому!
И все же...
...не хлыст, так мед.
Девчонке всего-то пятнадцать зим.
Она красива? Пускай. Но и Янгар собою недурен.
Разве бывает пустой и холодной его постель? Разве приходится ему покупать невольниц, чтобы согреть ее? Разве те, на кого обратит он взор, страдают?
Он силен. Неутомим. Щедр. И знает, как обходиться с женщинами, чтобы глаза их загорались ярко. Неужто не справится? Ночь пройдет, или две, или десять, но позабудет Пиркко о ненависти, полюбит мужа всем сердцем, а значит, и бояться нечего.
— Я... — столько лет прошло, но так и не научился Янгхаар выдерживать пристальный взгляд каама. Все чудилось — увидит Кейсо больше, чем дозволено, в самую муть души нырнет, туда, куда Янгар и сам заглядывать опасался. — Буду хорошо с ней обращаться. Куплю ей все, чего она захочет... украшения... много украшений.
...целую комнату, на полках которой стоят шкатулки. Деревянные ларцы. И каменные. Маленькие и большие. Украшенные чеканными накладками.
Запертые.
И ключи от них на поясе...
Чьем?
Воспоминание ускользнуло, ослепив блеском драгоценных камней на руках женщины, лицо которой Янгару было знакомо. И непонятная боль сдавила горло. Янгар поднял руки, ощупывая шею: чистая. Давно уже нет ошейника, и красная полоса, след от него, затянулась. А кобылье молоко смыло горечь.
С памятью порой творилось странное.
Или сегодня день был таков, что прошлое норовило выползти?
— Не передумаешь? — Кейсо глядел поверх чаши. — Нет. Вот же упрямец. Дурное ты задумал, малыш. Мне не веришь, так у богов спроси.
И этот совет был мудрым.
Утром, едва дождавшись, когда первые солнечные лучи пройдут сквозь разноцветную преграду витражей, поднялся Янгар. Умылся он ледяной водой и, распустив косы, сам рисовал на коже узоры желтою охрой. Еще накануне выбрал он золотое блюдо, желтыми камнями украшенное, и наполнил его пророщенной пшеницей. Нес бережно, страшась уронить хоть зернышко.
И выйдя во двор, преклонил колени перед солнцем.
На белый камень поставил Янгар свою ношу и, вытащив кинжал, разрезал ладонь. Кровью окропил пшеницу, и ею же нарисовал три руны.
Волны "Ожидания".
Петлю "Надежды".
И летящую птицу "Молитвы".
Кровью же вымазал губы, а раненую руку к земле приложил, отдавая вековечную дань. И тотчас ветер коснулся обнаженного тела, развеял пряди, прошелся по спине. И показалось: смотрит.
Приняли его боги Севера.
В отличие от людей.
— Мать всего сущего, — будто онемели губы, и собственная кровь казалась кислой, — скажи, что мне делать? Стоит ли брать в жены дочь Ерхо Ину?
Зазвенело золото, рассыпалась пшеница, складываясь узорами. И вновь знакомые руны.
Женщина.
Предательство, повторенное дважды.
Потеря.
Война
Потянулся было Янгар к рисунку, но ветер стер его, спеша вычертить иной.
Сломанный меч.
Находка.
Возрождение.
Долго стоял на коленях Янгар, умоляя богов истолковать волю. Один вопрос и два ответа. А Кейсо, мудрец Кейсо, который славился своим умением руны читать, лишь руками развел да повторил:
— Отступись.
Быть может, Янгар и послушал бы совета, но постучал в двери дома-крепости взмыленный гонец. Трех лошадей загнал и себя едва ли не до смерти. Говорить уже не мог, лишь мотал головой да шапкой высокой куньей по лбу елозил, пот вытирая.
Янгару же протянул кожаную тубу, трижды белой лентой перевитую. И круглая сургучная печать с оттиском оскаленной медвежьей морды без слов говорила о том, откуда прибыл посланец.
В тубе обнаружился пергаментный лист.
И трижды прочитал Янгар письмо, чувствуя, как вскипает кровь: победил! Одолел упрямого Ерхо Ину. На колени поставил весь род его...
— Посмотри! — кинул он письмо Кейсо. — Быть по-моему.
Вот только каам, скользнув взглядом по посланию, ничуть не обрадовался. Сказал тихо:
— Женщина. Предательство. Дважды предательство, Янгар. Потеря. Война. Вспомни, о чем предупреждали боги.
— Мой хозяин, — гонец обрел-таки дар речи. — Желал бы получить ответ.
Женщина. Предательство. Потеря. Война.
И после — сломанный меч. Снова женщина. Возрождение.
Туманны предсказания хозяйки сущего, но...
— Передай, — Янгар облизал пересохшие вдруг губы. Нет, не отступит он. Судьба? Что ж, и судьбы не убоится Янгар Черный. Сколько раз ему случалось переписывать ее начисто. — Передай своему хозяину, что я согласен. Быть свадьбе.
Только вздохнул каам.
Но ему ли спорить с тем, кого и боги остановить не сумели?
Глава 5. Преддверие
Свадьба.
Говорят, что на истоке времен в мире не было ничего, кроме самого мира, сделанного из чистого золота. И был этот мир столь тяжел, что однажды под собственной тяжестью разломился пополам. Так появились первые боги. А когда они взглянули друг на друга и взялись за руки, то и мир возник вновь. Он был и прежним, и иным. В этом новом мире всему сущему была определена его половина.
Свадьба.
Говорят, что сколько людей, столько нитей в корзине безумной пряхи Кеннике. Слепа она и нити наугад сплетает, привязывая человека к человеку. Когда удачно, когда — нет. Оттого перед свадьбой спешат люди с поклонами к жрецам Кеннике, несут корзины с легкой шерстью, с пряжей, с перламутровыми раковинами, с бронзою или серебром, дарами силятся задобрить безумицу. А некоторые, кто вовсе взыскует милости богини и желает, чтобы прочна была связь, неразрывна, спускается в подземелья храма. Там, в кромешной тьме, исчезают имена и лица, но остаются лишь мужчина и женщина. И нет прочнее связи, чем та, которая возникает меж ними.
Свадьба, говорят... многое говорят, а где правда — я не знаю.
Свадьба.
Четыре дня пути. И свадебный поезд роскошен.
Громогласные глашатаи криком и ревом труб возвещают о его приближении. И три дюжины отборной отцовской стражи берегут покой невесты. Ползут за возком повозки, доверху солью груженые, сундуками, в которых и серебряные бруски, и золотой песок, и меха, и наряды...
Ерхо Ину спешит показать: ничего не жаль ему для любимой дочери.
Достойно войдет она в мужнин дом.
Возок плывет мягко. Покачивается, убаюкивая. И двери его заперты снаружи. А я, завернувшись в плащ с лисьим подбоем, улыбаются собственным мыслям, безумным, как и подобает тем, которые милы Кеннике.
Сколько раз мечтала я прокатиться на этом возке?
Примерить нарядные сапожки?
И платье, пусть бы самое плохонькое из тех, которые носила моя сестрица?
Сколько раз представляла на своих руках ее перстни и даже ощущала тяжесть браслетов.
И вправду тяжелы, что оковы, рук не поднять...
Вскидываю, но не слышу радостного звона, который был в тех моих мечтах. Трогаю пальцами монеты ожерелья, пересчитываю, но никак не сосчитаю.
Скоро уже, Аану, скоро...
Скрипят колеса, давят сухие придорожные травы, оставляют на песке след, который вскоре затеряется среди других следов. Сотрут его подковы, затопчут сапоги стражи. И отцовская нога печатью запечатает. Ерхо Ину, как и положено обычаем, сам возглавил поезд. Стоит выглянуть в окно, прозрачным стеклом забранное, и увижу его спину, и алый плащ, стекающий с плеча, и руку, что лежит на поясе, расшитом серебряными бляхами.
И плеть в руке...
Но будущего я страшусь сильнее, чем плети.
Беги, Аану...
Куда?
Куда глаза глядят. Дождись ночи, выскользни тенью, как делала уже, пусть бы и в Лисьем логе. Что стоит раствориться тени среди иных теней? Их множество в лесу.
Беги... быстро беги. От отца.
От братьев, которые кинутся по следу, даром, что стерегут тебя так, будто ты и в самом деле любимая сестрица... они даже стали добры. Им пришлась по нраву отцовская затея.
Сбегу.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
