Книга вторая. Вторжение

Но никакие страшные истории не могли сравниться с теми, что рассказывали о тюрьме ордена Серой Длани. Это угрюмое, мрачное здание, сложенное из тех же скальных плит, что и городские стены, было их же ровесником. В народе тюрьму величали Узилищем. Произносить это слово вслух считалось дурной приметой. Как говорится, от тюрьмы да от сумы...

Горожане обходили Узилище стороной, будто сам воздух возле него был пропитан смертельной отравой безумия. Никто не хотел ставить подле него домов, хотя земля там была дешева как нигде. Так и стояла темница, одиноко возвышаясь над землёй на два этажа с башнею. Но тот, кто по высоте башни стал бы судить о размерах Узилища, мог сильно ошибиться...

Большинство камер в Узилище было устроено по типу каменных мешков. По сути, это были глубокие ямы, узкие и холодные. Дверь в таких камерах находилась на самом верху и заключённого спускали, привязав под микитки вожжами. Таким же манером и кормили.

А в верхнем подземном этаже располагалось несколько общих камер. В одну из них и бросили сержанта. Ему ещё повезло. Камера хоть и не походила на комнату в дорогой гостинице, но весьма выгодно отличалась от каменного мешка. Прежде всего, она была больше и относительно суха. Да и дверь располагалась там, где ей и положено, что невольно вселяло надежду.

Ночь прошла довольно спокойно. В кромешной темноте (от потрясения арестом он напрочь позабыл о магии) сержанту удалось наскрести по углам небольшое количество ветоши и прелой соломы. Устроил ложе. Спать, конечно, не спал (какой уж тут сон), сидел и думал о своём.

Темнота давила на глаза, тишина вливалась в мозг тошнотворной ледяной волной. Откуда-то издалека доносились протяжные крики и безумный смех. За стенкой кто-то непрерывно стонал — тихо, безнадёжно, угасая с каждой минутой. По углам бодро шуршали крысы. Если бы не все эти звуки, Колин бы легко поверил, что очутился в могиле.

Сержант никак не мог избавиться от странного чувства тревоги. Почему странного? Потому что это была не та вполне естественная тревога узника, ожидающего решения своей участи. Это было что-то иное, скорее вопрос, ответа на который он не находил. Как и в тот раз, когда его арестовали за сбитый шаттл...

Человек деятельный всегда найдёт, чем заняться, где бы он ни находился — в храме, в конюшне или в тюремной камере. Даже если в камере темно хоть глаз коли, а из отхожего места распространяются зловещие миазмы. Поэтому у стенки Колин просидел недолго. Он встал на четвереньки и медленно пополз вдоль стены, исследуя камеру. То и дело под руки попадали скользкие спинки крыс. Сержант грязно ругался и расшвыривал их в стороны. Один раз чуть не угодил рукой в отхожую дырку и тут же стал брезгливо отирать руки о камни.

Спустя час, может больше, Колин сделал первое открытие. Он нашёл место, откуда в камеру проникали крысы. В стене, что напротив двери, у самого пола, в камень была вделана редкая металлическая решётка, сквозь которую струился поток менее вонючего воздуха. Колин улёгся на пол и приложил к решётке ухо. Стенания невидимого страдальца стали несколько громче, из чего он сделал вывод, что решётка, во-первых, ведёт в соседнюю камеру, а во-вторых, в этой камере есть вентиляция.

Порадоваться этому открытию он не успел. За дверью послышались звонкие шаги окованных металлом сапог. С тяжёлым звуком упал засов, дверь омерзительно заскрипела, и в камеру вплыл яркий свет смоляных факелов. Держали их двое.

— Завтрак! — гаркнул один и швырнул что-то к ногам узника.

Оба дико заржали и покинули помещение. В угасающем свете Колин успел разглядеть кусок чёрствого хлеба. Он бросился к двери и заколотил в неё что было сил.

— Эй вы, сволочи, дайте хотя бы воды! — пить хотелось до дрожи в коленях.

Но за дверью было тихо. Сержант зло вскинул руку и сорвавшийся с неё огненный шар осветил камеру как мощный галогенный фонарь. Ничуть не повредив толстую металлическую дверь, огненные брызги разлетелись в разные стороны, и камера вновь погрузилась в темноту. Почувствовав слабость в ногах, Колин опустился на колени. Что-то было не так. Оттянув ворот рубахи, он понял, в чём дело — шрам едва-едва мерцал.

— Странно, — Колин отпустил воротник и отполз к стене. — Энергия почти не восстанавливается. Такое впечатление, будто ей что-то мешает. Неужели эти стены?

Сержант попал в точку. В районе Скавелла и его окрестностей пролегали всего две энергетические жилы, и древние камни как нельзя лучше экранировали их и без того слабый потенциал.

Колин решил отыскать решётку, что нашёл до прихода стражников и засветил слабый огонёк. Решётка отыскалась быстро, но слабость теперь разлилась по всему телу. Решив повременить с магией до восстановления энергетического запаса, сержант подполз вплотную к отверстию и приник к решётке лицом.

— Эй, — тихонько позвал он.

Узник за стеной не услышал, а может, услышал да не понял. Сержант прислушался. Кажется, несчастный не просто стонет, а что-то бормочет...

Колин напряг слух ещё больше, пытаясь разобрать если не фразы, то хотя бы звуки, но расслышал лишь отдельные слова, не представляющие, как ему показалось никакого смысла.

— Эй, ты меня слышишь? — позвал он уже громче. — Есть там кто-нибудь?

Внезапно бормотание стихло.

'Он либо умер, либо услышал' — подумал сержант и тут же позвал снова:

— Эй, отзовись!

Слабый скрипучий голос, больше похожий на завывание полуночного призрака, тихо прошелестел:

— Кто здесь? Мне чудится?

— Не чудится, не чудится! — поспешил заверить его Колин. — Я тут, в соседней камере, ты меня слышишь?

— Слышу... — отозвался невидимый узник, словно ещё не веря ушам. — Кто ты, несчастный?

— Я Колин. А ты кто?

Вместо ответа долгий сухой кашель. Колин потряс решётку, но та держалась крепко.

— Послушай, добрый человек, — обратился он к призраку, — не найдётся ли в твоей камере немного воды? Я не пил уже... Черт, даже не припомню, когда это было в последний раз...

За стеной что-то звякнуло. Послышались шаркающие звуки, и вдруг пальцев коснулось что-то твёрдое. Миска! А в ней — вода! Едва не задохнувшись от радости, Колин схватил драгоценный сосуд и жадно приник к нему губами.

— Спасибо! — крикнул он, ничуть не заботясь, что стражники услышат. Ответа не последовало. Тогда Колин подполз к самой решётке и просунул через неё ладонь.

— Друг, позволь пожать твою руку...

Что-то влажное, холодное и костлявое коснулось пальцев. Колин едва удержался от вскрика. С каким-то непонятным отчаянием узник схватился за его длань обеими руками, будто утопающий за соломинку и лихорадочно забормотал:

— Слава Единому, наконец-то он сжалился надо мной! Я боялся, что так и умру в полном безмолвии, не услышав живого человеческого голоса! Скажи, любезный, ты, случаем, не жрец?

— Нет, я не жрец...

Костлявая рука с неожиданной силой стиснула запястье Колина, так, что тот взвыл.

— Ты шпион, да?! — прошипел несчастный. — Отвечай, негодяй, ты его шпион?! Это он послал тебя, чтобы заставить меня говорить?! Он думает, что я сошёл с ума, да?! Решил, что перед смертью стану предателем? Не выйдет!

Колин попытался вырвать кисть, но не тут-то было.

— Ты что, мужик, в уме тронулся?! Какой я к чёрту шпион? Отпусти, а то, клянусь сил не пожалею, решётку эту чёртову снесу и морду тебе расквашу!

Угроза возымела действие, и Колин со вздохом облегчения отвалился от решётки. За стеной раздался жуткий кашель, затем хрип и всё стихло. Через некоторое время, когда тишина начала давить на уши, царство темноты прорезали вполне вменяемые слова:

— Заат-Гир больше нет... Крепость взорвана...

— Что? Какая ещё крепость?

— Пограничная крепость Заат-Гир... Но Валиф не виноват... Валиф лишь исполнял волю монтар Шааса...

— Я ни черта не понял, — сержант склонился к решётке, чтобы лучше слышать, но вдруг лязгнул засов.

Дверь распахнулась, по глазам резанул свет. Стражник посторонился, пропуская человека средних лет, закутанного в серое одеяние с вышитым на груди белым контуром ладони. Человек бегло оглядел камеру и сухо произнёс:

— Моё имя Юус, следуй за мной...

Долго шли по коридорам, заходили в какие-то двери, которые давали начало новым коридорам. Несколько раз поднимались по стёршимся ступеням и вновь опускались в чрево мрачных казематов. Колин не мог унять дрожи, которую порождала неизвестность. Тоска навалилась мёртвой тяжестью, сдавила виски и стала рождать в голове картинки одна ужаснее другой. Сержант попытался прогнать мрачные мысли о будущем и сосредоточился на спине Юуса. В голове вдруг родилась идея. Хищно оскалившись, он стал медленно напитывать энергией связанные за спиной ладони, но в затылок врезалось что-то твёрдое, и сержант мягко осел на пол. Услыхав шум, Юус остановился.

— Что случилось?

— Он пытался магичить, и я его успокоил... — охранник равнодушно пожал плечами.

— Надеюсь с ним всё в порядке? Ему предстоит разговор со стариком.

— Да я легонько ткнул. Скоро очухается.

И действительно вслед за его словами раздался стон, и Колин открыл глаза. И тут же тело ощутило последствия неудачной попытки нападения. Голову будто зажали в тиски, а руки и ноги стали неподъёмными. Выброс энергии отнял последние силы.

Юус с издёвкой посмотрел пленнику в глаза.

— Как себя чувствуешь? — на его лице появилась кривая усмешка. — Здесь нет места магии и силы черпать неоткуда. Хочешь умереть, продолжай... — он многозначительно замолчал, развернулся на каблуках и продолжил путь.

Спустя три поворота они, наконец, оказались перед невзрачной деревянной дверью, опоясанной металлическими полосами. Юус постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул створку. Не издав ни единого скрипа, та легко подалась внутрь, и провожатый переступил порог. Не прошло и минуты, как изнутри донёсся его голос приглашающий войти.

Оказавшись внутри, сержант стал вглядываться в полумрак небольшого помещения. Огарок свечи на заваленном свитками столе едва-едва обрисовывал контуры окружающих предметов и Колину показалось, будто он пытается рассмотреть ускользающее предутреннее сновидение.

— Можешь идти, Юус.

Только теперь удалось разглядеть старика за столом.

— Монтар? Но как же... — старец остановил занесённое над бумагой перо и взглянул на помощника. Тот всё понял без слов и поклонился. — Как будет угодно.

Проводив Юуса взглядом, Шаас повёл щекой и продолжил выводить остро отточенным пером аккуратные завитушки. А Колин стоял и гадал, зачем он понадобился сидящему за столом.

Кто он? Начальник тюрьмы или какой-то высокопоставленный чиновник? И почему отослал Юуса? Не боится нападения? Тут его осенило. Даже попытайся Колин напасть, выхода из подземелья ему не сыскать и вовек!

Раздалось шуршание бумаги, и сержант прервал поток размышлений. Хозяин кельи закончил нанизывать буквы на пергамент и теперь сворачивал в трубочку исписанный мелким почерком документ. Взяв со стола маленький ковшик, он водрузил его на специальную подставку над свечой, дождался, пока тот прогреется и вылил содержимое на свиток. Что-то тёмное растеклось по бумаге. Старик снял с безымянного пальца широкий перстень, приложил к бесформенной кляксе и принялся на неё дуть.

Закончив, Шаас сложил ладони одна на одну и с улыбкой произнёс:

— Итак, кто ты такой?

— А? — только и смог выдавить Колин. Его сбил с толку вопрос так неуместный в данной ситуации.

— Ты говоришь на торрисе?

— Что?.. А, да, говорю, — сержант попытался взять себя в руки.

— Хорошо, — лицо 'доброго дядюшки' ничуть не переменилось. — Начнём с начала. Как тебя зовут?

— Меня зовут Колин.

Старик пошевелил кустистыми бровями.

— Откуда, Колин, ты свалился на мою голову?

И вновь прозвучавший вопрос перевернул мысли с ног на голову. У сержанта начало складываться впечатление, будто Юус ошибся дверью и привёл его не к тому, к кому было нужно. Либо сидящий за столом человек с ним играет, либо действительно не знает кто перед ним. Стоит проверить.

— Прошу прощения, разве вы не знаете, кто я и зачем меня привели?

— А разве ты не знаешь, кто перед тобой? — вопросом ответил незнакомец, и Колин отрицательно повертел головой. — Значит взаимно... Но не беда, скоро мы всё выясним...

Хотя последняя фраза старика сопровождалась радушной улыбкой, от неё ощутимо повеяло чем-то жутким. Хозяин кельи выдвинул ящик стола, что-то достал и встал перед сержантом. На его ладони Колин увидел тот самый камень, что был у офицера в день его ареста. Пирамидка источала молочный свет, а когда старик поднёс её к груди пленника, вспыхнула маленьким солнцем. Колин зажмурился и ощутил зуд под рубахой.

Шаас удовлетворённо хмыкнул, завернул камень в кожу и вернулся за стол.

— Могу сказать одно юноша, ты именно тот, кто мне нужен.

— И кто же вам нужен?

— Мне нужен человек, на чью ауру откликается поисковый артефакт, — не стал лукавить Шаас. Он сложил ладони домиком, положил на них подбородок и стал разглядывать сержанта.

А Колин начал закипать. Схватили, привели чёрт знает куда и задают дурацкие вопросы! А что если наподдать ему как следует, да заставить вывести из лабиринта? Мысль сержанту понравилась, и он всерьёз стал представлять, как за грудки вытаскивает старика из-за стола и волочёт по полу, но тут хозяин кельи разомкнул уста:

— И всё же, кто ты такой?

— По-моему я уже представлялся, — огрызнулся Колин.

— Зачем ты понадобился Сетт'иллису?!! — старик резко поднялся и навис над столом. Свитки посыпались на пол, но он этого не заметил. — Отвечай!!!

Колин почувствовал, будто ему съездили кулаком в челюсть. Какой-то непреодолимой силой его вдруг потащило в направлении двери и прижало спиной к потрескавшемуся дереву. Не в силах шевельнуть ни рукой, ни головой он посмотрел на хозяина кельи и ужаснулся. Глаза старика побелели, и не стало видно ни радужки, ни зрачков.

Но вдруг всё закончилось. Раздался стук в дверь и на пороге возник Юус.

— Монтар, вернулся гонец из Ассия, — помощник мельком взглянул на побледневшего сержанта и склонил голову.

Шаас расправил складки на одежде и опустился на жёсткий стул. На лице вновь появилось выражение 'доброго дядюшки'.

— Я ждал его, Юус. Проводи сюда.

— С вашего позволения, монтар, он ожидает за дверью.

— Тем лучше. Зови.

Юус повернулся к двери, но Шаас его вновь окликнул:

— И Юус...

— Да, монтар?

— Отведи нашего 'гостя' обратно в 'покои'. Мы продолжим позже.

— Как будет угодно.

Юус кивком указал Колину на дверь, и тот послушно вышел в коридор. Там в кругу света стояли трое — стражники и какой-то парень в запылённой одежде. Помощник главы ордена пригласил гонца внутрь, а сам выскользнул за светлое пятно. Стражники подхватили обескураженного сержанта под руки и поспешили следом.

Вернувшись в камеру, Колин уселся у стены, притянул колени к подбородку и глубоко задумался.

Во-первых, кто такой Шаас? Очевидно маг — вон как лихо прижал его к двери одним движением мысли. Но Скахет говорил, что магия здесь не приветствуется. Странно.