Колонист

И важно никогда не лапать сразу. Иногда полезнее делать равнодушный вид и поулыбаться ее подружке. Сами начинают напрашиваться. Вот тогда и зажимаешь, в каком-нибудь тихом неприметном уголке. Она, конечно, слегка сопротивляется, для виду, но не сильно, так чтобы ты ни в коем случае не прекращал. Она не против, однако больше всего боится огласки, а я еще ни разу лишнего не сказал. Понятно, к солидным мадамам не подкатишься запросто, но девушки с ферм и разная прислуга вниманием не обделяют.

— Надо не стесняться говорить комплименты.

— И все?

— Мне хватает.

Клод с досадой швырнул карты на стол и поднялся.

Один из мордатых, радостно гогоча, потянул монеты к себе. Другой внимательно посмотрел на меня.

— Не желаешь?

Не торопясь я отпил свое пиво.

— Я, парни, кое-что повидал, потому прежде чем сесть, хочу правила установить.

— И какие?

— Играем до окончания денег, — выложил я на стол горку радостно зазвеневшего серебра, — или до заката. Не люблю требований отыграться.

— Ты так в себе уверен? — спросил, прищурившись, тот, что вроде имел немного ума, в отличие от напарника.

— Он может, — заявил Шарль, хлопнув меня по плечу.

Этот хоть не возчик, но габариты имел ничуть не хуже. И, в отличие от остальных, уже в возрасте. Просто дома у него давние проблемы, и последнее время он начал заливать их вином. Широко размахнулся, строя мельницу и лесопилку, а доходов чуть. Весь в долгах.

Постороннему скажи — очень удивится. Свозили молотить от одиннадцати фермеров, из четырех деревень, да и в городе у многих поля. В наших местах с ремесла не очень проживешь. Народу мало, и торговля соответственно не шибкая. Так, с каждых двадцати мешков два мельник по закону оставляет себе. Живи и радуйся. Ничего подобного. Один у него забирали в счет королевской доли, а со второго приходилось платить массу всякого разного. За мельницу, право молоть, местные выплаты, церковь не забудь. Католическая требовала обычно десятину — своей отдавать меньше неудобно. В результате богатством там не пахло.

Есть у меня подозрение, что Шарль мои фокусы понял, хотя я старался регулярно их не повторять и часто не стричь даже чужаков. Кстати, исключительно по наводке Мюнцера. Он в своих постояльцах быстро разбирался и на считающих каждый су не натравливал. А вот богатых и наглых крепко не любил. Чем-то те задевали его нежную душу. Плевать в еду не стал бы, однако с удовольствием чистил карманы. Ценами и отношением.

Вряд ли уловил Шарль, как я лохов раздеваю, но, в отличие от остальных парней, выводы сделал. Потому готов поддержать.

— Из наших игроков, почитай, самый лучший. Если сядет, то я на пару сыграю, — сказал он и похлопал по карману. Там нечто обещающе звякнуло. — Тогда давайте начнем.

— Не вашей колодой.

— Ты обвиняешь нас в шулерстве! — поднялся во весь немалый рост один из возчиков.

— Ни в коем разе, уважаемые, — демонстративно допил я пиво. Ну вот видишь, я вовсе не собираюсь драться. Хотя, ежели понадобится, кружка тяжелая, и хороший напиток расплескать было жалко, а теперь дно видно. — Просто она уже старая и липкая, — и я улыбнулся.

Сзади подошел и встал Глэн. То есть Бэзил. Уж его сопения ни с чем не спутаю. Не знаю, будет ли от него прок в драке, но повел он себя правильно.

— Твоей предлагаешь?

— Да ни в жисть! У Михаэля есть несколько колод нераспечатанных.

— Сам и заплати! — потребовал возчик. — А я выберу.

— Это честно, — соглашаюсь, — но карты мне останутся.

— Идет.

Уже в темноте нас с Глэном проводили несколько изрядно выпивших парней. На прощанье угостил всех присутствующих, а под конец у нас за спинами собралось немало народу. Не то чтобы я боялся, но лучше зря не рисковать, а возчики ушли сильно недовольные. Пронесло. Они хоть и топтались у выхода в компании таких же мордоворотов, в групповую свалку ввязываться не стали. Понятно, кто выйдет виноватым при любом раскладе. Особенно когда один из парней громко обещает к папе-судье вскорости меня позвать. Им тоже обувь чинить надо. Ну да, Ганс папашу имеет вовсе не на том уровне. Он Михаэлев племянник, и притом страшно хитрый.

Потом мы потопали в бодром темпе на ферму. Выходной закончился, завтра за сегодняшнее веселье придется отдуваться. Не по злобе, а просто на ферме работа не заканчивается и зимой. Особенно когда свадьба на носу.

— Ты не передергивал, — уверенно сказал Бэзил после долгого молчания. — Как же выиграл?

— Всегда подозревал, что ты в своем Париже был шулер.

— Я не Глэн! — почти взвизгнул он.

— Да? Откуда тогда знаешь?

— Не знаю, — пробурчал мой псих, — но я внимательно смотрел.

— Ты меня старше раза в два — и по тому возрасту, и по этому. В смысле тела. Как такими руками, — показал я свои рабочие лапы, — на глазах у всех жульничать, а?

Он заткнулся. Многие подозревали, да никто не ловил. Сегодня я взял почти двадцать семь ливров без трех су. Четыре ливра сдал Шарлю, позволив тому пару раз выиграть. Городских практически не чищу, разве если по-честному. Волки не режут овец возле логова, вызывая возмущение и охотников с ружьями. Они стригут проезжих и делятся со здешними овечками. Так что минус на угощение для всех предусмотрен. Тоже влетело, обеспечив заодно разговоры надолго. Десятую часть Мюнцеру, как договаривались. Он на одной выпивке еще дважды сделал столько же, но своего не упустит. При любой возможности гребет денежку. А мне от этого плохо? Как раз наоборот.

Фокус-то на самом деле простейший, да никто в упор не видит. Купил он как-то при случае два десятка новых колод. Для протестантов нож вострый, как выпивка и курение. Продать практически невозможно. Но не все же упертые, да и молодым погулять хочется. Вот и выходит как с танцами. Не поощряется, но и не замечается, пока определенных границ не переходят. И в единственном месте. Но карты — ни-ни! В задней комнате, и якобы никто не в курсе.

Короче, я чужими не играю. Исключительно запечатанными, для демонстрации. А взять таких, кроме как у Мюнцера, негде. Только вот уже давно осторожно с его ведома сначала вскрыл упаковки, затем запечатал. Зачем? А пометил "рубашку" в каждой колоде одинаково. Когда просто ногтем нажмешь, когда точка поставлена незаметная. Сдаешь колоду — и при определенном опыте сразу чувствуешь отметку. А посторонний не поймет.

Два с половиной года уже в "кабальных" — и при малейшей возможности тут монета, там вторая. Жак заплатил девятьсот ливров за пять моих полновесных лет. Нет, он не отнимал свободы. Это сделал поганый судья в Англии. Потому претензий к хозяину не имею. Он ведет себя правильно. С уважением. Я работник — он начальник. Отдам долг — уйду.

Сегодня я взял чуть меньше своей двухмесячной стоимости. Еще годик — и, скорее всего, смогу выкупиться. Накопления позволят. Но какой смысл? Уйти с голым задом в батраки на другую ферму? Нет, я поживу до конца срока, а на деньги возьму товаров с хорошим ружьем и подамся в трапперы1. На шкурки хороший спрос на побережье и в Европе. И не на одних бобров.

# # 1 Охотник на пушного зверя в Северной Америке.

Глава 3

Охота

Дорога некоторое время тянулась заснеженными полями, вдоль перелесков, с которых срывались в полет черные косачи2. Они частенько попадаются на открытых местах. Каждая птица имеет свой нрав. Рябчик, наоборот, в самую чашу забивается. А глухаря требуется искать в сосняке или у болотистого места. Небрежно пальнул по взметнувшимся птицам влет. Одна упала сразу, вторая получила пулю в крыло и плюхнулась на землю с криком. Поднялась и заковыляла. Красивый выстрел вышел. Надеялся, но не верил. Специально ловил, чтобы на одной линии шли. Посмотрел на Глэна в ожидании похвалы.

# # 2 К о с а ч — так называемый полевой тетерев.

— А чего я? — возмутился тот, явно не поняв.

Дробовиков в колониях не любят. Прежде всего из-за огромных налогов на порох и свинец. Выстрел из него требует гораздо большего заряда. Но этого мало. Удобнее охотиться с винтовкой, поскольку пулей можно бить и медведя, и рябчика, и утку, а с дробью ни один умник идти на хищного зверя не отважится. Нет, может, и попадались такие, но долго не прожили. И хотя баек про того же лесного хозяина, убитого ножом, из пистолета или сдохшего с перепугу от бабьего крика, слышал много, но пока еще никто не таскает с собой жен в качестве главного орудия охоты на гризли. Предпочитают стандартные солдатские карабины или сделанные местными оружейниками из стволов и замков, купленных в Соединенных Королевствах. Дерево и отдельные детали уже здешние, для удешевления. Колонист не гонится за изяществом, предпочитая прочность, точный бой и неприхотливость в использовании и обслуживании.

— Пусть этот бегает, — показал мне Глэн на пса.

Можно, конечно, назло отправить его самого за несчастной птицей, пусть ловит, но удовольствия никакого. Полдня станет бегать, а затем нудеть. Ведь не хотел с собой брать — он сам напросился.

— Принеси, — скомандовал Дымку, мысленно плюнув.

Тот унесся большими прыжками. Достаточно скоро вернулся, задавив подраненного, и отправился вновь за добычей. Догнал меня уже на ходу и вручил вторую тушку, побежал рядом, очень довольный. Не часто в лес ходить приходится, а он настоящий охотничий пес, а не дворовая собака.

Абсолютно некрасивый, острорылый, с большим ушами и мохнатым хвостом — обычная, ничуть не похожая на используемых аристократами благородных легавых и гончих. Только я за этих бесполезных в наших условиях медяка не дам. На зверя они почти непригодны, их учат травить стаей. Дымок без всякого обучения знает, когда положено сделать стойку, подать голос, и в лесу от него ни один зверь не скроется. Покажет, предупредит и подождет приказа от охотника поднять дичь. И все это без малейшей дрессировки, на одном инстинкте. Полагаю, он бы прожил в лесу самостоятельно, не хуже волка, однако душа собачья, и человек ему зачем-то все же необходим.

— Вон же! — вскричал Глэн дурным голосом при виде очередных испуганных косачей. — Чего не стреляешь?

— А сколько нам надо? — спрашиваю. — На обед всем хватит. А порох со свинцом зря тратить не стоит. Мари не понравится.

Он ожидаемо выругался в адрес хозяйки. Терпеть ее достаточно сложно даже мужу. За медную монетку удавится и одновременно желает свадьбу лучше соседской. Естественно, на работниках отыгрывается. А я вынужденно уже многие слова на русском знаю. Вернее, неприличные выражения. И не захочешь, после десятого повторения в память западут.

Ага, вот закончилась возделываемая земля. Дорогу обступили заснеженные ели.

— Лук бы надо сделать, — неуверенно сказал Глэн.

Это, видимо, для охоты. Молодец. Догадался. Только у меня нет настроения объяснять, что это тоже требуется уметь, как и наделать стрел. Даже индейцы в прежние времена каждый могли сделать своими руками, а предпочитали брать у мастеров. Хороший лук — дело отнюдь не простое и частенько индивидуально подгоняется под заказчика. А уж сложный, на специальном клею и с накладками из рогов...

Меня еще отец учил, вбивая очередное знание подзатыльником: мужчины бывают двух видов. Один может купить любую вещь, второй сделать ее собственными руками. Повзрослев, я понял — это все же не совсем так. Даже высшая аристократия не может купить того, чего им не предложат, а изготовить любой предмет никто не способен. То есть при старании возможно, но на то и профессионалы, чтобы не тратить лишнего времени на то, что он сделает моментально. Лучше потратить это время на зарабатывание золота в другом деле, будучи там специалистом.

Тем не менее, польза от его науки для меня вышла немалая. Я все могу и умею, не претендуя на звание мастера. Всем полезен, удобен и прекрасный труженик, не забывающий о своих кровных интересах. Потому навоз таскает нынче Глэн, как и делает всю остальную черную работу. От меня польза в иных местах гораздо выше. А сидеть в тепле всяко приятнее.

Встречный плохо одетый мужчина с ружьем на плече остановился, вежливо поздоровавшись. Я не менее уважительно ответил.

— Индейцы не беспокоят?

— Слава богу! Но за реку ходить не советовал бы, там их края. Ирокезы чужаков не любят.

— Не подскажете, есть тут в округе работа?

В речи определенно знакомый акцент. Йоркшир или Мидленд. Я сразу перешел на английский, и он аж расцвел.

— Что-то конкретное? Ремеслом владеешь?

— Ружья чинить могу, вот и инструмент имеется, — хлопнул он по сумке на боку. Не увидел реакции и продолжил: — Да всего понемногу.

В наших краях, где частенько отсутствуют не только ружейники, но и хорошие слесари, зачастую мелкие неисправности устраняются хозяином. От порчи оружия при всем желании не убережешься. Случается падать с ружьями на камни, валежины, особенно ходя в лесу, по горам и оврагам, отчего можно погнуть стволы или сделать на них ямины, углублеќния. Редко у кого из охотников нет одного или двух подпилков, молотка, клещей, даже тисков и прочих необходимых принадлежностей. Ну а если что серьезное — так в Де-Труа есть мастер. Уж ему точно конкуренты самонадеянные без надобности, как и работники.

— Работа всегда имеется, но в город заходить я бы не советовал. Там форт, солдаты, а скоро наверняка заявится мытарь с целой командой трусить налоги.

— А в деревнях?

— Вон туда, — показал я рукой, — пару лье, в Капричо живут. Не советую. Неприятные люди. Предлагают много, получаешь мизер. Вечно найдут к чему придраться и оговоренного не заплатят. Одно слово — ломбардцы.

Он понимающе кивнул. Про жадность и умение южан обчистить карманы чужому анекдоты по всей державе ходят. И не на пустом месте. Ломбарды отнюдь не черти придумали, о чем само название сообщает красноречиво. А уж выжать из просителя максимум там умеют изумительно.

— Лучше пройти еще парочку миль по дороге и поинтересоваться на ферме Вержена. В любом случае зимой берут без особой охоты. Не сезон. Вот ежели согласишься остаться до следующей...

Прохожий многословно вежливо поблагодарил, поклонившись на прощанье, и двинулся дальше.

— Морда у него каторжная, — пробурчал Глэн, так и молчавший весь разговор. В отличие от обычной ситуации, реплики он должен был понимать.

— В армию вечно всякий сброд набирают. За каждого рекрута вербовщику платят премию, так он готов хоть из-под виселицы взять. Половина солдат — бывшие преступники, бродяги, вторая — случайные люди. Напоили, подсунули подписать. Утром очухался, а дороги назад нет.

— Почему думаешь, что он солдат?

— Уже нет. Дезертир.

— Извини, — после паузы признался Глэн, — не понял.

— Походка у него очень характерная.

Глэн остановился, пялясь вслед уже удалившемуся беглому, пытаясь нечто уяснить. Судя по молчанию, опять ничего не дошло. Приятно, черт побери, чувствовать себя мудрым и всезнающим, поучая взрослого человека.

— Солдаты ходят совсем не так. Как моряка сразу видно. Спина прямая, ноги сами по себе двигаются. Им долго палкой внушают правильную походку. Чтобы не топтались, а маршировали. У нижнего чина, невзирая на разницу в росте, одинаковый шаг.