Золушки из трактира на площади

— Что ты? — Кай внимательно смотрел на нее. — Изменилась в лице...

— Ничего, — Бруни отвернулась, делая вид, что вытирает передником совершенно чистый стол перед тем, как поставить на него поднос. — Когда мы увидимся?

Обняв за плечи, он развернул ее к себе.

— Не знаю. Могут быть дела, которые потребуют моего постоянного присутствия. Я приду, как только смогу!

— Хорошо, — покорно ответила она.

Подняла лицо навстречу его прощальному поцелую, проследила, как он открывает дверь и выходит из комнаты. Постояла, прижав стиснутые руки к груди. А затем допила оставшееся в кувшине молоко и отнесла вниз поднос. Раз так получилось — она позавтракает на кухне, а затем окунется в каждодневные заботы, которые помогут ей забыть горечь расставания.

Сестры Гретель уже вовсю хлопотали в зале, расставляя скамьи и табуреты. Весь подметал пол, иногда совершая выпады черенком метлы в глаз воображаемого противника.

Простучали решительные каблучки, и в трактир вбежала раскрасневшаяся Ванилла. Ее шею украшал кокетливый розовый платочек, а на поясе был подвешен зеленый бархатный кошель, украшенный... свежей морковкой.

— Папочка, привет! — она ворвалась в кухню, поцеловала Пипа в лысину, чмокнула Бруни в нос и похлопала по щеке Веся, от чего тот скривился, будто девица покусилась на его лучший клык. — Нам нужны булочки, булочки, булочки! И как можно больше! Сегодня прибывает принцесса Оридана для знакомства со своим будущим супругом, принцем Колеем!

И она закружилась в какой-то дикой смеси народного танца и придворной жеманности.

— Очумела? — лаконично поинтересовался Пип.

— Да что с тобой? — засмеялась Брунгильда, хватая подругу за руку и заставляя остановиться. — И откуда эта сумочка с морковкой? Я у тебя такой не помню!

Ванилла покосилась на отца, уже снявшего со стены большущую миску для опары, прихватила пресловутый поднос и потащила в дальний угол залы, за тот самый столик, за которым обычно сиживал господин Турмалин.

— Пип, я сейчас, — виновато сказала Бруни.

Повар, покосившись на нее, усмехнулся.

— Девчонки сопливые. Без секретов жизни не мыслите! Иди уж... Мы с Весем опару и без вас заведем! Правда, клыкастый?

— А то! — радостно кивнул пацан, занося метлу в чулан.

Бруни, прихватив кувшин с морсом, поспешила к подруге, уже вовсю уплетающей хлеб с маслом.

— Я голодная, как волк! — заявила та. — И дико хочу спать!

— Какой спать, у нас мерзавчики! — Матушка тоже отломила кусочек.

— Ты неправильно говоришь! — обиделась Ванилла, корочкой зачерпывая масло из плошки. — Ты должна была спросить — почему? Почему я голодная и не выспавшаяся?

— И? — подняла брови Матушка.

— Что — и?

— И почему?

— Потому что я влюбилась и провела ночь с волшебным мужиком! — громким шепотом сказала подруга. — И еще, у меня болит живот!

— Так быстро? — удивилась Бруни.

— Дура, — беззлобно укорила подруга. — Живот болит от смеха. Я смеялась всю ночь!

— Он тебя щекотал? — изумилась Матушка.

Ванилла подавилась морсом. Откашлявшись, подняла на подругу покрасневшие глаза и сказала страшным шепотом:

— Я познакомилась с Дрюней!

— С кем? — не поняла Брунгильда.

— С Дрюней — любимым шутом Его Величества Редьярда Третьего! И мы... как это говорится... Встречаемся уже две недели — вот!

Матушка твердой рукой разлила морс по стаканам, взяла себе яйцо и ломоть хлеба побольше и приготовилась слушать.

— Как-то на рассвете спускаюсь я в кухню. Ты знаешь, люблю первой приходить, даже до поварят еще! И вижу Дрюню, сидящего на столе и задумчиво жующего морковку. Я, конечно, книксен сделала, как умела — кто он, и кто я. А он давай ржать! 'Я, — говорит, — такую изящную коровеллу впервые вижу!' Ну, типа, комплимент сделал! 'Как, мол, вас зовут прекрасная незнакомка!' Слово за слово, мы с ним разговорились, пока я опару для утренних блинчиков заводила — король их страсть как любит, с творогом и вишней! А потом быстренько соорудила омлет с грибами, и мы с шутом позавтракали. И, представляешь, он оказался младшим сыном сеньора еще моего деда! Папка в город подался — на заработки, а родня наша так и живет в Руссе. И мы с Дрюней в детстве по одним и тем же оврагам лазили, в одних и тех же лесах живность ловили, купались в одной реке! Он даже мою любимую заводь знает — ловил там сомов иногда! Ну... поговорили и разошлись. А следующим утром смотрю, тут как тут. И опять с морковкой! 'Всегда любил кухни, — говорит, — уютные они и искренние, не то что залы да будуары! А за тобой наблюдать, красавица, вообще одно физиологическое удовольствие! Ты сама, как твои булочки — белая, пышная и уж, наверное, мягкая!' Видишь, слово-то какое подобрал — физиологическое! Я ему, мол, до моей мягкости вам, как мне до вашего титула. А он: 'Это почему ж так? Я собой хорош, умён и деньжата водятся! Разве плохой кавалер?' Я и сказанула, не предлагает ли он мне официально встречаться? Вот так прямо и заявила — официально! Пусть знает, что мы тоже лыком не шиты и о физиологическом удовольствии понятие имеем! А он морковкой в затылке почесал и отвечает: 'Давай рискнем, красава! Почему нет? Только об одном помни — у меня график ненормированный, от короля зависит. Так что я сейчас с тобой, а через секунду — с ним. И чтобы без обид!' На том и порешили!

— А вы уже?.. — Бруни многозначительно округлила глаза.

— Ты что? — высокомерно оскорбилась Ванилла. — Как можно? Мы же о-фи-ци-аль-но встречаемся, значит, все должно быть красиво и по правилам! Сначала задушевные разговоры, подарки, — она потрясла сумочкой перед Матушкиным носом, — прогулки под Луной...

Не выдержав самой себя, Старшая Королевская Булочница хрюкнула и покатилась со смеху. Бруни, уже давно с трудом сдерживающая смешки, тоже дала себе волю.

— Шутки шутками, подруга, — отсмеявшись, пояснила Ванилла, — а руки у него откуда надо растут! Знает — к чему и как их приложить, чтобы девушке удовольствие доставить! Но остального, и правда, пока не было! Пресвятыми тапочками клянусь!

— А чем же вы с ним занимаетесь... под Луной? — удивилась Матушка.

— Болтаем, — усмехнулась Ванилла. — Обо всем на свете! Он уморительно смешной, языком мелет, как мельница. У меня иногда даже сил смеяться не остается! Настоящий он шут, этот шалопай Дрюня, скажу я тебе, — с гордостью добавила она. — Качественный!

— А я... — решила было признаться Брунгильда.

Но тут раздался грозный оклик Пипа:

— Ваше время истекло, болтушки! Пора тестом заняться! У нас сегодня горячий день!

И понеслась булочная страда — от рассвета до полудня, от полудня до заката. Лишь поздно вечером, когда за Ваниллой и мерзавчиками прибыла телега из дворца, Матушка присела перекусить на кухне, положив гудящие ноги на табурет. Пиппо, как и каждый вечер любовно отмывающий кухню, с кряхтением потер поясницу и повел массивными плечами. Но его лицо выглядело довольным.

— Однако шустрого парнишку ты притащила, — похвалил повар, что с ним, вообще-то говоря, редко случалось. — Мы сегодня на пять корзин больше сделали, чем в прошлый раз! Да он еще успел сгонять за специями на рынок!

— Доверил ему деньги? — восхитилась Матушка. — Не побоялся?

— Он же вернул подстаканники! — невозмутимо заметил Пиппо.

— Ты знал? — Бруни вскочив, звонко чмокнула его в щеку. — И ничего не сказал?

— Мне тоже было интересно посмотреть, что из всего этого получится! — лукаво блеснул глазами повар. — Все, Бруни, я пошел домой! Надеюсь, день завтра будет полегче!

Помахав ему, Матушка вернулась к столу. Из зала доносились стуки и негромкие голоса — сестры Гретель и Весь убирали посуду и расставляли стулья. Еще полчаса, и на двери повиснет табличка с надписью 'Закрыто', можно будет подняться к себе, ополоснуться прохладной водой, растрепать тугую косу и, рухнув в постель, забыться до утра.

Бруни задумчиво грела пальцы о чашку с горячим морсом. Тупая усталость кружила голову, но она не отказалась бы от прикосновений сильных мужских рук к своему телу, от ночных шепотков и тихого смеха, от замирания — кожа к коже.

— Хозяйка, мы закончили! — крикнула из залы Ровенна. — До завтра!

— Сладких снов! — напутствовала их Матушка. — Весь, запри двери!

Ставни уже были закрыты. Поэтому оборотень задвинул засовы и, отчаянно зевая, направился было в свой чулан, но Бруни его остановила.

— Ты хорошо справляешься, — серьезно сказал она. — Пип похвалил тебя сегодня, а это дорогого стоит. Но я хочу знать — не зовет ли тебя дорога?

Мальчишка подобрался, будто намеревался прыгнуть. В глазах вновь мелькнул страх.

— Гонишь? — вместо ответа спросил он.

И Бруни поразилась его готовности к худшему.

— Ни за что! Но хочешь ли ты сам остаться? Ведь я — человек. Не родное тебе существо!

Весь подумал и несмело улыбнулся в ответ.

— Хочу, — ответил он. — Здесь вкусно пахнет. И ты добра ко мне!

За все время пребывания в трактире он еще ни разу не назвал Бруни ни хозяйкой, ни госпожой. Скорее всего, даже угроза жизни не заставила бы его произнести эти слова по отношению к кому бы то ни было!

— Тогда давай потихоньку избавляться от бродяжьих привычек? — мягко предложила Матушка. — Негоже моему помощнику спать в чулане. Наверху есть свободная комната, хочу предложить тебе перебраться туда.

— Мне? — не поверил Весь. — Целую комнату — мне одному?

Комната когда-то была ее детской. Там стояли добротный шкаф для одежды, удобная кровать, стол и скамья, заваленная подушками. Трюмо Матушка предусмотрительно перетащила в гостиную при помощи Кая, решив, что дамское зеркало может оскорбить нежные пацанские чувства.

Бруни встала и направилась к лестнице, скрывая улыбку.

— Тебе, — не оборачиваясь, ответила она. — Тебе одному.

Кай не появлялся несколько недель. Вначале Бруни ждала его каждый вечер, засыпала с трудом, вздрагивая от каждого шороха, спала плохо, видя спутанные сны, сулящие беду. Затем рассердилась сама на себя и, стиснув зубы, выкинула из головы все мысли о возлюбленном. Только тонко пела струной тоска в душе, да тело ныло, копя неизрасходованную нежность.

Король заказывал булочки ежедневно, поэтому Ванилла перебралась в трактир, лишь на ночь отправляясь во дворец. Ее роман с Дрюней набирал обороты — шут подарил украшенный бубенцами букет из монеток, завернутых в конфетные обертки. 'Купи себе что-нибудь этакое, красава! — посоветовал он. — Ну, конечно, когда все бумажки развернешь!' Бумажек оказалось много — Ванилла разбиралась с ними три вечера подряд, а когда подсчитала, выяснилось, что Дрюня подарил ей сумму, достаточную для покупки нового платья, шали, туфель, и сумочки со шляпкой в придачу!

— Это серьезное заявление чувств! — воодушевилась Матушка, узнав новость. — Мужчина, готовый потратить деньги в объеме гардероба любимой женщины — достоин всяческого поощрения!

— Я поощрила! — неожиданно зарделась та.

— О! — только и сказала Бруни, ощутив нечто похожее на зависть.

Близился вечер 'чистого' понедельника. Нечастого дня, в который трактир закрывался на генеральную уборку, а Матушка подсчитывала прибыли, относила деньги ростовщику и составляла список тех покупок, что не нужны ежедневно. После обеда Ванилла зашла за подругой, намереваясь пригласить ее пройтись по лавкам — надо же было Старшей Королевской Булочнице как-то избавляться от кучи денег, буквально свалившейся с неба!

— Заодно посмотрим, как провожают принцессу Оридану! — тормошила она Матушку. — Ожидается Большой королевский эскорт и принц Колей на белом скакуне, безутешно машущий платком вослед возлюбленной!

— Принцесса уезжает? — удивилась Бруни.

За политикой она не следила, слухи и сплетни, щедро обсуждаемые в трактире, не слушала так же, как Пиппо не слушал дочкины с ней разговоры.

— Ну, так они обручились, — пожала плечами Ванилла. — Даже успели поругаться пару раз и посуду побить. В частности, приказал долго жить сервиз розового Крейского фарфора, украшенный позолоченными стрекозами и бабочками. Стоил, между прочим, как целый экипаж!

— Откуда такие подробности?

— Дык супница почила об голову Дрюни, — хохотнула подруга. — Впрочем, голова у него крепкая! И не только голова!

После генеральной уборки, затеянной еще до рассвета, тело ныло, как после побоев, и Бруни рассчитывала полежать, позволив себе редкую роскошь вздремнуть в дневное время. Но Ванилла была настроена решительно. В конце концов, что это за удовольствие — тратить деньги в одиночку?

Сломалась Матушка, когда подруга, перечисляя программу проводов, намекнула на первое появление на публике полка, целиком состоящего из оборотней.

— Да никто ничего об этом не знал, — пояснила она на вопрос Бруни, достающей из шкафа выходное зеленое платьишко и белую ажурную накидку, связанную крючком еще матушкой. — Видать, приказ от короля был, помалкивать. А аккурат вчера зашептали во всех углах. Охота посмотреть, как оборотни в мундирах смотреться будут!

Бруни подумала и не стала надевать туфельки в тон платью — запачкают еще в толпе — сунула ноги в обычные башмаки, взяла сумочку и спустилась вниз.

Весь, сдвинув отскобленные добела столы к стенам, тренировался с деревянным мечом, который он выстругал сам себе из ножки сломанного стула. Совершал невозможные прыжки и кульбиты, закалывая невидимого противника. Зеленющие глаза горели злодейским блеском.

— Ты остаешься за старшего! — сообщила ему Бруни. — Запри двери за нами и никого не впускай. Я вернусь вечером.

— Не боишься? — поинтересовалась Ванилла, когда они вышли из трактира и отправились на Большую Рыночную площадь, или, как ее еще называли, площадь Толстяка Фро.

— Не боюсь, — честно ответила Матушка. — Денег в кассе осталось немного. И потом, если он решит сбежать — мне не удержать его.

— А знаешь, — вдруг сказала подруга, — сердце подсказывает, что он у тебя прижился. Я, конечно, с оборотнями мало знакома, но вот поварят всякого возраста навидалась по самые уши! Оборотень — не оборотень, пацаны все одинаковы, когда возраст козлиный!

— А у Веся козлиный? — рассмеялась Бруни.

— Еще чуть-чуть, и начнется! — присоединилась к ней Ванилла. — Ой, смотри, петушки на палочке!

Словно судно под всеми парусами Старшая Королевская Булочница устремилась к лотку с сладостями. Матушка, усмехнувшись, отправилась следом.

Они гуляли по Торговому кварталу до того момента, как солнце начало спускаться к горизонту. Купили уйму вещей, причем Ванилла налегла на красивое белье, а Бруни на обновки для Веслава и милые дамскому сердцу мелочи типа гребней и шпилек. А затем игра духового оркестра, разнесшаяся сверху, от дворца, заставила улицы и площади опустеть. Сами торговцы, оставив дело на помощников, поспешили на проспект, по которому должен был следовать кортеж принцессы Ориданы.

С места, занятого подругами, процессии, передвигавшейся по одной из самых широких улиц, покуда было не видно, но слышно. Жадная до зрелищ толпа приветственно улюлюкала, свистела и желала долгие лета обрученной паре.

Однако скоро кортеж поравнялся с подругами. Смуглая брюнетка, с прикрытыми изящной кружевной косынкой волосами, ослепительно улыбалась из открытого экипажа видному блондину, гарцующему рядом на белоснежном скакуне, известном горожанам едва ли не больше самого принца. Жеребец по кличке Петр Снежный имел обыкновение сбегать из конюшни и неспешно прогуливаться по улицам, изымая с лотков уличных торговцев фрукты и зелень. Сначала принц его наказывал, но хитрая скотина вновь и вновь находила способ ускользнуть. Наказания, ввиду бесполезности, прекратили, зато стали платить золотой тому, кто вернет гуляку во дворец.