В тусклом свете, в мертвенно-бледной лунной дорожке, вытекающей из глаз мумии, проступали многочисленные завалы, которые под влиянием загадочной "Силы Предков" разбирались и за спинами двух сущностей: пока еще живой и давно уже мертвой — собирались вновь. Наконец, открылся небольшой, шагов десять в диаметре, круглый зал. В центре оного стоял грубо отесанный шестигранный валун размерами не больше двух локтей в ширину и высоту. Плоский верх был отполирован, посередине располагалось углубление. Ночным зрением, да еще и в свете "Озгуловских" глаз, Рус прекрасно видел полустертые руны, опоясывающие алтарь. Руны располагались густо, как наколки отмотавшего двадцать ходок зека. Чистые места отсутствовали, за исключением "стола"... нет, в ямке-чаше для жертвенной крови сохранился четкий рисунок оскаленной пасти, как бы глотающей вкусную соленую жидкость. При хорошем воображении можно было бы очень явственно представить, как пасть при этом еще и облизывается.
"Да что за богом ты был?! Явно пришлый, на Гее таких мотивов не прослеживается...", — пронеслось в голове Руса, пока он принимал удобную для работы позу — садился, скрестив ноги по-тирски. "Озгул" застыл за спиной и пригасил взор. Приготовился к долгому ожиданию. А что надо сделать ясно без слов — сломать печать. Рус, погружаясь в транс все глубже и глубже, видел её все чётче и чётче.
Вот она, в глубине камня — Слово Бога, скрепленное фрагментами Душ, поглощенных вместе с кровью. Смертями жертв от алтаря не пахло.
"Это уже хорошо", — определил Рус, нисколько не удивившись своей способности "чуять" жертвоприношения. После того, как сам чуть не стал жертвой — это неудивительно.
"Подскажите, друзья", — обратился он к своим Духам.
В ответ — долгое молчание. Не жаловали они пустые разговоры...
"Едрит твою через коромысло, Большой Друг, — в голове раздался плохо различимый голос Каменного, словно катающего во рту валуны. Значит — не уверен. Рус выучил характеры и манеры говорить почти всех своих Духов, — пробуй Силу Земли да плюсуй Волю. Разбить надо этот хренов камень и все дела! Но руны сильные, цепко держат, поэтому мы сейчас не при делах".
"Друг мой, не стоит подражать этим бездельникам Великим шаманам. Они заразились от меня жаргоном и ты туда же! Будь культурней, тебе не идет. Тем более получается коряво. Им простительно, им развлечение...", — говорил, а сам уже выстраивал нити Силы в структуру. Каменный, точнее Дух слияния с землей промолчал.
Сила Геи пронеслась мощным, почти физически ощутимым потоком (Рус, кроме своих хорошо прокачанных каналов, подключил и астральный колодец). Над алтарем возник молот с длиннющей ручкой. Размах и неразличимый удар, от которого содрогнулось все подземелье. Пыль, крошка, мелкие и большие камешки заполнили весь бывший алтарный зал... Дух Ветра быстро разогнал все по местам, а... валун остался целехоньким. "Озгул" не выразил никаких эмоций.
— Попытка — не пытка, — вслух сказал Рус, пожимая плечами, — заметил длинную рукоять? Рычаг! Это тебе не просто так. "Дайте мне точку опоры" — говорил один мудрец... — механический удар "молота" помноженный на Силу способен был расколоть скалу из твердейшего гранита, в этом Рус был уверен, а поди ж ты! — не сработало...
"Озгул" не ответил. Мумия есть мумия.
До ночи Рус успел провести еще много экспериментов, самым оригинальным из них была попытка создать трещину: при помощи резкой смены жары-холода (помогали "друзья" — Духи) с одновременным точечным ударом. Рус устал и окончательно убедился, что все его попытки — тупик. Физика не поможет: дело в этих чертовых рунах, которые вцепились в то чертово Слово!
Плюнул на гордость и горячо помолился Гее — та сделала вид, что не услышала. Призывал Френома — с таким же успехом. Но на него, исповедующего принцип "воин должен рассчитывать на собственные силы!", он и не надеялся.
Вода во фляжке плескалась на самом донышке, поэтому Рус только промочил горящее горло и, свернувшись калачиком, лег на каменный пол. "Утро вечера мудренее", — здраво рассудил он и заставил себя уснуть. Голод мучил не так сильно, а вот пить хотелось неимоверно.
Мумия продолжала стоять молчаливым истуканом, в котором чудился немой укор. Рус так распалился, что забыл все заранее выдуманные оправдания:
"Я буду не я, если не расколю этот чертов орешек!", — пообещал сам себе, гася злость — помощницу во многих делах, но, к сожалению, не в этой безнадежной затее. Сейчас он бы с удовольствием ушел "ямой" домой, вкусно поел, сладко попил, но... координаты больше не снимались, а "Озгул" больше сюда его не поведет, в этом Рус был почему-то уверен.
Не рассчитывал он ни на какое "снятие печатей", думал просто заболтать — отвертеться. Зачем поперся за мумией? Правильно, слишком сильно пальцы гнул, не мог не пойти...
Рус подскочил ночью, как ужаленный. Какой-то старый альган разбирался в рунах Изначального языка, языка Истинных Перворожденных. В голове появилась четкая картина рун, вырезанных на больших пластах коры Древа Жизни. Он знал имена каждой из них и только что с удивлением понял, что Значение заклинания изменится на противоположное, если прочитать его задом наперед. Только для этого необходима толика Божественной воли, коей обладали Истинные Перворожденные и потеряли их дальние потомки.
Спросонок, подходя к алтарю, Рус еще путался, кто он есть: имеющий имя человек или безымянный альган. Без труда нашел Исходную руну, два раза обогнул камень и увидел Завершающую. Надпись шла по спирали снизу-вверх. Набрал полную грудь затхлого воздуха и... из него полились Звуки Изначальной речи. Странное пение, переходящее от баса к дисканту, отдаленно напоминало заклятие эльфов во время создания "межреальности" или молитву венчания на Этрусское Царство. Начал с Завершающей "ноты", ибо древние руны означали не слоги-звуки, а слова-тон-продолжительность, и закончил Исходной, то есть "пропел" заклинание наоборот. По мере произношения очередной руны, та вспыхивала и выплывала из камня. По окончании "обратного пения", вокруг Руса висели горящие жарким малиновым светом вычурные знаки, а из глубины камня медленно поднималось бледное Слово.
"Господи, в нем Воли Бога почти не осталось, оно держится исключительно на Силе Душ самих Шаманов! Идиоты, им стоило поверить, что печати-то по сути больше нет, и все! Слово распалось бы само! — с искренним недоумением подумал Рус. Легко быть умным, когда дело не касается тебя лично, правда? — а Волю мы сейчас добавим...", — с этой мыслью он занес руку над жертвенным углублением и резанул по запястью кинжалом. Кровь потекла из пореза, свесилась с кожи набухшей каплей, нехотя оторвалась и полетела в довольную "пасть зверя"...
— Дармилей Разрушитель! — Рус перехватил каплю крови другой рукой, не позволяя упасть в углубление алтаря, и резко повернулся к мумии Озгула. Его голос звучал перекатистым басом — почти так же зловеще, как голоса самих призраков. Теперь он знал каждого из Великих шаманов по имени и совсем этому не удивлялся.
— Ты в ответе за всех своих товарищей?
— Меня слушают, — уклончиво ответил "Озгул" и Рус мог бы поклясться, что он самое малое напуган, а скорее всего в ужасе, но тщательно скрывает свои эмоции.
— Всех сюда! — скомандовал Рус и небольшой зал сразу, будто Души только этого и ждали, забился бестелесными сущностями.
— Я отпущу вас всех, избавлю от клятвы, но вы пообещаете мне, что часть из вас по-прежнему останется охранять Плато. Если хотите, меняйтесь, разработайте график, — после этого слова ловко слизнул готовую упасть кровь, — "черт, глубоко порезал... успеть бы". Не слушая гомон, в целом, согласных Духов, продолжил:
— Обещаете по моему призыву являться ко мне из Мира Предков в мир Живых и выполнять мои маленькие просьбы. Не переживайте, это будет случаться нечасто, — и снова, почти выворачивая руку, слизал кровь с другой стороны ладони. Горсть наполнилась практически доверху.
— Я жду!!! — прорычал Рус, — иначе сожгу эту кровь к даркам и пошли вы куда подальше! Оставайтесь здесь еще на пару тысчонок лет!
— Да, Господин, согласны! — хор голосов почти оглушил, но Рус четко расслышал — ни один не отмолчался.
— Я не вам не Господин, я Освободитель! Понятно?! — он помнил, как объясняли разницу его Духи, ставшие "друзьями". "Просьбы" выполняются охотней, чем приказы, но главное — Духи в "свободном" состоянии гораздо сильнее.
В третий раз кровь из ладони пришлось банально отхлебнуть. Ничего, не перемутило.
— Понятно, Гос... — эти запнувшиеся слова прозвучали слаженно, а далее зазвучала разноголосица, — Освободитель... Освободитель... Осво...
Рус терпеливо дождался тишины и торжественно произнес:
— Я жду Обещания...
— Обещаем! — рявкнул слаженный хор, напомнив военный парад, и хитрый человечишка перевернул, наконец, ладонь.
Едва кровь коснулась намалеванной в чаше пасти, как из неё вырвался столб белой Силы. Слово Бога завыло, заметалось, но не в силах сопротивляться поплыло к этому столбу, на ходу теряя кусочки Душ, которые устремлялись к "своим" призракам. "Столб" поглотил уже совершенно блеклое, полупрозрачное Слово и сразу исчез. Бывший алтарь покрылся трещинами и на глазах рассыпался в обычную подвальную пыль. Куда и когда пропали горящие вокруг Руса руны, он так и не заметил.
— Предки!!! — раздался чей-то восторженный вопль, и призраки один за другим стали исчезать.
— Стоять, неблагодарные! — громовым голосом остановил их "Озгул", точнее Дармилей Разрушитель, — Освободитель еще здесь!
— Ладно, ребята, — Рус успокаивающе поднял руку, — я устал и пошел домой. Вы уж сами тут, без меня разбирайтесь. Дармилей — за старшего, — сказал и, не теряя времени, благополучно провалился в "зыбучую яму".
В "Закатном ветерке" выскочил в привычном месте — в гоштовом саду. Прошел мимо удивленных стражников и устало побрел в дом, где предвкушал встречу с заплаканной женой и заранее подавлял укоры совести. Ушел на пару четвертей, а вышло... переживает, бедненькая.
В действительности все вышло не так страшно. Гелиния прекрасно чувствовала его состояние на любом расстоянии (подарок либо шутка Геи или любовь, усиленная "смешением" душ, которое произошло тогда, когда девушка "приходила" в его внутренний мир). Он тоже в любой дали знал душевный настрой Гелинии, просто, как большинство мужчин, был менее восприимчив "ко всяким нежностям-трепетаниям". Встретив, жена обняла его, поцеловала и повела в столовую, где стол ломился от яств.
Наутро Рус приказал принести в спальню канцелярский стол. Он очень досадовал, что забыл значения почти всех рун Изначального языка...
Рус быстро и тщательно записывал и зарисовывал знания "секретчика". Работал механически, отрешившись от эмоциональных оценок открывающихся возможностей. Главное — скорость. Необходимо записать как можно больше и только потом восторгаться результатами.
— Все, Гел, — через целую ночную четверть Рус устало откинулся на спинку стула, — похоже, полезные вещи — через день очередная заброска.
Он давно ощущал сочувствующий взгляд жены. Она проснулась вместе с ним и так и не легла, терпеливо дожидаясь завершения работы. Сидела на кровати, положив голову на поджатые к подбородку колени, и любовно смотрела на склоненную спину мужа. Так повелось с первой ночи этих внезапных "откровений".
— Я тоже на это надеюсь, Русчик, а то мне всегда обидно, когда ты так работаешь, не спишь, а выходят воспоминания какой-нибудь обиженной женушки...
— Но даже они, — Рус повернулся на стуле к кровати, — помогали мне картографировать город и долину. Ничего случайно не всплывает, я в этом уже убедился.
— Закончил? — Гелиния зевнула, — давай спать. Но только спать! Надоело приезжать на занятия не выспавшейся.
— А ты спи, зачем мне спину взглядом протираешь? Светильник (амулет Светящих) я от тебя отворачиваю...
— Ага, ты будешь над столом корпеть, а я сладкие сны видеть? Я с тобой и в радости и в горе, забыл? — в это время Рус уже забирался под легкое покрывало, — давно говорю тебе, давай буду помогать, — и в такт этим словам локотком колола бок мужа.
— Ты только мешаешь, — так же ритмично ответил Рус.
— Тогда забрось меня в Кальварион, — тем же напевом произнесла Гелиния.
— Говорю в который раз — не время, вместе пойдем, — как ни хотел, но эта фраза в ритм не уложилась, — тьфу, Солнышко! — Рус разозлился. Больше на самого себя, из-за неопределенности с Силой пятен, чем на привычные просьбы жены-непоседы, — сказал вместе, значит вместе! Уже скоро! — ответил на невысказанный вопрос. Сразу успокоился и "перевел стрелки", — тем более тебя Отиг не отпускает.
— Но в Этрусию же отпускал! — теперь возмутилась Гелиния, — стоит тебе попросить и он все для тебя сделает!
— А вот и нет! Тебе тогда необходим был отдых для укрепления каналов Силы. Ты же проходила занятия на растяжение, забыла?
— Врешь ты все! Как всегда! — жена обиделась и отвернулась. Что и требовалось уставшему Русу.
"Чертово пятно!", — привычно посетовал он.
Его тянуло туда. Половина души жила там, в загадочном и прекрасном Кальварионе; помнила ласковые объятия пятна: мира — части его сущности, мира, готового выполнить любое желание. Но Рус опасался не вернуться. Вдруг Сила обретет Имя... и это станет его именем. Навсегда станет, на всю вечную жизнь... Чувствовал — так и случится. Это помогало терпеть и ждать. Свой "Божественный" образ он вспоминал с содроганием.
Побережье Северного моря встретило их ярким цветочным ковром.
Весна в этих краях скоротечна, как коротко и холодное лето. Надо торопиться, чтобы продолжить хоровод жизни. Быстро отсверкать яркими красками, скорее вырастить мелкие семена и вовремя уронить их в холодную землю, дабы зарылись они поглубже на долгую зиму. Тогда появится реальный шанс встретить следующее весеннее тепло и подарить тундре новую жизнь.
— Ух ты! — воскликнула Гелиния, — как красиво, Рус!
— Это только для тебя! — высокопарно произнес бывший этрусский царь, пораженный весенней тундрой не меньше своей ненаглядной. Тучи гнуса бессильно гудели вокруг их тел, не в силах преодолеть обычный магический фумигатор — "противокомариный" амулет, сделанный эолгульскими алхимиками ордена Пронзающих.
— Врешь, а все равно приятно! — с этими словами Гелиния поцеловала Руса в щеку.
— Сейчас в Этрусии конец весны, месяц Травень*, — пояснил муж, — совпадает, как сама понимаешь, с геянским Эребусом. Заметь, как удивительно: Бог сгинул, а месяц остался.
— Чего тут удивительного, — не согласилась жена, — весна никуда не делась. Но как странно, Русчик! Север, а все вокруг цветет! Больше, чем в Тире. Хочу здесь жить! — прокричала она, восторженно вскинув руки и закружившись в каком-то подобие танца.
— Нет вопросов, дорогая. Эти земли как раз свободные, построимся! Но... — тут он выдержал хитрую паузу, — море цветов — это потому, что торопятся. Лето короткое, а зима длинная. Море тогда замерзает, а кругом лежит снег. Снежное безмолвие... Всему живому надо успеть родить за короткое лето... — старался говорить, как можно поэтичнее и нарвался:
