Вдали от суеты

На мой взгляд, самая серьезная проблема для живущих в пригороде заключается в том, чтобы успеть на утренний поезд, чтобы не опоздать в городской офис на работу. Это просто ужасно, что ни при каких обстоятельствах, поскольку движение регулируется расписанием, вам необходимо успеть встать, позавтракать и выйти из дома в определенное время, вне зависимости от того, какие обстоятельства могут вас задержать. Пунктуальность следования поезда просто убивает. Например: вставая, я бросаю взгляд на часы и вижу, что у меня уйма времени, поэтому одеваюсь не спеша, так же неспешно сажусь завтракать, пребывая в спокойствии и безмятежности. Но не успеваю я очистить первое яйцо, как слышу гудок поезда, прибывающего из Уилмингтона. Я начинаю волноваться, вынимаю карманные часы и сравниваю их показания с кухонными, в результате чего обнаруживаю, что они отстали на одиннадцать минут и у меня остается всего лишь пять минут, чтобы успеть добраться до платформы. Я принимаюсь остервенело выковыривать яйцо из скорлупы, обжигаюсь, оно выскальзывает, и после короткой борьбы подается, превращаясь в месиво. Я с отвращением выбрасываю его, хватаю булочку, и делаю глоток кофе, которое ошпаривает мой язык. Я запихиваю булочку в рот, в то время как моя жена протягивает мне мой саквояж и говорит, что ей показалось, будто она слышит свисток. Я начинаю метаться как безумный, в поисках зонтика, целую жену и мчусь с набитым ртом в сторону двери.

Добежав до калитки, я обнаруживаю, что забыл плащ и сверток, который жена просила занести своей тетке, живущей в городе. Вернувшись, я хватаю то и другое и вновь в исступлении мчусь по гравийным дорожкам. Я ненавижу бегать по деревне: это несолидно и привлекает ненужное внимание; поэтому я перехожу на быстрый шаг. Я иду все быстрее и быстрее, так как нахожусь на главной улице. Пройдя половину расстояния, я и в самом деле слышу свисток; на этот раз никаких сомнений быть не может. Я пускаюсь бегом, хотя и знаю, что это приведет в возбуждение отвратительную пятнистую собаку, сидящую на тротуаре несколько впереди меня. Теперь я действительно вижу поезд возле платформы, и чувствую, что должен еще ускориться; делать нечего, мчусь изо всех сил. Это сразу же привлекает внимание до тех пор неподвижно сидевшей собаки. Она пристраивается рядом со мной, к ней присоединяются еще пять или шесть собак, которые путаются у меня в ногах и громко лают. Несколько мальчишек, когда я пробегаю мимо, вносят еще большую сумятицу, засовывая пальцы в рот и принимаясь оглушительно свистеть; мужчины, работающие на строительстве нового молельного дома, прекращают работу, смотрят на меня и принимаются обмениваться друг с другом замечаниями, комментируя происходящее. Я чувствую, что смешон; но мне необходимо успеть на поезд во что бы то ни стало.

В отчаянии, я не сбавляю темпа даже тогда, когда передо мной оказываются две или три женщины, стоящие на тротуаре и обсуждающие совершенно несуразные цены на масло; они шарахаются в стороны, чтобы пропустить меня. Я уже в нескольких метрах от станции, с развевающимся по ветру плащом, с фалдами пиджака, принявшими позади меня горизонтальное положение, с пятнистыми собаками, старающимися ухватить меня за ноги, но тут поезд начинает движение. Я совершаю рывок, намереваясь либо догнать его, либо погибнуть под колесами, и настигаю последний вагон. Я хватаюсь за поручень; меня сильно дергает и начинает волочить по платформе; в конце концов, после отчаянной борьбы, с помощью кондуктора, я оказываюсь на площадке, вспотевший, весь в пыли, с разорванными на коленях брюками, покрытый синяками и с зонтиком, у которого сломаны три спицы.

Я едва успеваю добраться до удобного кресла в вагоне, как поезд останавливается, дает задний ход, после чего замирает на запасном пути и стоит там в течение получаса, пока идет ремонт золотника. В моей груди закипает гнев, когда я начинаю размышлять о том, какую глупость совершил, и он еще более разгорается, когда я выглядываю в окно и вижу пятнистых собак, сцепившихся из-за кости. Человеку, который позволяет своей собаке болтаться по улице и хватать за ноги всех, чья походка чуть-чуть быстрее черепашьего шага, не место в цивилизованном обществе. Он должен быть препровожден на необитаемый остров посреди океана и оставлен там на вечное поселение без права возвращения.

Конечно, это происходит не каждым утром. Конечно, это исключение. Но, возможно, когда-нибудь, охваченный меланхолией, я решусь и, вместо того, чтобы каждодневно выдерживать подобные издевательства над телом и чувствами, вернусь обратно в город, и навсегда откажусь от моего маленького рая в Дэлавере.

Мои отношения с другим соседом, мистером Кули, совсем не такие дружеские, как с мистером Питманом. Это не просто чрезвычайно нелюбезный, но даже дерзкий человек. Несколько раз он позволил себе дать мне советы по поводу того, как ухаживать за садом, после чего разразился саркастическими замечаниями, поскольку я этими советами не воспользовался. Я умудрился, однако, избегать стычек с ним до тех пор, пока его поведение не стало совершенно невыносимым.

В последнем номере "Здоровья", издаваемого Боллом, я прочитал статью, содержащую некоторые советы по поводу тренировки легких и расширения грудной клетки. Вот они:

"Найдя подходящее место где-нибудь на чистом воздухе, станьте совершенно прямо, отведите плечи назад, смотрите перед собой, после чего, сложив губы так, будто собираетесь свистеть, втяните воздух в легкие, но не через ноздри, а через губы. Примерно на половине вдоха, начните поднимать руки в стороны, держа их ладонями вниз, с таким расчетом, чтобы завершить вдох и соединение рук над головой одновременно. Ваши легкие наполненные. Затем разверните ладони и повторите процесс в обратном порядке, опуская руки. Ваши легкие опустошены. Повторяйте это упражнение три или четыре раза сразу после принятия водных процедур, а также несколько раз в течение дня".

Я нашел это разумным и решил проверить на себе. С этой целью я отправился во двор; выбрал место рядом с деревом и встал лицом к нему. Но стоило мне начать, как появился мистер Кули; заприметив меня, он подошел к забору, положил на него руки, на руки — подбородок, и принялся взирать на меня с весьма своеобразной улыбкой. Я был чрезвычайно смущен и раздражен, но решил не обращать на него никакого внимания; никто не вправе давать мне указания, что делать и что не делать на моем собственном участке. Я твердо решил, что буду продолжать свои упражнения, не обращая на него никакого внимания. Прошло несколько минут, пока он, наконец, заметил:

— Тренируетесь перед выходом на ринг, Аделер?

Я ничего не ответил, продолжая свои упражнения. Выполнив программу один раз, я начал снова. Но как только я добрался до сложения губ определенным образом, мистер Кули, которого, по всей видимости, задело мое молчание, заметил:

— Правильно. Насвистите какую-нибудь мелодию, Аделер. Что-нибудь этакое!

Поскольку я никак не отреагировал на это предложение, мистер Кули воспользовался тем, что я поднимаю руки, в соответствии с предписаниями журнала, и спросил, не собираюсь ли я научиться нырять, и если да, то предложил ванну, в том случае, если таковая у меня отсутствует.

Я закончил свои упражнения и отправился в дом, не дав мистеру Кули никаких оснований подумать, будто я заподозрил его присутствие. На следующий день я повторил свои упражнения, на том же месте, в тот же час. На третий день мистер Кули, очевидно, дожидался меня, поскольку, стоило мне только появиться, он приблизился к забору и обосновался здесь, приняв свое обычное положение. Только на этот раз рядом с ним расположилась пара его друзей, которых он пригласил с явной целью поиздеваться надо мной. Как только я закончил упражнение, мистер Кули заявил:

— Поверьте, Аделер, я не желаю вам зла, поэтому позвольте мне, как другу, посоветовать вам обратиться к врачу. Мне известны и более тяжелые случаи, чем ваш, которые благополучно излечивались. Ваша семья оказывает вам медвежью услугу, оставляя вас на свободе. Сейчас болезнь протекает в мягкой форме, но если вы ничего не предпримете, рецидив не заставит себя ждать. Сейчас вы ведете себя спокойно, но настанет время, и вы будете бить все вокруг себя. Послушайтесь моего совета, обратитесь к врачу сами, и пройдите курс лечения.

Я промолчал.

— Как вы смотрите на то, — спросил мистер Кули елейным голосом, — если я перелезу через забор и посажу вас на цепь, другой конец которой закреплю на насосе, пока я схожу за врачом? Я действительно думаю, что вы опасны.

— Мистер Кули, — сказал я. — Мне бы хотелось, чтобы вы занялись вашими собственными делами. Мне бы не хотелось ссориться с вами, сэр, но ничего другого не останется, если вы и дальше будете вмешиваться в мои. Тем не менее, если объяснение того, чем я занимаюсь, сделает вас счастливее, то я открою вам секрет, тем более, видя ваше настойчивое внимание к данному вопросу, а именно: я делаю упражнения, согласно медицинскому руководству, для улучшения работы легких.

— Гимнастика для улучшения работы легких! — простонал мистер Кули. — Скажите после этого, что он не сошел с ума!

— Да, сэр, — сказал я, начиная закипать. — Я занимаюсь гимнастикой для улучшения работы легких в соответствии с рекомендациями доктора Болла, и был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы держали язык за зубами по этому поводу.

— Он очень плох, — воскликнул мистер Кули, глядя на меня с жалостью. — Вы же прекрасно знаете, что здесь нет никакого доктора Болла, — доверительным тоном обратился он к одному из своих спутников.

— Мне кажется, я вам ясно дал понять, что не потерплю долее ваших дерзостей, — с негодованием воскликнул я. — Какое вы имеете право подсматривать за мной и вмешиваться в то, что я делаю на своем собственном участке? Это чистой воды хулиганство!

— Он совершенно потерял рассудок, — произнес мистер Кули, обращаясь к своим спутникам, по-прежнему глядя на меня с жалостью и покачивая головой. — Бедная миссис Аделер! Какой страшный удар для нее и детей! Мое сердце обливается кровью.

— Мистер Кули, — сказал я, — я не в силах долее терпеть ваше присутствие. В настоящий момент я прекращаю свои занятия по методу доктора Болла, но, прежде чем уйти, хочу сказать вам, что считаю вас наглым, невыносимым идиотом, и что рано или поздно я найду способ поквитаться с вами за ваше недостойное, возмутительное поведение.

— Печально, как это печально, на самом деле! — сказал мистер Кули своим друзьям. — И странно видеть, как он цепляется за свою фантазию о человеке, по имени Болл, не правда ли?

Один из товарищей мистера Кули заметил, что он не ожидал увидеть столь явного нарушения мыслительных способностей, и дополнил свое замечание заявлением:

— Это очень интересный случай, очень.

Я удалился в дом и, выглянув в окно, увидел, как мистер Кули и его приятели удаляются, хохоча во все горло. И все же, если оставить в стороне непростительную дерзость мистера Кули, нельзя не согласиться с тем фактом, что в этом деле имеется некий комический аспект; и, когда я немного успокоился, признаюсь, воспринял его с некоторой для себя неловкостью, хотя мне и пришлось сыграть пренеприятнейшую роль жертвы розыгрыша. Но я отплачу мистеру Кули той же монетой. Реализация моего плана станет для него мучением, он проклянет тот день и час, когда решился подшутить над моими занятиями легочной гимнастикой. Это, впрочем, не избавит журнал с рецептом доктора Болла от сожжения в камине. Я же, в качестве упражнения для легких, стану учиться петь или играть на флейте. Может быть даже, я привлеку к своему занятию своих домашних. Женатый человек не имеет права на эгоизм в вопросе получения удовольствия.

Глава V. — Маленькая любовная интрижка. — Робость мистера Паркера. — Всеобщий интерес к любовным делам. — Семья Магрудер. — Кое-что из их жизни. — Удивительные эксперименты миссис Магрудер. — Возмущение мужа. — Филологические тонкости.

Сегодня объектом, на котором сосредоточено все внимание мистера Боба Паркера, является мисс Бесси Магрудер. Насколько мне известно, он встретил ее прошлой зимой, когда она посещала городскую школу, после чего сопровождал ее на утренники, в церковь, старался остаться с ней наедине где-нибудь в слабо освещенном уголке гостиной, желательно вечером; в результате чего, через некоторое время, в присутствии красивой молоденькой горничной из Нью-Кастла, сердце мистера Паркера начинало учащенно биться. Все это время она относилась к нему весьма благожелательно, и, казалось, дела его настолько хороши, что в конце маленького спектакля, когда будет задан соответствующий вопрос, она, опустив глаза, с выступившим румянцем на щеках, тихо промолвит: "Да".

Но мужества мистера Паркера до сих пор не хватило на то, чтобы облечь надлежащий вопрос в надлежащую форму. Каждый раз, когда я после очередного свидания спрашиваю его, объяснился ли он с мисс Магрудер, он отвечает, что подходящего момента ему не представилось. По меньшей мере с десяток раз он готов был задать ей этот вопрос в изящной форме, после того как с отчаянной решимостью объявит о своей страсти, но язык отказывает ему в повиновении в тот самый момент, когда он видит мисс Магрудер.

— Когда я не с ней, все кажется простым и ясным, — вздохнул Боб. — Я даже записал то, что хочу ей сказать; каждое слово на своем месте, все вместе как нельзя лучше выражает мои чувства к ней, идя по улице, я повторяю свое признание снова и снова, и думаю: "О Господи, я сделаю это сейчас, или я умру!" Но стоит мне ее увидеть, и все слова кажутся мне смешными и нелепыми. Наш разговор касается чего-то постороннего, и я никак не могу направить его в нужное мне русло. Потом я начинаю задаваться вопросом, как бы она себя чувствовала, если бы могла читать мои мысли. Затем к нам присоединяется кто-то еще, время упущено, я терплю очередное фиаско. Это страшно меня нервирует. Но я принял твердое решение: в самое ближайшее время я отправлюсь к ней, и объяснюсь начистоту, не сказав ни единого постороннего слова; я буду не я, если этого не сделаю!

Довольно странно, что каждый человек, оказавшийся в положении мистера Паркера, убежден в том, что никогда прежде, ни с кем, подобный конфуз не случался. Боб, мальчик мой, ты идешь по старой, протоптанной дороге, и все те ямы, и камни, и колдобины, что попадаются у тебя на пути, на протяжении веков неисчислимое число раз причиняли те же страдания неисчислимому числу влюбленных путников, которые были, подобно тебе, и застенчивы, и нерешительны, и глупы!

Любопытно наблюдать, как быстро влюбленность молодого человека в горничную подмечается ее подружками, становясь едва ли не основной темой их разговоров. Женщины, вне всякого сомнения, относятся к подобным вещам с глубочайшим интересом и воспринимают их очень живо. Застенчивые ухаживания молодого человека волнуют их, они производят то же самое воздействие на их маленький мир, что и камень, брошенный в тихий пруд; есть нечто сверхъестественное в той основательности, с какой они начинают обсуждать его положение в обществе, финансовое состояние и вообще пригодность для брака. Эти ухаживания становятся главным для обеих сторон; в то время как главные персонажи действа медленно приближаются к тому моменту, когда их сердца раскроются навстречу друг другу, десятки глаз пристально наблюдают за ними, и хотя те думают, что держат все в секрете от своих друзей, каждый шаг их становится известным, среди наблюдающих с каждым днем нарастает трепетное волнение, пока, наконец, все не заканчивается официальным объявлением их намерений — помолвкой.