Все, что у меня есть

— Ну же, давай! — нетерпеливо говорил выродок, теребя Ди за рукав и заглядывая в лицо, — Это будет справедливо.

— Хорошо, — наконец согласился старший и достал медальон.

Рамеш вытянул шею, пытаясь разглядеть, что там. Кажется, локон. Сейчас он узнает, узнает, наконец, о себе правду. Эльфы закончили колдовать над маленькой жаровней, и младший подошел, держа в руках полыхающее клеймо и психопатически улыбаясь. Рамеш судорожно вздохнул, но не закрыл глаз (все равно выжжет их, если захочет) и не отвел взгляда.

— Я сам, — подал голос Ди и отобрал инструмент. — Смотри, — сказал он, поднося эту штуку к лицу пленника, — Все правильно?

Рамеш кивнул, сглотнув набежавшую кровь. Странно, но лишившись магии, он сохранил слабую способность ее видеть. Клеймо обвивало синее плетение, сферообразно расширяющееся посередине — там, где лежал локон. Откуда-то он знал, что все правильно. Эльф быстрым движением приложил клеймо к его виску, и он содрогнулся и зарыдал от боли и отчаяния, разрывающего душу, — сильнее чем жжение раскаленного железа. Клеймо прижилось. Он действительно убийца.

— Вот так, — улыбаясь, сказал младший. Он убрал путы и теперь с удовольствием наблюдал, как убийца пытается собрать в кучу трясущиеся конечности и встать. И тогда Рамеш одним слитным движением подхватил валяющееся клеймо, поднялся, и вонзил железяку ему в глаз — на всю длину рукоятки. А потом выдернул.

В груди стало так легко, как будто сердце его распалось на тысячу бабочек, а по телу разлилось приятное тепло.

— Вот так, — повторил Рамеш и тоже светло улыбнулся. С губ потекла кровь. — Какая нелепая случайность — позорно подохнуть от руки простолюдина. Ему стоило поработать над своими щитами... или хотя бы держать их всегда наготове. А моя смерть будет совсем не позорной, не так ли, благородный Ди? — добавил он, глядя на синее пламя в руке оставшегося эльфа. Тот усмехнулся.

Пламя стекло с его пальцев и медленно поползло, заполняя помещение. Мучительная смерть. Рамеш посмотрел на клеймо в своих руках. Садануть, что ли, теперь себе в глаз? Нет, достойнее будет дотерпеть до конца, решил он. Дроу считают, что страдания очищают душу. Как раз то, что мне надо.

Пламя приблизилось и прошло сквозь него. Рамеш удивленно моргнул. Что такое? Труп за его спиной вспыхнул (мужчина недостойно подскочил и шарахнулся) и развеялся сине-зеленой пылью. Ди развернулся и вышел, не закрыв за собой дверь. Что ж, мучительно умереть никогда не поздно.

— Эй, а я! — крикнул Рамеш, догоняя его. — А штаны дашь?

Тот промолчал.

— Холодно, — лживо пожаловался Рамеш: в поместье было тепло, даже на подземных уровнях, — больно. Есть хочется. И пить... Слушай, я понял, этот тип тебя достал, а я оказал тебе услугу отправив его к той матери. Мне он тоже сразу не понравился, — благородный хмыкнул на это заявление, слегка теряя свою невозмутимость, — Зато теперь его смерть только на мне, а ты вроде не при чем. Может, поделишься штанами за это?

— Ты такое же наглое трепло, как покойный Мейнер, — как бы с легким удивлением констатировал аристократ. — Можешь продолжать тащиться за мной.

И Рамеш послушно дотащился с ним до верхних этажей. В окна било яркое южное солнце, а переходы и галереи были пустынны — вышколенная прислуга загодя убиралась с хозяйского пути. Так что никого не удалось поразить своими живописными телесами. Даже жалко — какую бы морду сделал отморозок по соседству, будучи замечен в столь компрометирующей компании?

Они остановились перед дверью в гостевой покой, и Рамеш удивился: самое большее, на что он рассчитывал, это отлежаться в каморке для слуг.

— Располагайся. Еду тебе скоро принесут.

— Ну, спасибо... Ди.

— Не наглей, — черные глаза холодно сощурились, и Рамеш почувствовал ледяные когти, впивающиеся в плечи.

— И как же мне тебя называть?

— Называй меня просто, — он усмехнулся, — хозяин.

— Хозяаааин, — с гнусным выражением протянул мужчина. Что может быть проще, чем узнать имя и род знатного человека в его собственном доме? — А ты называй меня... Рамен.

— Разонравилось собственное имя? — насмешливо полюбопытствовал тот.

— Решил начать новую жизнь, — с готовностью поделился убийца и почесал яйца. Больно, конечно, но брезгливая гримаса хозяина дома того стоила. — Рамен. Тебе нравится? Похоже на дровское Ра'a'хХамен... Знаменующий Смерть, если ты не в курсе.

— В курсе, — скривился аристократ, и ушел, заметив, что свеженареченный снова потянулся к яйцам.

Рамен, пошатываясь и держась за стены, прошел в ванную и долго стоял под водопадом, не в силах приступить к более активным действиям. Боль тела причудливо смешивалась со страданием преданной души, но все это растворялось и искупалось странной пустотой духа. Он словно освободился от невыносимого бремени. Так и не помывшись как следует, он завернулся в тонкий халат, пачкая его кровью, и завалился в постель. Около кровати уже стоял поднос с едой, и он раздавил, не глядя, какие-то фрукты с куском мяса в кулаке и слизал получившуюся кашицу. Потом вытер руки о полы все того же халата и зашвырнул испорченную тряпку в угол. Я обрел свободу, — подумал он, засыпая, — свободу от своей явно гнусной личности. За это стоило заплатить даже клеймом убийцы.

Глава 7: Тысяча ступеней принца Никрама

Он провел в кровати 10 дней, просыпаясь только для того, чтобы сходить в ванную и поесть. Утро одиннадцатого дня встретило его необыкновенной бодростью духа. Он даже нарушил традицию — не ограничил омовение водопадом, а навернул несколько десятков кругов в бассейне. А голод утолился всего лишь третью обычного подноса. Спать больше не хотелось. И Рамен удовлетворенно улыбнулся: регенерация закончилась. Искалеченная правая рука выглядела здоровой и сильной, все сломанные кости срослись, сожженная кожа на плечах и груди сияла жемчужной белизной, а отросшие зубы порадовали маленькими клычками. Последнее удивляло: это что же он оказался за малой эльфийской народностью? Клыкастой. Неужели кровь полуночников? Маленькое княжество, вспомнил он, поглощенное в одной из Рассветных войн, все население почти погибло, а кто остался — рассеялись и растворились в основном народе. А больше клыкастых не было.

Он подошел к окну, глядя на залитый палящими лучами город. Судя по всему, это самое высоко расположенное здание города. Резиденция местного владыки, значит. Неудивительно, если вспомнить самоуверенное заявление того, что он, мол, право имеет держать у себя узников. Рамен нахмурился и побарабанил пальцами по стеклу, размышляя над поведением владыки. Тот поселил его в гостевых покоях, как равного. Лично лечил. Не доверял общение с ним самым проверенным слугам? Считал опасным? Кровный враг? А потом бестрепетно провел по дому, когда убедился, что он потерял память и магию. И теперь прислуга имеет к нему свободный доступ. Значит, внешность его не столь узнаваема. Возможно, он из другого княжества, поэтому здесь его никто не знает. Как все это соотносится с плебейским именем, которое ему дали? Рамеш. В любой деревне этих Рамешей найдется штуки три. Ну ладно, на восточных островах не больше штуки одной. Его просто нагло обманули с именем, вот что.

Он лениво подумал, что сделал слишком много поспешных выводов со своей прямолинейной логикой, и все можно объяснить еще парой сотен способов. И даже некоторое время рассматривал эти сотни, переставляя их в уме, как сверкающие шарики. Особенно ему понравился один — вероятностно очень мелкий, но зато переливающийся красивым бордовым цветом. Владыка воспылал страстью к твоей неземной красоте, пискляво вопил кроха. И Рамен рассмеялся — тихо и коротко. Нет, даже черно-красный шарик, повествующий о похищении души и переселении в другое тело — и тот больше. Значительно больше. Глаза заволокло этим красно-черным туманом, а в груди отдалось болью. Самая большая вероятность. И он заставил себя отвернуться от этой чудовищно разросшейся вероятности и перебрать все остальные — как бисер. Мелкий бисер, тоже имеющий право на жизнь.

Совсем рядом была дверь, ведущая на террасу, и Рамен опрометчиво ей воспользовался. Его облепило влажной жарой, сознание на мгновение поплыло. Все-таки, я не местный житель, подумал он, слегка акклиматизировавшись, тело не привыкло к настолько хорошей погоде. Именно что тело, а я ничего не помню. На террасе он провел весь день, обнаженный, кружась в бесконечном танце с невидимыми мечами: снова и снова проходил положенные тысячу ступеней, ведущих из бездны воинов к небу воинов; и обратно. И то и другое было похоже в этот раз на пылающий солнечный ад. На этих ступенях поблекло и растворилось клеймо убийцы с его души. Скоро оно сойдет и с тела. Он был воином и убивал, как дышал. Еще одна жизнь — женщины ли, ребенка ли — ничего не значила в кровавом море бездны и становилась сияющим жертвоприношением в кровавом море неба. Аарах, добрый бог воинов, взирал на него с одобрением и прощал все. Только вспомнить ничего не помог, гад.

Он снова нырнул в бассейн, а потом умял свежую порцию еды. Что теперь? Пойти опять позаниматься? Жизнь становилась какой-то однообразной. Надо разобраться с хозяином, решил он, облачаясь в халат. Мужик абсолютно точно знает, кто я. Ведь моя душа приняла вину за смерть его жены, значит мы были знакомы до момента Х (хрень) : травма, потеря памяти, магии, гипотетическое переселение душ и прочая х.

Рамен отдернул занавеси с зеркала: он закрыл их в первый день восстановления, ничего не соображая от ран и надеясь еще, что в будущем собственный вид поможет вспомнить все. И поразился. Нет, он, конечно, ко всему был готов, но злобный красавчик напротив никак не вязался ни с образом простолюдина, на которого намекал местный владыка своими гнусными шуточками с именем; ни с обликом сереброволосого и сереброглазого полуночника с фрески, услужливо подсунутого памятью. Эту бы услужливость — да на пользу обществу. Нет, конечно, что-то серебряное в нем присутствовало: черно-стальные волосы, бело-стальные глаза.

Такими они и были, вдруг подумал Рамен, а их белые глаза веками преследовали меня по ночам, проклиная. Он зажмурился, пытаясь поймать истинное воспоминание за белый бугорчатый хвост. Но оно ускользнуло.

Так, пора идти искать владыку. Он оскалился напоследок и полюбовался клыками. Совсем на эльфа не похож. Как из бездны вылез. Прямиком из кровавого моря страданий. И ведь клыков точно не было перед тем, как этот придурок выбил ему зубы.

Выйдя в коридор, Рамен напрягся, пытаясь определить эльфийское присутствие поблизости. Ага! Он развернулся и скользнул в темный боковой проход. Вдали мелькнула гибкая фигурка.

— Иди сюда.

Совсем молодой эльф с готовностью подошел на властный оклик. На его губах играла вежливая улыбка, внезапно застывшая бледной гримасой. Вытаращив глаза и что-то булькнув, парень попытался сбежать.

— Стоять! — Рамен схватил его за шиворот и слегка приподнял. — Отведи меня к хозяину.

Тот придушенно пискнул в ответ. Рамен прислушался: "Сгинь..." Сгинь?! За кого его приняли?

— Окстись, блаженный, — как можно более зловеще засмеялся он, — я за твоим хозяином пришел. Веди, а не то вместе с тобой сгину!

Парень молчал, хватая ртом воздух. Рамен собрался было повторить зловещий хохот на бис — а как же, такой успех! — когда глаза слуги закатились, и он обмяк, повиснув на руке мужчины, как придавленный котенок.

Рамен сам сполз по стеночке, прижимая к себе глупого котенка и изнемогая от смеха: просто невероятный идиотизм. А интересно, как на него реагировали в прошлой жизни... наверняка подобного еще не было. Парнишка забился, оклемавшись, и мужчина рявкнул:

— К хозяину веди!

С третьего раза дошло: слуга почесал куда-то с легендарной древне-эльфийской скоростью. Оставалось только надеяться, что к хозяину.

* * *

— Хозяин!

Владыка сидел в библиотеке у огромного аквариума и смотрел прямо на вошедшего, словно ждал:

— А ты изменился... Рамен.

— Стал красивее, не находишь?

— Как из кошмара вылез.

— Значит у нас с тобой одни кошмары, — сказал Рамен, подходя и склоняясь в полупоклоне над его рукой. Взгляд остановился на родовом перстне. Он выпрямился и улыбнулся: — Князь Ильверан.

— Все вспомнил? — за спиной владыки Ильверана сгустился синий туман и Рамен пожалел, что его увечное магическое зрение не позволяет увидеть боевую форму князя.

— Неужели это так страшно, князь, если я все вспомню? Увы, боюсь тебя разочаровать — я всего лишь узнал твой герб. Ди... это ведь Диран?

— Не страшно... это было бы забавно.

Рамен сел в кресло напротив и сладко улыбнулся, разводя могучие руки :

— А я и так ужасно забавный. Смотри — на киншасха похож... клыкастенький.

Князь искренне развеселился:

— Действительно, киншасх! Маленькая лживая развратная куколка... И клычки есть. Только хвостика не хватает.

— Хватает, Диран, для тех, кто видит истину — хватает, — произнес Рамен со значением.

Он мечтательно улыбался: хорошо было бы на самом деле стать киншасхом, прекрасным и хрупким на вид, как фарфоровая статуэтка. Эльфы считали их лживыми, двуличными и распутными. Дроу говорили, что киншасхи обладают несгибаемым духом — их невозможно сломать, но зато легко увлечь развратом. А сами киншасхи называли себя прозревающими истину и бесконечные оттенки ее.

— Истина дарует свободу, — откликнулся князь, словно продолжая давний разговор. — Если мы все еще говорим о хвостах.

— Именно о хвостах, — усмехнулся Рамен, — Ведь идя путями хвоста, любой киншасх ищет ложь, а находит лишь истину и оттенки ее.

— Жалко, у эльфов нет хвоста.

— Да, — согласился Рамен, — нам остается только снова и снова спускаться по тысяче ступеней... по колено в грязи, — он подался вперед: ну же, владыка Ильверана, выйди из этой грязи, скажи мне правду.

— И подниматься по локоть в крови, — сказал князь. От него так отчетливо повеяло тоской и застарелой болью, что у Рамена сладко защемило сердце.

— Мы ведь были друзьями, Диран, — медленно сказал он. И поправился, заметив смутное выражение, мелькнувшее в глазах собеседника: — Почти друзьями.

Князь молчал, разглядывая с непроницаемым видом свой маникюр; но от него веяло такой изысканной горечью.

— А потом стали врагами, — оттенок чувств владыки Ильверана снова изменился, и Рамен с трудом удержался от сладострастного облизывания. — Я тебя предал, ведь так? Ты меня ненавидел... за смерть жены. И может еще за что-нибудь... Но сам меня предать не смог... или смог? Скажи мне, Диран, ты был с самого начала с ними? С теми, кто сделал со мной это? Или присоединился потом — чтобы вытащить и отомстить? Кто они?

Князь закрыл глаза, не отвечая, и Рамен, наконец, облизнулся:

— А кто я, Диран?

— Тебе сейчас незачем это знать... Рамен.

Он усмехнулся: владыка Ильверана не мог не понимать, что как раз этот ответ лежит в пределах вытянутой руки: стоит лишь узнать малейшие обстоятельства гибели его жены — и вариантов останется ничтожно мало. Владыка хочет поиграть?

— Ты прав, князь, это ненужное знание — пока сила не вернется ко мне, — он снова подошел к владыке Ильверана и сел рядом на полу, вдыхая его чувства, словно редкий аромат. — А мы снова можем чуть-чуть побыть друзьями, пока я ничего не помню. Хочешь этого, Диран? — он осторожно провел рукой по бедру князя и положил подбородок ему на колено. — Хочешь поиграть? Я буду называть тебя папочкой.