Накануне

Людмила, видя, как расправляются с ее парнем, вытащила нож, данный ей Сашкой. Дмитр выбил его ударом ноги, прикрикнув на девушку. Сашку куда-то поволокли по двору, но не далеко, рядом с домом оказалась вырыта яма, куда Сашку и сбросили. Люк закрыли. Людмила заплакала, глядя как мужики роются в сумке, снятой с Сашки. Они нашли в ней несколько монет и два маленьких слитка: один серебряный, другой золотой. Очень обрадовались. Сабля тоже вызвала интерес, но только у одноногого Степана. Дмитр остался равнодушен к оружию.

В кромешной тьме бег времени совсем не ощущается. День сейчас или ночь — не поймешь. Сашка обследовал яму, оказавшейся обыкновенным зернохранилищем полусферической формы. Стенки ямы некогда обмазаны были глиной, но теперь не мешало бы вновь их обмазать, от времени глина растрескалась и местами осыпалась. Сашка вначале много думал и гадал, что его ждет и как там его подруга, но потом плюнул на это дело, стараясь совсем не думать.

Когда живот скрутило от голода, приоткрылся лаз. Сашка зажмурился от слепящего солнца. Человек бросил в яму кусок черного хлеба и кувшин. Сашка еле поймал его, стараясь не расплескать воду. Створка вновь опустилась, погружая парня в темноту. Хлеб на вкус был противен. Такого качества хлеба Сашка никогда не пробовал. Но голод не тетка. Он спорол все без остатка и даже пожалел, что хлеба было мало. Время опять остановилось.

— Где Рада? — гремя горшками, спросила Добрана Степана.

— Скоро вернется, — лаконично ответил он ей.

— Ты за ним послал? — шепотом, стараясь, чтобы женка не услышала, спросил Дмитр.

— Да, — кратко ответил Степан.

— Куны как делить станем? — хитро щурясь, задал вопрос Дмитр.

— По-братски, — усмехнулся Степан.

— Лошака куплю, — мечтательно произнес Дмитр.

— Лошака он купит! — набросилась на мужа Добрана.

— И куплю! — муж возвысил голос на жену, для большей убедительности стукнув кулаком по столу.

— На тебе гривна зарыценна, да две гривне намо, — зло выкрикнула жена.

— Пустое мелешь, — попробовал возразить Дмитр, сутулясь под испепеляющим взглядом Добраны.

С утра брат раздобыл цепи, пленников сковали и заперли в сарае. Семейство разошлось по своим делам, а Степан вновь сел на свою лавку и принялся за работу. Ему не понравилось ворчание Добраны по поводу отсутствия Рады. Женщина громко возмущалась, что ей самой пришлось справляться с делами.

Пока они шли, она всю дорогу пилила мужа, уговаривая побыстрее выдать замуж Раду и избавиться от Степана.

— Все куны нам достанутся! — бормотала она.

Рада вернулась засветло. Девушка привела с собой древнего старика — настолько старого, что он сам не помнил, сколько ему лет. Он нисколько не изменился со дня их последней встречи, когда отец впервые посадил трехлетнего Степана на коня. Этот день хорошо запомнился Степану, и он в последнее время часто видел сны из детства. В них отец вновь был молод и полон сил. Степан видел его сильные мозолистые руки, держащие в руках оружие. А потом образ отца сменялся матерью. Она гладила первенца по голове и пела колыбельную песню.

Старик потребовал расковать девушку. Рада сбегала за кузнецом, а пока ожидали его прихода, старый Любомир с любопытством рассматривал пленницу, осматривая сломанную ногу.

— Кому пришло в голову сковать ее... — укорил он Степана.

— Так некому блюде их, — пожал плечами Степан. — Из меня сторож сам, видишь какой.

— Вижу. Я все вижу, — кивнул головой старик. — А вот что видишь ты?

— Ну как... — растерялся Степан.

— Опять ходил на болото? — строго спросил Любомир и укорил. — Забыл наказы отца?

— Я христианин... — попробовал оправдаться Степан.

— Оно и видно, — брезгливо скривился старик.

Любомир сел рядом со Степаном, достал из котомки ступку, пучки трав и стал ритмичными движениями сильных рук измельчать травы. Старик молчал, весь уйдя в себя. Когда дело было сделано, встал, пружинистыми шагами отмерял расстояние, ведомое только ему, низко поклонился, забормотав заговор. Потом вернулся, приготовил отвар. Рада напоила им девушку, а старик стал терпеливо ждать, когда зелье подействует. Он еще несколько раз прикладывал плошку губам девушки, знаками показывая, что она должна выпить. От зелья Людмиле стало хорошо и весело, ей казалось, что тело потеряло вес и хотелось вспорхнуть и летать, летать...

— Вот и все, — удовлетворенно произнес старик, когда девушка заснула.

Сашку, которого расковали вместе с Людмилой, стерег местный кузнец — широкоплечий, коренастый мужик с иссиня черной курчавой бородой и перебитым носом на некрасивом мясистом лице. Тяжелая длань кузнеца лежала на плече Сашки.

Старик вновь сломал кость, сызнова сложив ее, теперь уже правильно. Открытую рану он присыпал толстым слоем зеленого вещества, обмотав ногу чистой тряпицей.

— Срастется. Будет как новая, — удовлетворенно произнес он.

— Хромать не станет? — обеспокоилась Рада.

— Молитесь своему распятому богу, — буркнул Любомир.

Рада быстро собрала на стол остатки вчерашнего ужина, пригласив Любомира отведать, чем бог послал. Старик отказываться не стал.

— Похолопить решили? — спросил он, кивнув в сторону Сашки, которого кузнец бросил связанного на землю.

Степан согласно кивнул.

— А не страшно? — старик искоса посмотрел на Степана.

— Чужаки, — кратко ответил Степан.

— Чужаки говоришь... — Любомир пристально из-под густых кустистых бровей взглянул на Степана. — То верно.

Степан не смог выдержать взгляда, отвел глаза в сторону, обратив внимание, что лицо у дочери стало испуганным.

— Чужие они не только нам, но и миру... — сказал Любомир свое веское слово.

— Господи прости, — кузнец испуганно перекрестился.

— Значит так, — старик пружинисто поднялся и, стал он выше ростом, и даже, кажется, раздался в плечах. — Никто не должен знать сей правды!

— Буду нем как рыба... — моментально пообещал кузнец.

— Будешь, — Любомир властно простер руки в направлении испуганного кузнеца и громогласно повторил. — Будешь!

Крепко сжатые в кулак пальцы старика резко разжались, высвобождая неведомую силу. Кузнец пошатнулся и замычал. Пал ниц, безмолвно моля о прощении. Рада, громко ойкнув от испуга, обессилено опустилась на землю. Старик протянул к ней руки и произнес:

— Отныне ты сможешь говорить только с чужаком...

Девушка потеряла сознание. Отец крепко сжал кулаки, но протестовать не посмел. Сашка словно оцепенел, руки и ноги налились ватой, он даже голову не мог повернуть, а отяжелевший язык намертво прилип к небу.

— Чужаки останутся с тобой, — повелел старик, повернувшись к Степану.

В его хлестких словах, твердом взгляде и горделивой осанке было столько власти, что Степан только лишь кивнул, соглашаясь.

— Отпустишь этого, — кивок в сторону Сашки, — на пару дней. Покажешь, в какой стороне болото. За ним не ходи. Если вернется, обучишь оружному бою. Не калечь, и спуску не давай.

Степан только лишь кивал, искоса посмотрев на бесчувственную дочь.

Старик подошел к Сашке, возложив руку на голову. В голове сразу защипало, Сашка остро почувствовал неприятные ощущения — словно тысячи жучков проникли под череп. Они расползались повсюду, вызывая чувство щекотки. Это было невыносимо. Настоящая пытка. И когда внутренний крик парня достиг наивысшей точки — враз отпустило.

— Ты можешь еще вернуться, — прозвучал голос в Сашкиной голове.

Это было столь неожиданно, что он завертел головой, ища того, кто это сказал. И только потом понял, что странное оцепенение прошло. Странно, но никого кроме деда рядом с собой Сашка не увидел.

— Поторопись, завтра врата закроются, — вновь сказал голос.

Сашка вновь завертел головой. Он готов был поклясться, что плотно сжатые губы деда не размыкались.

— Кто ты? — наконец, догадался спросить парень. — Где ты?

— Вот он я, — ответил ему голос. — Стою прямо перед тобой.

Сашка недоверчиво посмотрел на деда, стоящего как истукан с закрытыми глазами.

— Чертовщина какая-то, — подумал парень.

В ответ раздался звонкий смех молодого, сильного и здорового человека, а никак не старика.

— Где мы? Куда мы попали? — мысли парня начали путаться, но он сообразил задать важные вопросы.

Старик, если это все-таки был он, вопросы проигнорировал.

— Мы можем вернуться домой? — спросил Сашка.

— Только ты, — ответил голос. — Женщина останется с нами.

— Ну, уж нет! — возмутился Сашка.

— У тебя есть выбор, — ответили ему. — Можешь остаться.

— Мы вообще куда попали? И какой сейчас год?

— Шесть тысяч семьсот сорок второй год ноне, — сообщил голос.

Сашка присвистнул. Вот дела... думал, в прошлое попал... Оказалась в будущее. Война, что ли ядерная была? То-то они выглядят странно. А старик..., точно, мутант.

Додумать Сашка не успел. Его резко потянуло на сон, и когда он проснулся, старика уже не было. Кузнец тоже исчез. На плетне мирно сидели вездесущие воробьи. Людмила пыталась разговаривать с Радой, вернее, девушки приступили к важнейшему занятию — изучению местного наречия.

— Людмила! — позвал Сашка девушку.

Рада сразу замолчала, обернувшись к нему.

— Надо бежать отсюда, — хмуро сказал он, подходя к девушкам.

— С моей ногой далеко не убежишь, — весело ответила Людмила.

— Они тут все чокнутые, — сообщил Сашка. — Мутанты!

— Нормальные люди, — беззаботно ответила она ему.

— Ты что совсем с ума спятила? — он закричал на нее. — Говорю тебе — мутанты они! Старик гипнозом владеет и в голову ко мне залез! Тут, наверное, ядерная война была, и все они деградировали. Год, сейчас, знаешь какой? Шесть тысяч семьсот сорок второй!

— Не кричи на меня, — спокойно отреагировала Людмила. — Старик и со мной беседовал. Я в курсе всего.

— Вот-вот, — с жаром воскликнул Сашка.

— А про год ты ошибаешься. Это от сотворения мира, а от рождества христова будет тысяча двести тридцать четвертый год.

— Ну, нифига себе, — Сашка ошалело смотрел на Людмилу. — Это же... это же...

— Ничего не это же, — язвительно заметила Людмила.

— Ну как же! Александр Невский, псы-рыцари! Я книгу недавно читал...

— Забудь, что ты читал, — перебила Людмила. — На заборе тоже пишут...

— Ну как же?

— Ты по морде получил? — строго спросила она.

— Получил, — утвердительно кивнул Сашка, тяжело вздохнув и потерев скулу.

— Вот и делай выводы — верить ли книжкам...

— Так я про другое говорю, — напомнил Сашка резким тоном.

— Старик сказал, что ты еще можешь вернуться...

— Без тебя я никуда не пойду, — заявил он девушке.

Людмила молчала. Сашка потоптался на месте и спросил:

— И что нам делать?

— Мне дорога заказана, — тяжело вздохнув, сказала Людмила. — Я пролила кровь на землю. А ты еще можешь вернуться.

— Оставить тебя с этими шизиками? — воскликнул Сашка. — Я лучше... я лучше...

Он заметался, наконец, увидел нож на столе и, схватив его, чиркнул лезвием по ладони.

— Вот! Смотри! — торжествующе крикнул он, демонстрируя порез, из которого сочилась кровь и крупными каплями спадала на землю.

— Ну и дурак же ты, — притворно рассердилась Людмила, которой было приятно видеть, как сильно ее любит парень.

Глава 3. Резань.

Шемяка широко размахнулся, высоко подняв топор над головой, ухнув, мощно ударил. Березовое полено разлетелось на две половинки. Удовлетворенно хмыкнув, он вопросительно посмотрел на наставника, а тот, в ответ, резко опустил палку на Сашкины плечи. Степан с невозмутимым видом наблюдал за тем, как парень колол дрова. Однако, когда его ученик делал слишком широкий замах, поправлял его, протянув палкой по хребтине. Девушки хихикали каждый раз, когда Сашке доставалось от наставника. Они собирали дрова, складывая высокую поленницу.

Сашка, повинуясь молчаливому указанию наставника, взял топор в правую руку, правильно расставил ноги и вновь ударил, уже одной рукой. Топор глубоко застрял в древесине.

— Мощнее, — прокомментировал Степан.

Он с трудом вытащил топор, повторив удар. На сей раз Степан, глядя на разлетевшиеся половинки, остался доволен.

— Хватит, — сказал он, отвернувшись.

У плетня, на котором разместилась стайка любопытных воробьев, стояли вбитые в землю столбы. Сашка, украдкой вытирая пот, притащил с собой полешки, которые надлежало водрузить на столбы. Ругаясь про себя, он принялся за новое упражнение, проклиная свою судьбу.

Три месяца пролетели как один день. Он давно уже ничем не отличался от обитателей деревни, ходил в домотканой одежде, отрастил волосы и отпустил бородку, за которой приходилось ежедневно ухаживать.

Хозяева дома не ласково встретили пришельцев, Сашка даже понял, что их хотели обратить в рабство, но вмешательство таинственного старика странным образом изменило их с Людмилой судьбу.

Дмитр и Добрана продолжали относиться к пришельцам настороженно.

Жена долго выговаривала мужу, после его разговора со Степаном, но калека оставался неумолим. Сашке, получившему свободу, пришлось не сладко. Он принимал деятельное участие в хозяйственной жизни семьи, да Степан взялся за его обучение. К вечеру парень валился с ног, а утром все начиналось с начала. Людмиле тоже нашли дело по силам. Девушка уже ходила самостоятельно, по первости опираясь на костыль. Они уже недурственно говорили на местном наречии, но поговорить о дальнейшем своем бытье у них не получалось. Обитатели дома внимательно следили, что бы Сашка не оставался наедине с девушкой.

С приходом осени Степан освоился с протезом и даже мог бегать. Не так быстро, как раньше, но все же он уже не чувствовал себя калекой. Это было видно по его общению с братом. Дмитру и его жене совсем не нравилось, что Степан стал прежним и только серебро, выданное Сашкой, мирило их с присутствием родственников и приживалок, какими они были в глазах Добраны.

Сашка был на острове всего ничего. Что успел — прихватил, а на утро остров исчез. Просто испарился, и ничего не напоминало, что он когда-то был тут. Сашка долго искал его, но безрезультатно. Только лодку потерял, наткнувшись на корягу в воде, которую не заметил и чуть не утоп у самого берега. Его спас Степан, тайком наблюдавший за парнем из кустов. Он бросил жердь Сашке, когда парень совсем распрощался с жизнью. Так уж получилось, что Степан стал в курсе о Сашкиных запасах. Среди прочего, что Сашка успел перевезти на большую землю, был протез. Его парень вручил Степану и тот пришелся в пору, как будто на него делали. Степан долго пытался объяснить парню, что следует молчать о его богатстве. Сам он несказанно поразился диковинным штукам, особенно разным образцам холодного оружия. Вдвоем они припрятали добро до поры до времени, а мешок с мукой Сашке пришлось тащить на спине до самого селения.