Гарри Поттер и учитель Обж

— Так же, — продолжил преподаватель, — именно поэтому такого рода трансфигурационные преобразования проводятся в волшебной природе только посредством слюны, заряженной нужным заклинанием. Ну, или иными жидкостями существа. Здесь же, как я и сказал, тело совершенно точно не трансфигурировано, одежда, волосы, ногти не подверглись воздействию и всё так же могут быть срезаны, но не растут, кстати.

— Вот об этом я и говорю, профессор! — Почти торжествующе ответила Гермиона. — Если б было два заклинание, а именно неизвестное обездвиживающее со странным эффектом и та самая знаменитая антимагия, о которой вы столько нам рассказывали, но так и не показали, то тогда любое зелье с белладонной должно было бы подействовать. Но этого не произошло, — Гермиона немного смутилась, под вопросительным взглядом профессора, — я узнавала у мадам Помфри. Но реакция имелась только на мандрагоровый пробник, а мандрагора, как известно, полностью магическое растение и отлично снимает именно проклятья.

Профессор долго смотрел на Гермиону задумчивым и отрешённым взглядом, как бы сквозь неё, потом отвернулся к окну.

— Но, пожри Ктулху ваш мозг! Как?! — Наконец, ответил Хренов. — Получается, что это всё-таки проклятье, которое может наложить как химера, так и волшебник. Кстати, тут есть один момент! Если это химера, то создать нечто, что будет обладать такими свойствами можно...

— Тем более, профессор, во времена основания Хогварца химерология в Европе переживала вторую молодость! — Поддержала Хренова Грейнджер.

— Верно, — ответил профессор, — вопрос в том, что это может быть за тварь? И от чего оно ещё никого не сожрало? Магический голем? Я, откровенно говоря, с химерологией не сталкивался и здесь вам помочь не могу. Ладно, допустим, это одна химера, которая каким-то образом ещё не умерла от голода за тысячу лет, если верить истории Хогварца, то эту тварь посадил в Тайную комнату сам Салазар. Допустим. Но как он управляет ею? Химеры потребляют кошмарно много энергии для того чтобы просто существовать, не говоря уже про охоту и тем более бой. — Всё так же задумчиво глядя в окно проговорил профессор.

— Но я совершенно точно знаю, что это не может быть проклятье от волшебника, — кивнув самому себе, продолжил Хренов, — либо это тогда пришелец не из нашего мира, ибо структура наших тонких полей, структура наших... можно сказать душ, но лучше сказать об инстинктах, метаболизме...

— Опять этот 'метал болизм'!.. — Снова прозвучал свистящий шёпоток от окна. Не глядя, просто на голос сразу несколько перьев, ластиков и карандашей полетело в сторону того парня.

— Так вот, — продолжил ничуть не смущённый профессор, — волшебство может многое, а магия почти не знает границ, но даже магия не сможет научить волшебника некоторым вещам, не превращая их, волшебников, в кого-то другого. Поэтому, это точно химера, крайне могучая в плане волшебной силы. Скорей всего, довольно здоровая... Ладно! — Профессор хлопнул в ладоши и бросил взгляд на настенные часы над входом. — Мало времени, записываем тему: 'Магия предмета'.

В классе ОВИОС, как и прежде, пахло облепихой, смородиной и замечательным цейлонским чаем. Студенты, подобревшие после плотного обеда, подтягивались мелкими группами и так же, по интересам, рассаживались на места. Профессор Хренов, уже привычно для учащихся, с безмятежным выражением лица вчитывался в очередной свиток, понемногу отпивая из кружки.

Ученики меж собой молчаливо договорились, что на занятиях русского профессора обычная вражда промеж двух факультетов отходит на второй план. Судите сами: Даунслемер Лекс, третий человек на Слизерине среди второкурсников, не стеснялся озвучивать свой вопрос вслух, даже среди гриффиндорцев. Правда, делал он это так, словно, обращался больше ко Вселенной, нежели к конкретным представителям Красной Армии (к своим обратиться за вопросом можно и прямо, минуя посредника в лице всего мира). Но, к его чести, получив ответ, Лекс всегда благодарил Абсолют за то, что дал ответ, даже если этот ответ пришёл со стороны Гриффиндора, и точно так же Даунслемер выступал в роли Гласа Всего Сущего, если некие ало-золотые жаждали припасть к роднику мудрости вековечного устоя жизни потомственных магов Великобритании.

Такие взаимоотношения вполне устраивали оба факультета, позволяя и официально враждовать, и как-то налаживать диалог с будущими политическими соперниками, ну или просто обычными мальчишками и девчонками, которые слишком важничают. Во всяком случае, пара инцидентов на занятиях профессора Хренова показала, что кооперация британцев против залётного нормана, который упорно себя называл варягом, — это полезно и для нервов, и для здоровья.

Затемнённая сторона класса молча и, большей частью, терпеливо ожидали удара колола, возвещающего о начале занятия. Более освещённые зимнем солнцем ряды парт были заполнены гулом, яростными перешёптываниями, скрипом пера о пергаментную бумагу и, в последнюю очередь, учениками. Единственное, что отличало этот гул гриффиндорцев от обычного гула гриффиндорцев, так это чёткая централизация сего процесса. Слизеринцы поняли, что правильный вброс информации пришёлся ко двору грифсам и они готовы задать именно тот самый вопрос, что был интересен самим слизцам. Разумеется, необходимо всем вместе сделать снисходительно-вежливую улыбку, демонстрируя гриффиндорцам, что последователи великого Салазара прекрасно разбираются в вопросе, но не будут из врождённого чувства такта явно демонстрировать своё превосходство, дабы оппонент смог сохранить лицо.

А что?! Стандартная многоходовка — налаживание взаимоотношения (умные гриффиндорцы поймут и оценят), создание репутации (глупые гриффиндорцы почувствуют собственную ущербность), ну и самим появится возможность узнать новое. Со всех сторон одни сплошные плюсы.

Профессор, как обычно, одетый строго, но с изюминкой, с первым ударом колокола отставил кружку в сторону, отложил пергамент и привлёк внимание аудитории громким приветствием, обращённым, большей частью, к красным.

Ученики, осведомлённые о привычке профессора преподавать, все вопросы по не актуальной теме выписали на листочек и делегировали Гермионе право выступать от имени класса. У слизеринцев возражений по поводу кандидатуры не было.

Урок прошёл своим чередом, наступил час семинара или час 'вопрос-ответ'.

В начале, как это повелось, вопросы шли строго по только пройденному материалу:

— А какова плотность выброса, то есть, сфокусированного потока выброса воли волшебника, если проклинают опекуны, а не родители, даже если опекуны искренне любят своего подопечного?

— Инстинкты не обманешь, если генетических отклонений нет, то разница заметна, это же подтверждает и теория, хотя, когда речь заходит о магии и, тем паче, магии Огня, лучше искать индивидуальный подход.

— К примеру! — Профессор откинулся на спинку стула и устремил взгляд чуть выше столешницы. — Кто считается близкими родственниками, с точки зрения уголовного права, то есть, с точки зрения свода законов о деяниях и бездействиях с высокой социальной опасностью? Помимо братьев-сестёр, родителей-отпрысков, это ещё и сами супруги, и они все вправе не свидетельствовать на суде против друг друга. Иначе дело обстоит в гражданском законодательстве, то есть, в уложении правил общежития и торговли. В гражданском делопроизводстве супруги ни как не могут считаться ближайшими родственниками, иначе их брак нельзя регистрировать. — Профессор вновь отпил уже остывший чай, с удовлетворением отметив для себя ту отдачу, с которой студенты занимались.

— И с магией в волшебстве такая же ситуация, — продолжил Хренов, — с виду ничего не изменилось, физические константы на месте, но результат можно получить прямо противоположный. Ни какого диктата воли Магии или прочей чуши, лишь иной взгляд на исходные данные. Но магия это не просто иной взгляд, магия это Хаос, а Хаос, не беспорядок, а порядок более сложного уровня, это система с огромным или даже бесконечным количеством центров сил. В нашей проявленной реальности сложно осознать это.

Наконец, свежие вопросы закончились, и настало время подковырок и каверз.

— Профессор! — Подняла руку Грейнджер.

— Да, Гермиона? — Ответил чуть осипший от разговоров Хренов. Каждый посещающий его лекции студент учился на совесть, а не отбывал повинность. За редким исключением, но, похоже, 'исключенцев' сумели замотивировать на учёбу их более сознательные товарищи.

— Профессор, — продолжила чуть смущённая, что само по себе явление крайне редкое, Гермиона, — в общем, некоторые мои коллеги высказали интересную мысль. Они, эти некоторые, — было видно, что говорить не заученный заранее текст девушке сложно, но она старается не сбиваться на бессвязный лепет, — говорят, что среди определённого круга лиц ходит мнение о вреде для тонких тел волшебника волшебных палочек. Как-то так. А вопрос такой: правда или нет такое? — Совсем скомкано закончила девушка.

— Угу, — промычал в кружку с чаем Хренов. — Вопрос понял. Если коротко ответить: и да, и нет. Но, как я понимаю, вас такой ответ не устроит. — Оглядел внимательным взглядом профессор аудиторию.

— Хорошо, — несколько резко он поставил кружку на стол. — Для развёрнутого ответа мне придётся углубиться в историю магии и волшебства. — Некоторые студенты приуныли, но большинство приняли эту новость, как должное, так как именно за обстоятельность профессора и уважали.

— Первые волшебные палочки появились у римлян, несмотря на то, что римляне, по сути, саму идею палочек взяли от кельтских племён. Но у кельтов и пиктов палочки были с внешней обмоткой или просто навершием из активных дополнений. Особенно популярны были у тех же галлов палочки из деревянного стержня и спиральной обмотки сверху, а у пиктов, то есть, коренного населения Британских островов, с навершиями из камней, рунных кругов, обращённых к цели техники, или вовсе с прикреплённой пентаграммой или иной криптограммой на выбор.

— При чём, — продолжил Хренов, — в последнем случае это были инструменты именно магов, заклинателей, которые посредством такого навершия создавали ритуал-окно, обращаясь к своему потустороннему покровителю и, как следствие, вообще не зависели от материалов, точности изготовления палочек и тому подобному. Разумеется, браться руками за такой портал-окно, как минимум, не разумно, отсюда и форма такого артефакта.

— Проблема таких инструментов была в узости спектра их применения, — рассказывал строчащим в тетрадях и ковыряющимся в носах студентам преподаватель, — хоть это не такая и большая беда. Как сказал один мастер боевых искусств: 'я не опасаюсь бойца, повторившего тысячи техник, я опасаюсь бойца, повторившего одну технику тысячи раз'. И не согласиться с таким утверждением сложно, судите сами, все палочковые заклинания, ладно, не все, но в подавляющей степени, это всего-навсего, одна единственная техника. Выброс. А сколько применений этой технике найдено! — Студенты согласно зашептались, кто-то кому-то рассказал быстренько, что одними лишь чарами щекотки можно творить ужасные вещи, но гул быстро стих, так как профессор продолжил рассказ.

— Но беда и кельтов, да и бриттов, в частности, была в том, что они применяли палочки исключительно как атрибуты магов, а не инструменты волшебников. Сейчас объясню, почему. — Профессор обошёл свой стол, присел на кресло, достал откуда-то термос и вновь замечательный аромат чая пошёл по рядам, навевая мысли о ещё не скорой весне.

— Латиняне, — Хренов позволил себе лёгкую усмешку, — были в те времена духовно ограниченным народом. Впрочем, их наследники в полной мере переняли эту пагубную черту, но взяли эти наследники Западной Римской империи не только плохое, но унаследовали так же и практичность с циничностью латинян. Римские волшебники, взращенные на трудах греческих философов, решили изучить феномен палочек, а именно, галльский вариант с внешней обмоткой — галлы и ближе, и потенциал у таких палочек, как им тогда казалось, был выше. — Хренов отпил из своей широкой чашки без ручки чай, и его лицо наполнила какая-то благостность и спокойствие. Точно чай? Пахнет какими-то цветами больше, чем классик брекфаст или цейлон санрайз.

— Неизвестно кому первому пришло в голову, что додревние руны, то есть, печати, мудры, как хотите, так и называйте, можно воспроизводить прямо в воздухе, чертя их активными элементами, попутно выстраивая своё энергетическое поле, то есть, тонкие тела, в нужные комбинации. Эти гении от науки, или, что более вероятно, умеющие правильные вопросы задавать, заклинатели потусторонних сущностей, подобрали единственную технику, которую можно воспроизводить таким образом: выброс, а заодно и первую руну, которую удалось перенести на язык палочки, палочкового волшебства. Это всем знакомое Депульсио — так называемое 'отталкивающее волшебство'. Телекинетический толчок, пинок от себя, самое простое, что только можно придумать. У них получилось. — Вновь хороший глоток из чашки.

— Кто уже понял в чём же тогда опасность использования палочкового волшебства? — Спросил Хренов.

Слизеринцы задумчиво глядели по сторонам, не спеша делиться своими догадками, гриффиндорцы оживлённо шушукались меж собой, выбирая добровольца, который будет выдавать правильный или не очень ответ, а вдруг повезёт?

И тут руку поднял тот, от кого особой активности Хренов не ждал — Гарри Поттер. Мальчик умный, с пытливым разумом, но отчего-то считающий, что его мнение никому особо не нужно. Он, конечно, не далёк от истины, но это не значит, что нужно ставить на себе крест и вообще вывалиться из общественной жизни.

— Да, мистер Поттер, — предложил ему ответить профессор.

— Мурды, сэр. — Встал из-за стола Гарри и ответил, чуть комкая окончания слов.

— Мудры, Гарри, — поправил ученика Хренов. — И что?

— Мудры, да, сэр, то есть, я хочу сказать, что человек, волшебник, не только палочкой машет, но больше входит в определённое состояние, изменяя свои чувства и эмоции, чуть-чуть, но изменяя свои тонкие тела, чтоб творить техники. И, как я понимаю, постоянные изменения, деформации, могут негативно сказаться на волшебнике. Ну, там, перекос сюда, искривление туда. — Поттер откинул чёлку чуть назад, и взгляд его стал твёрже, так как увидел одобряющие кивки преподавателя.

— Хорошо, а почему тогда, об этой опасности не предупреждают на чарах и вообще мало об этом говорят? — Задал вопрос с подковыркой Хренов.

— Попиратели традиций хотят из нас вырастить полу-сквибов! — Послышалось яростное шипение из тёмного угла класса.

— Ещё варианты, — чуть улыбнулся преподаватель.

— Старые заклинания, техники, они все отработаны и безопасны, я так думаю, — ответил Поттер.

— Да, правильно, Гарри, присаживайся. — Кивнул мужчина. — Старые, отработанные заклинания из курсических книг отработаны до изумления за века их использования и уже не несут какой-либо опасности хоть сколько-то сформировавшейся энергетической оболочке волшебника.

— А до одиннадцати не учат волшебству, потому что даже такие не вредные техники вредят, — спросил кто-то из гриффиндора.