— Степан, ты спишь?
— С тобой поспишь, лягаешься как корова, чего тебе?
— Ты говорил у тебя лавка.
— Есть такое, а тебе зачем?
— Всё как то было недосуг спросить, а ты только мясом торгуешь?
— Не только, ещё сало делаем с чесночком. Ну, иногда пирожки с требухой печем, но это ближе к празднествам каким, но больше одно мясо идет.
— А котлеты делаете?
— Это что за зверь?.
— Ну... — я протянул, лихорадочно вспоминая кулинарию древности, — скобленки это, вы их на продажу делаете?
Он сел на телеге, — Кто ж их на продажу то делать будет, так для себя, стариков побаловать, детишкам малым или болезным каким.
— А кости куда?
— Мыловары берут, на клей вываривают...
— А...
— Погодь, — Прервал он меня и соскочил на бревенчатую палубу парому. Я поднял голову, посмотрел на приближающийся берег, осталось с десяток метров. На небольшом пирсе толпился народ, стояли запряженные телеги, а чуток в сторонке стояла группа верховых, человек десять, одетых в стрелецкие кафтаны, — О, мои. Куда это они? — Он прошел вперед и встал на самом краю.
Заскрипели деревянные брусья, засуетились паромщики, перекрикиваясь между собой, и с глухим стуком мы причалили. Упали мостки, всхрапнула лошадь, запряженная в первую повозку. Макар взял под уздцы, нашу клячу и коротко простучав колесами по бревнам, мы съехали на землю, Степан, обнимался с одним из стрельцов соскочившего со своего коня, отъехав в сторонку и остановились. — А ты чего не к своим...— Спросил Макара, подошедшего чтоб положить торбу с овсом.
— А ну их, злыдни они. — И не объясняя ничего, перешел на другую сторону и принялся копаться в вещах.
'Интересно, что такого они ему сделали?'
— Макар, а чего ты на них такой злой?
— Я? Злой? — Преувеличенно удивленно переспросил, стрелец.
— Да. Ты. Они тебя чем-то обидели? — Шутливо спросил его.
Он осклабился в кривой усмешке, — Тати, они.— И излишне громко ответил.
За моей спиной раздался молодой голос, — Сам ты тать, а мы на государевой службе. А ты человече, кто будешь?
Я медленно повернулся. На невысокой лошади сидел молодой парнишка, крепкий такой, кабанчик, на вскидку лет двадцати, с небольшой курчавой бородкой, яркие губы, щеки. На голове шапка, эдаким пирожком с меховой опушкой. Таких любят рисовать как дамских угодников, может его девки и любили, только мне не понравился пустой взгляд, смотревший на меня, сквозь меня...
— А... — начал отвечать, но меня перебил Макар.
— Филарет. Тебя, кличут, ступай с богом и не доводи до греха
— Макарка, ежели с тобой говорить захочу... Я лучше с псом шелудивым словом переброшусь.
— Филарет! — Раздался окрик со стороны парома, — Иди сюда! Тебе что мое слово ужо...
— Да иду, — Откликнулся, полуобернувшись, всадник, разворачивая коня. И уже почти отъехав, бросил через плечо, — А с тобой мы ещё встретимся, на узкой дорожке, тварь.
Я проводил его взглядом и повернулся к Макару,...
— Оставь, Федор, тебя не касается, — он не дал мне, рта открыть. И закричал Степану, — Мы поехали. Догоняй.— Причмокнув, хлопнул вожжами по тощему крупу нашу кобылку, заскрипели колеса, и мы потихоньку поползи от переправы.
Догнавший нас стрелец молчком запрыгнул на задок телеги и, не оборачиваясь, глухо выругался.
— Ты чего Степан? — тронув за плечо спросил его.
— Дед мой представился, как мы в поход на Псков пошли, он слег. А месяц назад помер.
Макар, оглянулся и пробормотал, — 'прими господи, душу. Раба твоего' перекрестился — а домашние как?
— Бабка, как ты помнишь, ещё в позапрошлое лето, отдала богу душу, а остатние все живы здоровы. Макарка, давай сначала ко мне, в слободу. — И спросил меня, — Федор поживешь у тестя моего? Я завтра или послезавтра тебя к себе заберу. Только ты это, — он примолк, рассматривая меня в упор.
— Чего? — До меня дошло, — не беспокойся, буду нем как рыба, без повода рот не открою.
Через пару часов мы доползли до места. Это было, похоже ... было, похоже... не знаю. Но кажется где-то район будущего Белорусского вокзала. Низкорослые кривые деревца, выросшие по вдоль улочки, высокий бревенчатый забор за которым в громком лае заходились пара барбосов. Деревянная мостовая из не ошкуренных бревен (всю душу вытряхнуло), тротуар вдоль стен домов, довольно чистенько. Степан, подошел и застучал кулаком по доскам крепких ворот.— Ефим! Чтоб тебя черти в аду на сковородку голой задницей посадили, открывай зараза.
Я поморщился, — Обязательно на всю улицу орать?
— Да они любят дружку, Степка да Ефимка. Где б не повстречались, орут как псом покусанные. — Макар, стоящий рядом с кобылкой поправлял что-то из её системы управления.
— А как же...
— С Анькой у них по ладу пошло. Ефимка был сопротив, не хотел, чтоб его кровинка за татя пошла. Да ...
— Макарка! — В тоне Степана было столько осуждения...
Обращаясь ко мне, продолжил, — Не знаю, где его со всем семейством носит. Чего стоим, Макарка. Давай ко мне.
Макар довез нас до дома, были радостные крики, слезы. Потом был накрыт стол и истоплена баня. А потом про меня забыли на целый день, да я и не горевал, надо было собрать мысли в кучу, осмотреться на новом месте. Стрельца видел только рано утром. Перекинулись парой слов, да разошлись, кто куда, он на погост, а я дальше спать. Так что, только на третий день начал заниматься делами. Утром, спустившись с горенки, поздоровался с Анной и детьми. Андрейкой, старшим сыном, ему восемь, шестилетняя Маша и самый мелкий, Петр, только, только ходить начал.
— Доброго вам утречка, — Поприветствовала меня Анна, едва я появился на пороге.
— Спасибо и вам того же.
— Садитесь. С вечера мясо осталось и каша ещё теплая.
Вчера не удобно получилось, я привык к персональной тарелке, а здесь... Здесь можно сказать патриархальная семья. Все едят из одной посудины по очереди черпая... Я сдуру попросил миску, отдельную... Хорошо, Степан пояснил что я, ну почти русский, жил далеко и всё тому подобное.
— Аня, можно вас так называть?
— Федор... — и вопросительно на меня посмотрела.
— Просто Федор.
Она кивнула соглашаясь со мной. Наклонилась, подхватила с пола ползущее мимо чадо.
— Аня, расскажите мне о лавке.
— А что про неё говорить, лавка как лавка, как у всех. Только наша мясная, у нас на задах, погреб со льдом, чтоб мясо не стухло. Вот с ним все трудности и есть. Мало заготовишь, до холодов не хватает, то лето жаркое, потаит всё. Приходиться мало скотины резать на продажу. В жару частенько уже к следующему утру уже душок идет.
— А продаете как?
— Как, приходит кто, спрашивает, чего хочет. Тому то и отрезают.
— А если сразу тушу на куски порубить, и за разные деньги продавать. Мякоть подороже, кусок с костями подешевле.
— Так и продаем, только рубим по спросу. Ну, нарублю я, а придет кто, и сразу полть взять захочет, а у меня она кусковая, он развернется и уйдет.
— Колбасу делаете?
— Да, но только для себя.
— А скобленцы?
— Редко, только детей побаловать.
— как ты их делаешь?
— Для Петеньки, скобленые делаю, для остальных ножом мелко рублю, с мучицей и лучком, Федор, раззадорил, сегодня сделаю.
— А жаришь на чем?
— На сковороде
— Дозволь глянуть.— Робко попросился посмотреть кухню, — Можно?
— А что на неё смотреть. — Она удивленно посмотрела на меня.
— Ты не поняла, дозволь посмотреть, где ты готовишь.
Когда в первый раз вошел в дом, меня удивила одна странная конструкция. Рядом с печкой, в метре от неё, к потолку была прибита сухая ветка с привязанной веревкой, с другой стороны... Я бы сказал, что бы подвесная система от парашюта. Анна подошла к ней, засунула ребенка, подвязала завязки и повернулась ко мне и со словами пойдем, скрылась за занавеской, отделяющей женскую половину дома. А я стоял как дурак и смотрел на веселого Петьку, пускающего пузыри, подпрыгивающего в ходунках. Я для своей старшей дочери, такое в дверях, вешал. Вот это да, лень родительская уходит в древние века.
— Федор, ты идешь, — окликнула меня Анна.
— Да, иду, — Прежде чем отдернуть занавес, оглянулся и посмотрел на мелкого... Наверно на моем лице, было написано такое изумление...
— Федор, случилось что?
— Нет, всё хорошо, просто ... Просто давно не был дома, и некоторые вещи удивляют меня. — Говоря, я осматривался по сторонам.
Да действительно давно не был дома. Это конечно не хайтек, но по своему довольно мило, напоминало жилище одного моего друга, он увлекался корнепластикой и почти все выходные проводил в лесу в поисках всяких занятных вывертов природы. У меня даже одно время был подаренный им подсвечник в виде змея горыныча . Ну хватит о прошлом будущем, лучше рассмотрим настоящее. Ложки, нам историки всегда твердили о том, что у каждого жителя средневековья была персональная, да была, но у кого она была? У тех, кого в наше время называют туристом — воины, купцы и остальные, кто находился в дороге. Здесь я согласен, вопрос гигиены. На стенке, на деревянных колышках висела доска с дырками, а в ней торчали ложки. — А как это называется, — показал на Это.
Анна, достававшая что-то, из под откинутой крышки массивного табурета, выпрямилась, сдунула прядку волос выпавшую из под платка, — Это ложечник, и опять скрылась внутри, прообраза кухонной тумбочки. Разделочные доски, пара ножей, небольшой топорик — секач, двузубая вилка на длинной ручке. Полка с берестяными коробками разных размеров. Не хватало только миксера и мясорубки.
— А если омлет сделать надо?
— Это что такое?
— Яйцо с молоком и мукой, жарят на сливочном масле.
— А... Понятно, да вот так, — она взяла несколько прутиков, очищенных от коры, собрала в подобие веника. И сделала несколько движений. Она протянула мне небольшую железную сковородку, обычный круг с низкими бортиками.
Осмотрев, вернул обратно, — чем с огня снимаешь?
Она ткнула пальцем мне за спину, оглянувшись, увидел на одной из полок обычный чапельник. У моей бабки был точно такой.
— Спасибо тебе, Анна, ты хорошая хозяйка.— Поблагодарил её и решил пойти осмотреть двор, да и вообще всё подворье.
— Странный ты, Федор.
— Это почему же, — я повернулся к ней.
— Ходишь, смотришь, удивляешься, как будто ты не от мира нашего.
— Я уже говорил Степану, мне пришлось очень долго жить в других краях и вот только сейчас судьба сподобила вернуть меня домой, а тут всё по-другому .
— Я не про это говорю, наши мужики на поварню не ходят, про снедь знают только самое простое, что в поле сделать можно...
Виновато улыбнувшись, развел руками и, пожав плечами, пошел из дома. В голове закрутился клубок мыслей.
' О, как всё понятно в моем времени, разговаривать с женщиной легко и просто. Даже с незнакомыми людьми, в очереди всегда можно найти общий интерес или тему для разговора, политика, цены, нравы молодежи. Да всё что угодно. А здесь... Простая просьба и сразу куча косых взглядов, вопросов. Или я вторгся во что-то личное, чисто женское, куда нам мужчинам вход будет закрыт ещё лет сто двести. Хотя мы и считаемся самыми лучшими поварами на свете, женщины всегда ревниво смотрели на то, как мужики хозяйничают на кухне. Нам разрешают готовить, но за нами приглядывают...
Вот идет по улице молодая девчонка, как с ней здесь знакомятся? Эй, красавица, как пройти в библиотеку?
Так что ли? И получишь в морду от её братьев. Семьи здесь как успел заметить многодетные, это вам не современность, где родили одного и считают себя героями. О да, 'пожить для себя' хорошая отмазка. Роди, воспитай и живи для себя. Один мой знакомый, всё смеялся над нами женатыми. Он потом женился в сорок с копейками, только вот что поразительно, мы уже живем для себя, потому что нашим детям уже по пятнадцать двадцать лет, а этот придурок погряз в памперсах. Мы в баню, на охоту и рыбалку, когда хотим, а он на футбол еле вырывается. Максим мне рассказал по секрету, что этот деятель, очень сожалеет о потерянном времени.
Сорок с лишним это не восемнадцать и двадцать, да дедов с бабками уже в живых зачастую нет. Вот и рожают по одному, потому что на второго уже сил нет'
— Дядька Федор! — раздался сбоку детский голосок. Я обернулся, там стоял старший сын Степана, Андрей.— А ты, правда, мастер?
Я присел на ступеньки, — А кто тебе это поведал?
— А слышал, как батя мамке про тебя сказывал.
— И что же такого он про меня говорил?
Андрейка присел рядом со мной на самый краешек ступеньки, опираясь при этом одной ногой о землю. — Он говорил, ты мастер иноземный и знаешь, как новую пищаль сделать с крепким боем.
— Во как. А ещё чего?
Ребятёнок помялся, махнул рукой, — А всякую всячину. Ещё он про ножик говорил, есть мол у тебя...
— Вот этот? — Достал из кармана и подкинул на ладони. Потом стал показывать, открывая по одному всякие лезвия и приспособления.
— Ух ты, а можно я сам? — Попросил он.
Сложив его, протянул, — да, конечно, только не порежься.
Он довольно спокойно и быстро разобрался, как открывать и закрывать, по игрался, и со вздохом вернул обратно.
— Красивый.
— А куда батя ушел?
— В приказ, а потом на погост, к деду на могилку.— Начав довольно бодро, тускло закончив . ответил Андрей.
— Скучаешь по деду
Он, молча, кивнул головой и шмыгнул носом. Я сдвинулся в сторону и, обхватив за плечо, притянул к себе. Он прижался ко мне, потом повернулся и не впопад сказал, — когда вырасту, как дед стрельцом стану.
Погруженный в свои мысли, я машинально поправил, — Солдатом.
— Нет, стрельцом.
— Солдат, это воин по фряжски, ляхи зовут жолнеж, а у латинян воин, солидариус. Вой. Войник, ратник, стрелец, солдат. Боец. Так называют людей которые не щадя жизни своей оберегают свой дом и своих родных.
'Здесь я лукавил немного. Солдат, это наемник, за римский солид, откуда и пошло это слово но в остальном был прав, придя в русский язык оно сразу охарактеризовало целое сословие, сословие людей у которых только одно дело в жизни. Защищать родину'
Ты знаешь кто был Георгий Победоносец?
— Да, он святой великомученик, пострадал за веру свою.
— Всё верно говоришь, но он так же был солдатом. Отца твоего нет. Покажи мне свою усадьбу, не откажи в такой малости.
Стрелецкое подворье я бы оценил, где-то соток так тридцать ну тридцать пять. Или мне так показалось. Но во всяком случае там было на что посмотреть, Степан, судя по всему не бедствовал. Просторный дом, как здесь говорят, на каменной подклети, фундаменте, к нему с боку пристроена небольшая конюшня, на три стойла, при этом половина была отведена под сено. Тут же рядом притулился дровяной сарай, перед ним было свалено несколько не распиленных березовых стволов. В самом углу, вровень с забором, стояло ещё одно строение с небольшим загоном, огороженным жердями. Это была лавка, как пояснил мой сопровождающий. А вон тот бугор и есть тот самый ледник, холодильник по-нашему. Мы туда не полезли, на двери висел устрашающих видов и размеров замок. Рядом с ним вдоль забора вытянулся ещё одна постройка, по мычанию и кудахтанью что — то звериное. Баню смотреть не стал, мылся вчера в ней. Застроено всё было довольно плотно, но место для огорода все-таки осталось и пропустить
