насссри

-Евгений Николаевич, да скажите вы, наконец, в чем дело.

-Увидите, Петр Эрастович.

Горчаков постучал в дверь штаб-вагона, ему открыли.

-Прошу.

Петр Эрастович, ухватившись за поручень, взбежал по ступенькам. В штабе находился врач и медсестра.

-Вы кто? — нахмурился врач.

-Это Фондорин, из Администрации, — представил чиновника Горчаков, стоящий у того за спиной.

Лица врача и медсестры вытянулись.

-Здравствуйте, — сказал Петр Эрастович, испытывая некоторое неудобство. — Ну, что тут у вас?

-Вот.

Врач суетливо отстранился и Фондорил увидел лежащую на кушетке женщину, черноволосую, крупную. Грудь женщины тяжело вздымалась.

-Что за хуйня? — не сдержался Петр Эрастович, — Извините, — взглянул на медсестру, затем на Горчакова. — Вы хотите показать мне раненую женщину? Я уже видел, не далее чем три минуты назад.

-Петр Эрастович, — врач поправил очки. — Проведите ей приватный осмотр.

Фондорин нахмурился.

-Какой осмотр?

-Приватный.

И тут произошло нечто, заставившее Петра Эрастовича охнуть. Врач сунул руку под юбку раненой женщине и ощупал ее гениталии. Вынул руку.

-Вот так.

-ВЫ ЕБАНУЛИСЬ?

-Петр Эрастович, — голос Горчакова стал жестким. — Вы обязаны это сделать. Как чиновник по особым поручениям.

Фондорин уставился на него: злость закипала в груди, скованной имперским мундиром. Но Горчаков выдержал этот взгляд.

-Вы обязаны, Петр Эрастович.

"Да, обязан", — мысленно согласился с ним Фондорин.

Если следователь прокуратуры и медик Специальной Группы Противодействия заявляют, что он обязан: он обязан. Но если это дурная шутка ... Клянусь, они добавятся к спискам погибших при крушении...

Зажмурившись, Петр Эрастович сунул руку под юбку.

Сколько раз он делал это! Например, на светских раутах подходил к незнакомке, проверял, есть ли на ней трусики. Нащупывал клитор. Незнакомка закатывала глаза, не смея стонать (вокруг до черта людей), в ее руке дрожал бокал со вдовой клико. Она кончала, и Петр Эрастович скрывался в толпе, облизывая палец.

Так и сейчас он ожидал нащупать знакомые очертания: холмик, разделенный щелью, мягкие губы, обнимающие твердый клитор. Но нащупал чиновник иное.

-Еб твою сраку, — воскликнул он, бледнея.

Вместо холмика со щелью под юбкой раненой женщины был стандартный набор не слишком рьяного туриста: колбаса и два яйца.

Пункт 12

4 марта 2017 года

Когда Алексей очнулся и, открыв глаза, увидел сидящего в кресле холеного господина с усиками и седыми висками, он подумал: "Лучше б не просыпаться. Не просыпаться..."

В посттравматическом бреду Навальный, подобно Вере Павловне Чернышевского, видел государство с идеальным строем. В этом государстве выборы честные, чиновники неподкупные и нет Путина.

-Очнулись, мадам?

Алексей посмотрел на холеного господина.

-Пить...

-Скотч, пиво?

-Воды.

Господин с усиками хлопнул в ладоши. В палату вбежала медсестра.

-Воды принесите.

Алексей вырвал высокий стакан из рук медсестры и вмиг осушил. Вытер губы рукавом пижамы.

-Унесите стакан.

Господин с усиками дождался, когда за медсестрой закрылась дверь, повернулся к Навальному.

-Меня зовут Петр Эрастович Фондорин, я чиновник для особых поручений.

Фондорин мог бы не представляться: Алексей был наслышан про этого ублюдка, ручного пса Путина, готового перегрызть глотку родной матери за "покушение" на имперскую идею.

-Вижу, вы знаете, кто я, — холодно усмехнулся Петр Эрастович. — Но кто вы ... мадам?

Алексей сжал кулаки.

-Молчите? Напрасно. Уверяю вас, у нас есть все возможности для того, чтобы помочь вам заговорить.

В голосе чиновника для особых поручений сквозила доброжелательность, но именно из-за нее холодок пробежал по спине Навального.

-То, что вы берлогер, очевидно, — сказал Фондорин, достал портсигар, подумал, спрятал обратно. — Эта конспирация, эти сиськи, — топорная робота. Надо же, имплантировать сиськи, и оставить хуй.

Фондорин откинулся на спинку кресла и расхохотался. Алексей с ненавистью смотрел на его коренные (превосходные) зубы.

-А может быть, — Петр Эрастович прищурился, — кому-то был очень дорог хуй? Может быть, кто-то был, так сказать, к нему привязан и не решился пожертвовать ЭТИМ ради идеи?

Алексей вздрогнул: на что намекает этот павлин?

-Мы поможем вам и в этом. Бурматов!

В палату вошел детина в форме батальона "Наши" с желтым чемоданчиком.

"Что там, что в желтом чемоданчике?" — в панике подумал Навальный.

Бурматов поставил чемоданчик на стол.

Щелкнул замочек.

Фондорин поднялся с кресла, запустил руку в чемодан. Металлический перезвон...

"Лучше б не просыпаться".

Петр Эрастович поднял скальпель (солнечные зайчики запрыгали по стенам), хищно улыбнулся.

-Неееееет!¸— заорал Алексей. — Нет! Нет! НЕТ!

-Уже лучше, мадам, — кивнул Фондорин. — Мы еще не начинали, а язык уже развязался.

-Я расскажу все, — Навальный заплакал, как мальчик, которому в глаза попал песок. — Только, умоляю, оставьте мне его... Не кастрируйте меня.

Фондорин опустился в кресло. Скальпель подрагивал в тонких пальцах.

-Ты берлогер?

-Да.

-Имя?

-Алексей.

-Фамилия?

-Навальный.

Бурматов издал звук, похожий на отрыжку льва, только что сожравшего антилопу. В глазах Фондорина полыхнул огонь.

-Навальный, — хрипло повторил чиновник. — Неожиданно...

-Это успех, Петр Эрастович, — заискивающе вставил Бурматов.

Фондорин взглянул на помощника, процедил сквозь зубы:

-Пшел вон.

Бурматов, пятясь, скрылся за дверью. Фондорин вновь обратился к Навальному.

-Цель?

-Что?

-С какой целью вы ехали во Владибург?

Алексей посмотрел на сверкающий скальпель, затем в сверкающие глаза чиновника по особым поручениям: этого не обманешь, этот вытянет все жилы, выдавит кровь каплю за каплей, но своего добьется. Садист-аристократ, дьявол.

-У меня назначена встреча.

-С кем?

Навальный шмыгнул носом.

-С мистером Б.

Под глазом Фондорина задергалась жилка.

-Мистером Б?

-Да.

-Когда и где назначена встреча?

-Шестого марта на Красной площади.

Фондорин рассмеялся.

-Молодцы, берлогеры. Назначить встречу под боком у Вождя — это смело. И это может прокатить. Молодцы.

Он избытка чувств Петр Эрастович взмахнул рукой. Скальпель пронесся рядом с лицом Алексея, тот вскрикнул.

-Пардон.

Фондорин наклонился вперед.

-Скажу вам откровенно, Алексей, я давно вас ищу. Очень давно. Иногда мне казалось, что я никогда вас не поймаю. Это, знаете ли, угнетает.

Скальпель послал зайчика прямо на лоб Навальному.

-Да, угнетает. А я человек живой, люблю выпить и хорошенько потрахаться. Знаете, как мерзко трахаться в угнетенном состоянии.

На кончике скальпеля поселилось солнце.

-Но вы все-таки в моих руках, Алексей. И я намерен узнать все.

В голосе Фондорина звякнул металл.

-Я выжму вас, как губку, Алексей. Выжму. Как губку.

Чиновник резко поднялся. Навальный вжался в спиной в подушку.

Петр Эрастович кивнул и вышел из палаты.

Алексей ощутил мокроту и, опустив глаза, увидел расплывшуюся по простыни желтую лужицу.

Пункт 13

После разговора с Навальным Петру Эрастовичу Фандорину захотелось расслабиться. Много лет он гонялся за лидером берлогеров и всегда хитрый лис уходил он него. Но не в этот раз.

Ночной Владибург искрился огнями за окном бронированного Хаммера.

"Куда бы поехать? — размышлял Фандорин. — В бордель?"

Петр Эрастович представил, как шлюхи покрывают его тело засосами и его едва не стошнило. Как же надоели эти мерзкие сосалки!

Сегодня Фандорин хотел чего-то необычного, будоражещего нервы.

-Руслан, — окликнул он шофера. — Давай за город.

За окном мелькнула неоновая вывеска: "Парики и маски".

-Тормози! — заорал Петр Эрастович.

Фандорин примерил византийскую маску — птица с длинным клювом.

-Идеальная вещь, — любезным тоном сообщил продавец-консультант. — Точь-в-точь, как в фильме Кубрика "С широко закрытыми глазами".

-Беру, — глухо из-под маски.

Машина неслась по загородному шоссе. Сбоку показался одиноко стоящий коттедж, в котором светились окна.

Хаммер остановился. Шофер вышел из машины, достал из багажника раздвижную лестницу.

Две тени перемахнули забор и перебежками — к коттеджу. Заскрежетал стеклорез, звякнуло стекло.

Писатель Акунин, попивая кофе, неистово работал над очередной книгой. Главный герой — холеный имперский служака, разоблачив шпиона, думал, как бы отпраздновать сие событие. Молодая жена Акунина читала книгу. Она закричала в голос, когда в залу ворвались два человека в масках с птичьими клювами.

Акунин подскочил на полметра, ноутбук полетел на пол.

-Кто вы и что вам надо? — заорал он.

Фандорин огляделся, наслаждаясь произведенным эффектом. Взгляд опытного извращенца отметил красивые сиськи жены писателя.

-Вопрос не в том, кто мы, — развязным тоном заявил Фандорин. — Вопрос в том, что мы будем с вами делать.

-Подите прочь, негодяи!

Шофер Руслан, смеясь, сбил с ног кинувшегося на него писателя. Ударил. По лицу писателя заструилась кровь.

Фандорин навис над писателем.

-Вы, судя по всему, человек интеллигентный и, конечно, знаете про Заводной Апельсин?

Кун побледнел.

-Пожалуйста, не надо. Господа, пожалуйста. Возьмите все.

-Держи его крепче.

Фандорин поднялся и направился к девушке. На лице бедняжки застыл ужас.

-А ну-ка, что у нас здесь.

Петр Эрастович одним движением выдернул девушку из кресла. Та завизжала, отбиваясь.

-Ира, не сопротивляйся! — заорал писатель. — Ради бога, не сопротивляйся, или он убьет тебя!

Но девушка отчаянно вырывалась из железной хватки Фандорина.

-Ах, ты стерва, — заорал Петр Эрастович, отпустил девушку и, размахнувшись, влепил ей пощечину. Несчастная упала на пол. Фандорин пососал окровавленный палец и снова обратился к своей жертве.

Ухватившись за платье, он рванул. Ткань затрещала, обнажая хорошо просолярийное тело.

-Какая спелая попочка, — прокомментировал Фандорин, — И не носит трусиков, — взглянул на удерживаемого шофером Акунина. — Хорошо вы ее воспитали.

Петр Эрастович расстегнул ширинку, вытащив уд, торчащий книзу.

-Какая попочка, — повторил он, возбуждаясь.

-Постойте, — взмолился Акунин. — Это не честно.

-Не честно? — обратился к нему Фандорин.

-Я расплачиваюсь за чужой грех.

-Вот как. Это интересно.

Девушка пришла в себя, пошевелилась, застонала. Но Фандорина, похоже, она больше не занимала.

-Да-да, за чужой грех, — затарахтел Акунин. — Заводной Апельсин — фантазия другого писателя, Энтони Берджеса. Не моя.

-Так вы писатель, — присвистнул Фандорин. — Мне следовало догадаться. Постойте-постойте, ваша рожа мне смутно знакома. Вы...

-Акунин.

-Ах, Акунин. Да-да. Читал что-то. Постойте.

Петр Эрастович задумался.

-Постойте-ка, но в соответствии с грехом, как вы выразились, вашей фантазии, я должен буду отрезать этой девке руку.

-НЕТ!

Девушка зарыдала.

-Нож, — коротко бросил Фандорин.

Руслан вынул из кармана швейцарский ножик и кинул его шефу.

-Постойте!

-Да?

-Не делайте этого! Лучше вы...

-Лучше мы?

-Изнасилуйте ее.

Петр Эрастович подкинул нож на ладони. Засмеялся. Спрятал нож в карман, застегнул ширинку.

-Идем, Арлекин.

Двое в масках ушли, оставив писателя Акунина в полном недоумении.

Пункт 14

12 сентября 2017 года

Заключенный застонал, сел на холодном полу.

Пискнув, от тарелки с баландой метнулась в угол крыса.

Стукнул засов, дверь камеры отворилась. Вошла молодая белокурая женщина, закованная в кожу, с кобурой для ГШ-18 на поясе, с глубоким вырезом на груди.

-Федеральный комиссар Света Изиванова, — представилась она.

Заключенный шмыгнул носом, отозвался хрипло:

-Адагамов. Рустем.

Комиссар закурила тонкую сигарету. Ярко-красные губы выпустили облачко сизого дыма.

Заключенный смотрел на Изиванову, как затравленный зверь.

-Вас покормили? — осведомилась комиссар.

Адагамов растерянно захлопал глазами, выдавил:

-Да, комиссар.

Изиванова кивнула. Элегантным щелчком швырнула в угол окурок.

Ее глаза стали злыми, как у готовящейся напасть рыси.

-Кормить еще вас, берлогеров ебаных.

Пнула стоящую на полу миску. Расплескивая баланду, миска описала дугу и ударилась о стену. Адагамов вскрикнул от неожиданности.

-На вас, выродков, имперские деньги тратить.

Слегка дрожащими тонкими пальцами с прекрасным маникюром Света достала из пачки новую сигарету. Закурила.

-Хотите?

Рустем кивнул. В глазах его метался страх.

-Послушайте....

-Рустем.

-Да, Рустем. Вы хотите выйти отсюда? Смотреть на небо, на цветочки, ебать девок? Таких красивых, как я. И красивее. Хотите?

Адагамов проглотил возникший в горле комок.

-Хочу.

-Ну, вот, — комиссар улыбнулась и присела на корточки рядом с ним. — Это разумно, Рустем.

Света придвинулась к заключенному, заглянула в изможденное лицо. Ноздри Адагамова уловили запах шанели.

Он отвел глаза.

-Рустем, где прячутся берлогеры?

Если бы она ударила его, или даже поцеловала, он не испытал бы такого шока. Путин все знает.

-Какие берлогеры?

Лицо Изивановой вновь стало жестким. Она резко поднялась. Рустем закрыл лицо, ожидая удара.

-Не притворяйся идиотом, берлогер.

Комиссар заходила по камере. Туда-сюда. Как маятник. Адагамов наблюдал за ней расширенными от страха глазами.

-Что ты делал на территории ЛОНа?

-Я... Я заблудился, — едва слышно выдавил заключенный.

-Врешь!

Комиссар метнулась к Адагамову и сходу — сильно и точно — ударила его ногой в пах. Рустем взвыл, заваливаясь на бок. Комиссар схватилась за кобуру. Нахмурила лоб.

-Я имею полномочия убить тебя прямо здесь, берлогер.

Адагамов не слышал, корчась на полу от всепоглощающей боли. Света остановилась, принялась рассматривать наманикюренные ноготки, ожидая, пока боль отпустит заключенного. Когда тот перестал вопить и сел, бледный, как полотно, лицо комиссара уже приобрело "доброе" выражение.

-Давайте не ссориться, — весело сказала она (Рустем отметил про себя, что слышал эту фразу в каком-то фильме). — Ведь вы не хотите, чтобы вас били?

-Не хочу.

-А я не хочу вас бить.

-Рад слышать, — отозвался Рустем: пройдя через ад, он стал смелее.

Света вновь присела рядом с ним на корточки.

Глаза Адагамова непроизвольно скользнули по сиськам комиссара, выглядывающим из декольте. Это не осталось незамеченным.

-Хочешь меня чпокнуть? — мурлыкнула комиссар.

-Ты только что разбила мне яйца, — выдавил Рустем, не в силах оторвать взгляд от сисек Изивановой.

-Действительно, разбила, — согласилась Света, по — подростковому хохотнув. — А если так.

Она подалась вперед и окунула лицо Адагамова в свои сиськи. В океан своих сисек. Он вдохнул запах холеного женского тела, имперского тела, изнеженного ваннами из сливок и шампанского. Тела федерального комиссара. Тела, пользовать которое (по слухам) дозволено только лично Путину.