Мама не велела...

— А может?...

— Нет. Карточный долг священен. Это самое первое правило из свода карточных законов.

— Хорошо...— промямлила она поднимаясь.

Долго возилась с лифчиком.

— Помочь? — спросил я сочувственно.

— Я сама...

Наконец расстегнула его и... Грудь. Такая она у неё? Вот если, ладошкой накрыть, то, как будто по ладошке. Невыносимо плотные на взгляд, тугие, словно накачанные силиконом. А еще сосочки... маленькие, маленькие, еще не дозревшие, просто розовые мазки на мячиках. Чёоооооорт! Чуть не рычал я от перевозбуждения. Хуй уже торчал штандартом над крепостью шведского феодала. А что дальше-то будет? Дальше трусики. Она, колеблясь, неуверенно нажимая двумя пальчиками на резинку, сняла, сверкнула белесыми волосиками. Их у неё там очень мало. Братан? Уже ебать можно? Закрываясь руками, тихо присела на диван в ожидании неизвестно чего.

— Отыгрыетесь?

— Мне нечем... Вот эти деньги только, шестьсот рублей.

— Почему нечем? — Удивился Денис, — тоже деньги, плюс поцелуи, простые поцелуи, даже не страстные, в течение пятнадцати минут с каждым... Играете на любую пару одежды.

— И я буду это делать совершенно голая?

— Разумеется. Всё по правилам.

— Ааааа. — задумчиво протянула Маришка.

— К тому же, имеете право... объединить ваши поцелуи. Итого, всего лишь пятнадцать минут, но одновременно с двумя.

— А может... в порядке исключения? Понизим ставки?

— Невозможно, к сожалению, невозможно.

— Я подумаю...

— Подумайте.

Маришка тревожно и подозрительно поглядывала то на меня, то на Дениса. Несколько раз пыталась задать вопрос Денису, но сдерживалась.

— Это будут простые поцелуи и ничего более?

— Слово джентльмена! Брат?

— Слово джентльмена, — хлопнул я азартно ладонью себе в грудь.

— Пятнадцать минут с двумя?

— Ваше право...

— Как?

— Придумаем как-нибудь. Вообще-то это будут наши поцелуи, так что Вам ничего не придётся делать.

— С двумя..., — протянула задумчиво Маришка, как бы пробуя это слово на слух, — с двумя...

— Это Ваше окончательное решение?

Последовала многосекундная пауза, пока Маришка не кивнула утвердительно головой.

— Принято!

— Принято!

— Только руками не трогать! — Завопила она запоздало.

— Обещаем.

Вспыхнувший румянец, казалось, навечно приклеился к её щекам. Маришка играла рассеянно, блуждала пустым взглядом по нашим лицам, делала грубейшие ошибки, от этого ещё более краснела, а ещё, она неуютно ёжилась. К концу игры собрала полколоды карт, что все они не помещались у неё в руках. Наконец не доиграв до конца, расплакалась и швырнула карты на кон.

— Я проиграла, — безутешно глотая слёзы, со стоном произнесла она.

— Тише, тише, не плачьте... Это ведь не так страшно, как Вы себе представляете. Тем более мы давали слово.

Мне стало так пронзительно жалко Маришку, что я вдруг захотел прекратить всё разом. Вздохнул побольше воздуха, чтобы крикнуть "стоп", но... что-то меня остановило. И правильно, потому что Маришка сквозь слёзы вскрикнула:

— Начинайте же! Чего вы тянете?

Я и Денька резко подскочили с мест, засуетились. Если быть точнее и честнее, то суетился я. Брат же подсел к Маришке рядом, жестом показал, куда сесть мне. В жизни не подозревал, что когда-нибудь мне придётся делить девушку с родным братом. Свою собственную девушку... Маришка закрыла глаза и в уголках заиграли крупные капли слёз. Настороженно замерла, вытянув вперёд лицо. Мы переглянулись с братом и начали. Я приложил губы к её щеке и рука невольно потянулась обнять за плечо.

— Руки! — встрепенулась Маришка и силой оттолкнула меня.

— Прости.

Поцелуи без рук. Ишь ты... Ладно, перетопчимся. Губы мне! По праву! Немного неудобно выворачивать голову, чтобы пристроиться к губам. Маришка сидела колом. Правила поняла она буквально. Ну, поверни же ты голову ко мне! Сидит не шелохнётся. Всё же я приспособился, уткнулся в её губы, а братан пусть что хочет, делает. Я немного скосил глаза посмотреть, он целовал Маришку в шею. Проведёт нежно губами от мочки уха до плеча, потом всё сначала. Ух, ты! Я тоже так хочу. И чего это я так за губы боролся? Он на этом не остановился, отвоёвывал всё новые участки тела. Амплитуда поцелуев расширялась, скоро он будет целовать грудь. Но Маришка, руками отодвинула его голову. Он упрямо повторил и Маришка взвилась:

— Денис Константинович! Вы обещали!

— Обещал, но всё по правилам. Мы в контракте не оговаривали, куда будем целовать.

Батюшки! Так это не контракт, а целый клад! Куда хочу — туда целую! Но я остался у привычных губ. Брат продолжил свои исследования. Всё ниже и ниже, он и грудью интересовался постольку поскольку. Живот, пупок, еще ниже. Вдруг Маришка резко открыла глаза вздрогнув. Вы когда-нибудь видели, как мгновенно высыхают слёзы? Я вот сейчас это и увидел. Слёзы испарились, будто с раскалённой сковородки.

— Денис Константинович! — взмолилась Маришка, — не надо!

— Надо!

— Нет! — взвизгнула она и попыталась вскочить.

Но Денька уже крепко держал её за талию и... зарылся лицом в её редкие волосики там. Она обеими руками напряженно пыталась сдвинуть его голову, извивалась всем телом, но безуспешно.

— Успокойтесь, Марина Николаевна, поцелуям нет преграды. А мы, как и обещали, ничего более. Лучше расслабьтесь, иначе, штраф двадцать минут.

Маришка резко расслабила тело, даже как-то обвисла. Самое главное, она перестала сжимать губы. Вот это дело. Я вновь занялся губами. Фантастика! Я впервые целую её голую. Но она не реагировала на мои поцелуи. Всё строго согласно, контракта. Просто чуть приоткрыла рот и всё. Я же делал отчаянные попытки расшевелить её, чтобы хоть как-то ответила. Ничего. Кукла куклой. Вдруг... Какое-то слабое шевеление губами. Это ответный поцелуй? Похоже... и не похоже... Потом еще. Да. Это ответ мне. Я еще раз сделал попытку. О, да... Это поцелуй. Она мне отвечает. Ещё... Движение ртом заметнее. Языком. Ещё! Еще! Ещё. Внутри меня что-то сдвинулось, такое мягкое, как бывало раньше. Хуй радостно восстал. Какое облегчение! Она уже сама меня целует. Страстно? С желанием? Раскрывает рот и... Она трогает мои волосы своими тоненькими пальчиками, как раньше. Уже гладит по щеке, поцелуи всё страстнее и жарче. Ооооо! Крепко держит мою голову. Может рискнуть потрогать её грудь? Нет. Слово давал. Что с ней случилось? Она ведь никогда сама меня не целовала, вот так. Я её разжег? Похоже, нет, это братан. Что он там делает? Посмотреть. Но Маришка крепко обвивает мою шею руками, прижимает к себе, я чувствую через ткань рубашки её твёрдую грудь. Двигает азартно языком — с цепи сорвалась. Я сделал еще одну попытку вырваться, посмотреть, она крепче прижимает меня к себе, не пускает. И поцелуй... по-новому! Никогда... так... Тянет мою нижнюю губу на себя. Отпустила. Ещё. Серия частых поцелуев влажным ртом... И всё же, что он там делает?

— Время. — Раздался голос брата над нами гласом громовержца.

Мы отпрянули друг от друга, будто застигнутые врасплох куропатки. Я мельком увидел, как Маришка судорожно сводит широко раздвинутые ноги. Она глубоко дышит и взгляд такой виноватый, ну как у вора, который только что украл, но его, в принципе, никто не поймал за руку, хотя было так близко. Румянец... Да, о румянце я уже говорил.

— Игра продолжается, — Денька со спокойной улыбкой сделал нам жест, приглашая к игорному столу, то бишь журнальному столику.

Маришка выпрямилась, сложила руки на голых коленях. Вот за грудь она уже не волнуется. Привыкла что ли? Я могу её теперь обозревать, как хочу, до слепоты. Вздохнув глубоко, она, наконец, успокоилась и потянулась за бокалом. Там джина осталось на глоток. Хлебнула его. Сказала ровным, тихим голосом:

— Мне ставить больше нечего, кроме туфлей.

— У Вас есть что ставить, Марина Николаевна! На кону вся Ваша одежда, итого, две тысячи рублей, плюс от меня две тысячи. От Алексея четыре. Алексей согласен?

— А где я возьму четыре штуки?

— Полтора года походов в магазин?

— Да!

— А я что?

— Секс, — безапелляционно заявил Денис, — секс по десять минут с каждым...

У меня всё оборвалось, я замер, замёрз, и почему-то хуй до этого гордо топорщившийся, вдруг сдулся, как воздушный шарик, упал. Маришка вздохнула, прикрыла ладонями лицо, сквозь ладони приглушенно проговорила:

— Я так и знала...

— Что Вы знали?

— Что этим всё кончится...

— Тогда зачем ввязались? Нужно было вовремя остановиться. У Вас была возможность.

— Понимаете... Денис Константинович, у меня проблема...

— Какая, Марина Николаевна?

— Я девушка еще...

— Ну и что? Я видел.

— Мама мне, не велела...

— Ха, ха, ха! — засмеялись мы с Денисом, одновременно.

— Вы не понимаете! Вы не знаете мою маму!

— Как она узнает?

— Обыкновенно! — Она резко отняла ладони от лица и зло посмотрела, почему-то на меня. — В больнице! Она меня проверяет раз в году...

— Даааа. — протянул Денис, почесывая озадаченно подбородок. — Хорошо, Марина Николаевна, другой вариант... По двадцать минут поцелуев... Вы просто сорок минут целуете здесь, — он неопределённо помахал рукой у себя перед ширинкой джинсов.

— Сорок минут? — переспросила она. — А меньше нельзя?

— Меньше, нельзя. Но есть, ещё один вариант. По две минуты в Ваш зад... Там уж точно мама ничего не узнает.

— А больно не будет?

— Нет, конечно! Совершенно нет. В начале, разве что, чуть-чуть и то, у меня есть прекрасная смазка, так что, больно не будет. Необычно да, больно нет.

Ну, блядь! Они говорят об этом, как будто она уже проиграла. Проиграть сначала надо. Две минуты... маловато. А братан здесь, каким боком? Тоже две минуты? Может купить у него его время? Я прикинул. Так. Стоит это удовольствие четыре штуки... Значит, две надо отдать. Жалко... Да и где их взять? Хрен с ним, за две минуты не обломаюсь. Пусть ебёт. Ага. И я туда же... Сначала пусть проиграет!

— Подумать можно?

— Конечно можно!

Она надолго задумалась, взвешивала все за и против, морщила свой мраморный лобик, поёжилась прикрывая ладонями грудь. Вновь спросила:

— А почему целовать туда, так дёшево стоит?

— Потому что, так стоит, Марина Николаевна, — пожал плечами Денис.

Бог мой! Какое напряжение мысли! Она сейчас размышляет, будто Софья Ковалевская над самой блестящей задачей в своей жизни. Думай девочка, думай, но быстрее.

— В попу, — едва слышно прошептала она сникнув.

— В попу?

— Да...

— Принято.

И снова бой! Сплелись три скорпиона на маленьком пятачке возле норки, на песке. Вернее два, я опять слил свои карты и выскочил из боя, не напрягаясь. А мне в карты везет, надо бы подумать над карьерой игрока. Я серьёзно. Но двое продолжали молчаливую игру. Маришка вспотела, поджала губы. И глаза... Вот о глазах сказать бы. Она смотрела как загнанный в угол заяц с таким отчаянием и решимостью, что волку, который и загнал его, собственно, конечно же, не поздоровится. Раз карта — бита, два карта — бита, три карта — бита. Ничья! Ёб твою мать, братан! Ты что делаешь с нашей еблей и с нашими деньгами?

— Ничья!

— Уф... — тихо выдохнула Маришка, но повеселела. — Лёш, дай еще выпить.

— На...

Я налил всем и мы устроили маленькую передышку. Тайм аут с джином. Маришку трясло, нет, не от холода, в квартире жарко, лето. Адреналин, это ребятки, такая подлянская штука! Но в тоже время, почему люди залупаются на риск и лезут на рожон? Черт его знает. Видимо он как кислород, тоже нужен, но в небольших количествах.

— Продолжим на тех же условиях? — Спросил Денька, прикинув, что тайм аут несколько подзатянулся.

— Да.

— Да.

Сбросили карты. Начался решающий раунд. Либо её жопа наша, пусть даже на четыре минуты, либо она скоро уходит, унося с собой надежду... Я ужаснулся. А ведь она уйдет навсегда! Захочет ли, после этого, встречаться со мной? Надо выиграть! Чего бы ни стоило, выиграю! Тем более, я остался с ней в поединке. Ну, пташка, сколько у меня козырей? Не густо, а у тебя? Я глянул ей в почти непроницаемые глаза. Не выудить ничего. Жаль, выбывшие карты не запоминал, а она? Сливаю, вот этих дам, они хоть и с весом, но не ахти какая масть. Отбила. У меня две карты, у неё две карты. Её ход. Козырная семёрка, бью единственной козырной десяткой. Бля! А если у неё пара? А у меня вшивая десятка, красное сердечко. Пары нет. Мой ход. Уф! Сбрасываю на кон. Ей бить нечем. Последний туз, но другой масти. Йес! Йес! Йес!

— Йуху! — Закричал я.

Маришка побледнела, но не дрогнула в лице, не захныкала, как раньше, лишь молча поджала губы.

— Где... — с хрипотцой в голосе спросила она, поднимаясь, скрестив руки в отчаянной попытке спрятать от взглядов грудь.

— Прямо здесь, на диване.

— Может лучше по одному, в спальне?

— Нет, здесь и при свидетелях.

— Что мне делать?

— Ложитесь вот так, животом на валик дивана. Я сейчас принесу смазку.

Он ненадолго исчез из комнаты, оставив нас наедине. Маришка лежала животом на валике, боялась пересечься со мной взглядом, упорно прятала глаза. Ждала. Денис притащил смазку в забавном розовом флакончике, в виде жопастого пупсика. Охуеть! Он и это предусмотрел? В секс-шопе побывал, или у него была? С Катькой пользовался?

— Объясняю, — сказал Денис, — Чтобы не было больно, нужно около десяти минут втирать эту мазь и сильно массировать, тогда, она растворится и расслабит мышцы.

— Не надо...

— Надо. Иначе будет очень больно. Алексей ты сможешь это сделать правильно?

— Конечно!

Я взял флакон и на полусогнутых ногах двинулся к Маришке. Такое волнение меня вдруг настигло. Смогу ли я вообще её трахнуть? Мой уродец, кажется, заснул навечно, ни шевеления, ни даже признаков жизни. Попал... Тронул, абсолютно ледяной рукой, Маришку за ягодицу. Она дернулась и напряглась.

— А Вы, Марина Николаевна, расслабьтесь. Нельзя напрягаться.

Обмакнул палец в тугой смазке. Смазка твёрдая, как ей мазать? Прикоснулся к маленькому сморщенному, шоколадному пятнышку.

— Лёша, быстрее, — раздраженно произнесла Маришка.

— Сейчас, сейчас. — Неумело заелозил пальцем.

— Нет, брат, не так. Показываю.

Денька взял щепотью немного смазки и аккуратно с нежностью, чтобы не причинить боль, ввёл мазь Маришке туда, круговыми движениями стал массировать. Маришка вздрогнула и слабо застонала.

— Тебе больно? — Сострадая, спросил я и, присев к ней взял её лицо ладонями. Она жалобно и затравленно посмотрела на меня.

— Пока нет. А потом, больно не будет? — её затаённый шепот всколыхнул во мне мужика. Хуй ожил и запульсировал.

— Нет! — самоуверенно произнёс я. — Не должно. Можно я тебя поцелую?

— Да.

Я сполз с дивана, приблизился лицом к её губам. Ей сейчас нужна поддержка и любовь. Что ж мы всё так, покупаем и продаём? Я тебя приласкаю, моя милая! Не бойся, всего четыре минуты... Поцеловал. Её губы были влажными и податливыми. Маришка немного извернулась, чтобы обнять меня. Какое тело! Какая грудь! Я ласкал её вдруг вспухшие соски и целовал в засос в рот, языком, глубоко к деснам. От каждого касания к груди по телу её проносилась дрожь. Она меня таки допустила к себе, разрешила ласкать. И это через месяц, моих мучений?