— Именно, — Белов поднял указательный палец. — Я навёл справки. Из казны ведомства вам и вашему кузену выделили в два раза больше. Вы присвоили половину!

Я сжал кулаки.

— Господин комиссар... Это ложь! Я не брал ни копейки! За Ивана я готов поручиться как за самого себя! Девка врёт как ...

— Не желаю ничего слушать, — перебил фон Белов. — С какой стати ей врать? Зато я прекрасно знаю, что в России принято кормиться на своей должности и взяточничество — обычное дело. Но я не потерплю такого у нас в СМЕРШе!

— Хотите, я притащу сюда эту девку? Я косу её на руку намотаю и приволоку. Она вам всю правду расскажет.

— Вы идиот?! Тогда иезуиты поймут, что мы знаем их шифр. Они сменят его, и ... все труды насмарку. Вы этого добиваетесь?

— Господин комиссар...

— М-а-а-алчать! — В Белове проснулся прусский полковник. — С этого дня вы, Елисеев, у меня на особом счету. Я буду пристально следить за вами. Любая ваша ошибка и...

Я угрюмо замолчал. Будь мы в двадцать первом веке, давно бы влепил ему по морде. Вот только сейчас это чревато. Даже на дуэль не вызовешь. В России с начальством дуэлировать не принято. Кара следует незамедлительно.

Ушакову пожаловаться? Да ну... глупо! Сам себя унижу.

— Тем не менее, у вас есть шанс оправдаться в моих глазах. Есть задание государственной важности. Я подумал, что могу поручить его вам.

— Благодарю за оказанное доверие, милостивый сударь, — сквозь зубы процедил я.

— Благодарить будете после, — отмахнулся он. — Вам предстоит выехать в... — Белов выдвинул ящик стола, достал оттуда сверток и, развернув, вчитался, близоруко щуря глаза, — в Марфинскую слободу. Это в полутора сотнях вёрст от Костромы. Неделю назад лихие люди совершили нападение на тамошний монастырь. Был убит настоятель. Убит зверски. Те, кто видел, что с ним сотворили, говорят ужасные вещи.

— Простите, господин комиссар, но разве подобные случаи не подведомствены полиции и Сыскному приказу? — удивился я.

— В некоторых обстоятельствах — нет. Особливо, если на то есть указание от их императорского величества. Государыня приняла близко к сердцу известие о гибели настоятеля. Она требует в кратчайшие сроки разыскать и примерно наказать злодеев. Ушаков посчитал, что вы сможете выполнить приказ государыни. Я внял его пожеланиям.

— Я готов, — склонил голову я.

— Повелеваю выехать в Марфино сей же день. Через час все необходимые бумаги будут готовы. Кроме того, я распорядился выделить денежную сумму на возможные расходы. Вам всё ясно?

— Так точно. Разрешите уточнить: могу ли я взять с собой Ивана Елисеева? Мы с ним прекрасно работаем вместе.

— Если считаете, что это пойдёт на пользу дела, я не возражаю.

Он позвонил в колокольчик и велел явившемуся секретарю оформить бумаги ещё и на Ивана.

Глава 4

Ивану было достаточно одного взгляда, чтобы понять: со мной что-то стряслось.

— Рассказывай, братец, что тебя гложет.

— Не поверишь — впервые в жизни в том, что я казённые деньги присвоил, обвинили!

— Кто?! — изумился Ваня.

— Начальник новый. Знаешь, что обидно, Иван?! То, что он какой-то вертихвостке итальянской верит, а мне, своему подчинённому, нет!

— Думаешь, наработаем мы с таким начальником?

Я вздохнул.

— Если хочешь, пойдём в кабак. Можешь напиться...

— Ваня, брось! Тут водка не поможет! К тому же нам скоро в дорогу ехать. Аж почти до самой Костромы.

— Никак дело новое? — заинтересовался предок.

— Оно самое. А я, пожалуй, всё же схожу кое-куда... — я улыбнулся. — Всё нормально, не в кабак! Часика через два вернусь, а ты пока бумаги и имущество получай.

Мне безумно хотелось посмотреть в лживые глаза Барбарелы.

Я брёл по вечерней улице, нахлобучив треуголку на самый нос и высоко подняв воротник плаща. В сердце занозой застряла обида, он ныла, не переставая, я хотел унять эту боль.

Вот дом, на втором этаже которого жила Барбарела. Единственное освещённое окно принадлежало её покоям. Интересно, одна она сейчас или нет. Вдруг охмуряет того же Карла Бирона или новую жертву?! Плевать!

Я понятия не имел, как поведу беседу, мысли перепутались. Главное, чтобы итальянка не догадалась, что мы знаем шифр иезуитов, тут фон Белов прав полностью.

Подойдя к дверям, я потянул за шнурок звонка. Где-то в глубине мелодично прозвенел колокольчик.

Барбарела приняла меня в будуаре. В одежде, однако, при этом скорее выглядела раздетой. Очаровательно улыбалась, но это был тот случай, когда чары не действовали.

— Чем обязана вашему визиту? — Боже, как мелодично она говорила, какие приятные нотки звуали в её голосе.

— А вы догадайтесь.

Она недоумённо повела плечом.

— Право слово, я представления не имею! Ко мне редко заглядывают люди из СМЕРШа. Собственно, вы первый. Какие-то шпионские игры, да?! Или соскучились? Последнее мне нравится гораздо больше, — Барбарела лукаво подмигнула.

— Сударыня, мой визит связан исключительно с моими служебными обязанностями. Я зашёл, чтобы напомнить, что теперь вы работаете на Россию, и любая попытка обмануть нас, закончится плохо. Пожалуйста, крепко подумайте перед тем, как сделать хотя бы один шаг.

Итальянка задумчиво кивнула.

— Вы только что нанесли урон моей женской гордости. Признаться, я надеялась, что наша встреча произошла совсем по иным причинам. Но, коли так... давайте поговорим напрямую.

Она устроилась на постели так, чтобы продемонстрировать все достоинства своего тела.

— Наше первое свидание, увы, совершенно не куртуазное, было замечено.

— Кем, сударыня?

— С самых первых дней ко мне приставлен соглядатай. Это один из наших танцовщиков, но он, как и я, служит на иезуитов. Иногда мне кажется, что он знает всё. Нет такой вещи, которая бы укрылась от его взора. Мне пришлось рассказать ему о том, что вы вынудили меня работать на СМЕРШ, я поделилась с ним деньгами — он взял половину. По его настойчивой просьбе, граничащей с приказом, я даже написала письмо тем, кто меня сюда направил.

— И что вы собираетесь делать?

— Выживать. Я не хочу оставаться между молотом и наковальней. Так, кажется, говорят русские?

Я кивнул.

— Слабой женщине тяжело в нашем мире. Приходится идти на обман. Но я устала лгать и изворачиваться. Если вы обеспечите мне защиту, то... я приму вашу сторону.

Этой ночью мне пришлось пойти на служебное преступление. Я не выполнил приказ фон Белова покинуть сей же день Петербург и отправиться в командировку. Нашлись занятия поважнее: я до утра 'защищал' Барбарелу в её спальне.

И только на рассвете, после продолжительного поцелуя, покинул альков.

От мысли добираться верхом я отказался сразу, о чём заранее оповестил Ивана. Приведённые резоны убедили его. Может, оно и быстрее на лошадке-то, но не комфортно, да и наездник из меня так себе: либо натру себе деликатные части организма, либо свержусь с лошади. Так что казённый дормез оказался в самый раз. Я как взглянул на этот комфортабельный вагон на колёсах, так сразу влюбился, и было от чего: мягкие диваны, позволяющие спать, вытянувшись в полный рост, небольшая, но очень тёплая печь, обилие всяких внутренних ящиков, куда можно спрятать массу полезных вещей (Иван первым делом сунул в ближайший пару заряженных пистолетов — на дорогах изрядно пошаливали, 'карманная' артиллерия могла пригодиться в любой момент). Единственным минусом было, пожалуй, только отсутствие рессор — здешний технический гений что-то затягивал с их внедрением. Но... ко всему привыкаешь, даже к тряске по многочисленным колдобинам, камням и ухабам.

Заранее оформили все нужные бумаги, получили 'командировочные', собрали необходимые в дороге пожитки (много ль вещей у двух холостяков? Я прихватил с собой лишь смену нательного белья, запасные башмаки, тёплый кафтан да плащ), накупили припасов и в путь.

Сами дороги на Руси издревле были понятием относительным. То есть на бумаге они вроде бы есть, а по факту ничего, кроме разбитой колёсами многочисленных экипажей и копытами лошадей узенькой колеи. Хорошо хоть погода стояла сухая, и основную часть пути удалось проделать, не приходя на выручку застрявшему экипажу.

Ближе к вечеру остановились у трактира, коим заправлял бойкий целовальник, то бишь прощелыга, поклявшийся на кресте не разбавлять водку.

Внутри было грязновато, чистоту если и поддерживали, то исключительно символически. Что, впрочем не мешало заведению пользоваться популярностью: оно точно не пустовало. За широкими струганными столами сидело десятка полтора путешественников явно дворянского происхождения. И это только те, кто бросался в глаза благодаря характерным для сего сословия одеяниям, а ведь были тут и их слуги, и местные мужики, и несколько городских ремесленников, и неизменная стайка гулящих бабёнок, что грелись у печи, ожидая, когда и кому понадобятся их услуги. В качестве довеска обязательная парочка нищих, впущенная в трактир по причине сердобольности кого-то из посетителей.

Накурено было так, что впору вешать топор, но никого это не смущало. Двое подавальщиков сноровисто сновали между столами, разнося хлебное вино и нехитрую закусь. На вертеле жарился упитанный поросёнок, жир с которого стекал в огонь и с шипением сгорал.

Иван сходу оценил ситуацию:

— Не свезло нам. Людей слишком много. Вряд ли удастся тут заночевать.

— Если честно, не больно-то и хочется. Явно не пять звёздочек.

Предок кивнул. За время общения я успел передать ему огромное количество информации из будущего, так что его редко ставили в тупик употребляемые мной обороты. Да и сам я пообжился и как-то незаметно для себя сумел окончательно стать своим в некогда чужом восемнадцатом веке (даже если порой впадал в депрессию и начинал заламывать руки).

Трактирщик окинул нас оценивающим взглядом.

— Могу вам что-нибудь предложить, господа?

— Нам нужна пища и кров, — несколько витиевато выразился Иван.

— Готов накормить вас прямо сейчас, а вот с кровом, увы, помочь не в моих силах. Свободных комнат нет. Если только удастся уговорить других господ потесниться, но предчувствия говорят мне, что сие вряд ли возможно.

— А ты похлопочи, голубчик. Расстарайся, — попросил я и катнул в его сторону по столу, изображавшему стойку, монету.

Кабатчик моментально подхватил её, спрятал с глаз долой и улыбнулся, щерясь гнилыми зубами:

— Авось, что-то придумаю. А вы покуда присаживайтесь за вон тот стол. Петька, нут-ко посуетись, наведи чистоту для благородных господ.

Один из подавальщиков резво вытер жирным полотенцем наш стол и сразу отскочил в сторону. Мы тут же сделали заказ, в том числе распорядились отнести еды нашему кучеру, который остался у дормеза сторожить. Оставлять без присмотра служебную карету не стоило, хотя документы и деньги мы на всякий пожарный прихватили с собой в трактир, рассовав по пазухам и карманам.

Каждый из нас успел нагулять приличный аппетит. Взятая с собой провизия закончилась на удивление быстро: то ли не рассчитали возможности, то ли на свежем воздухе есть хотелось намного сильнее.

Внезапно и без того далеко не тихий трактир наполнился шумом и криком: в него ввалилась большая беспокойная компания, состоявшая преимущественно из щеголевато одетых молодых людей. Стоит сказать, что вели себя они крайне развязно и грубо. Первым на их пути стал тот самый подавальщик Петька с подносом. Ни слова ни говоря, юнец, очевидно, полагавший себя пупом земли, сбил его с ног ударом руки. При этом вся утварь с едой полетела по сторонам, забрызгав окружающих. В числе пострадавших оказался какой-то дворянин. Он, было, возмущённо вскочил, но сейчас же устало опустился обратно, когда увидел, что никто из новоявившихся не обращает на него внимания.

Я напрягся, однако Иван подал мне знак не дёргаться.

Компашка двинулась к трактирщику. Тот с жаром заговорил, вступаясь за Петьку, и сразу же полетел спиной на полки с посудой. Конечно, они не устояли. Со страшным грохотом посуда повалилась на пол. Многое, если не всё, побилось.

Трактирщик с трудом поднялся, его лицо мигом приобрело густой свекольный оттенок.

— Судари, что же вы делаете? — запричитал он.

Сразу стало ясно, что у ввалившейся компашки есть главарь. Несмотря на юный возраст (я бы дал ему лет восемнадцать, не больше), именно он сметал всё на своём пути, включая подавальшика и несчастного целовальника. Рослый, роскошно одетый (не иначе по распоследней парижской моде), породистый, державшийся подчёркнуто прямо и надменно, с тонким аристократическим лицом и с явно сумасшедшими глазами, главарь возвышался каменной статуей над униженно вопрошавшим трактирщиком.

— Мужик! — горделиво приподнял подбородок этот сумасбродный гадёныш. — Что стоит твоему барину этот трактир?

— Две сотни рублей, — ответил трактирщик.

— Камердинер, — кликнул юнец. — Отсчитай сейчас же двести рублей, да прибавь к ним ещё столько же. А ты, мужик, возьми эти деньги и отдай их барину. Скажи, чтобы впредь не скупился и выстроил новый трактир получше. А сам между тем выноси свои вещи, потому что не будет больше твоего трактира.

Он обернулся к сгрудившимся вокруг него спутникам.

— Судари, коль отдохнуть и выспаться всё равно не получится, я устрою для вас особое развлечение. Давайте подожжём трактир с другого конца! Клянусь, это будет роскошное зрелище!

Желающих спорить с ним не было. Трактир наполнился снующими туда-сюда людьми, которые вытаскивали наружу свой скарб. Сам целовальник, выхватив у камердинера деньги, моментально побежал на господский двор с известием.

Происходящее очень походило на беспредел, и не больно-то понравилось нам с Ваней. Мы подошли к предвкушающему огненную причуду юнцу. Глаза его полыхали прежним сумасшедшим блеском.

— Верно он не в себе, — уловил мои мысли Иван.

— Может, зря связываемся?

— Не зря. Спускать такое никак нельзя.

— Смотри, братец! Как бы худа не вышло.

— Сударь, кто вы и по какому праву устраиваете здесь сие безобразие? — возмущённо спросил предок.

— С какой стати я должен держать перед вами ответ? — удивился юный наглец.

— Хотя бы с той, что мы находимся на государевой службе. СМЕРШ — вам что-нибудь говорит это название?

— Мне всё равно, кто вы и откуда. Я делаю то, что считаю нужным. Этот трактир мой, я заплатил за него. Я в праве хозяина. Если мне захотелось сжечь его, так тому и быть.

— А если пожар перекинется на другие дома? — вскинулся я.

— Значит, это судьба.

— Сударь, покуда не поздно, перемените ваше решение, — попросил Иван.