— Его святейшество, глава католической церкви, наместник Христа, приемник принца апостолов, наместник и блюститель престола святого Петра, Патриарх Запада, Примас Италии, архиепископ и митрополит римской церковной провинции, епископ Рима, Величайший Понтифик, — первочтимый Папа Римский14 Сильвестр шлет Императору Ромеев Ипатию пожелание здравия, и всяческих благ...
В момент пожелания здоровья, Ипатий, мужественно перетерпевший хвастливые титулы римского папы, (до которых тут никому никакого дела не было), благосклонно кивнул. Посол же захватив глотком побольше воздуха, продолжил:
— ...А тако же, его святейшество, шлет весть, что римский Патриарх, неустанно верный делу Божьему, помнит и самые древние свои клятвы ромейскому повелителю; в частности же, святой и нерушимый обоюдный договор от 326го года от рождества Господа Нашего, Иисуса Христа, к совместному исполнению которого, мы — готовы приступить со всем рвением.
Услышав эти слова, Ипатий напрягся. 326й год, от рождества Иисуса, это выходило... Это же... больше семи сотен лет назад! Это было в те древние времена, когда Средиземное Море часто называли "римским морем", потому что все земли по его берегам принадлежали ромеям. Сама Италия, откуда прибыл посол, была тогда одной из ромейских провинций, еще не захваченных вредоносными варварами. Той самой провинцией, где собственно, и располагался древний город Рим, с которого пошла вся великая Ромейская держава. Многое изменилось с тех пор... Что за договор мог иметь силу через такую прорву лет?!
Ипатий незаметно скосил один глаз на евнуха Игната, одного из ближайших своих помощников, в чине "паракимомена"15, который стоял недалеко от трона. Мол, — о каком там договоре речь? Евнух Игнат едва заметно пожал плечами, и сам скосил глаза на "препосита"16 Потамона, который стоял рядом с ним. Потмаон скорчил озадаченную гримасу, и переглянулся с "куриопалатом"17 Марекллом. Маркел же отрицательно кивнув, метнулся взглядом к "логофет-тон-геникою"18 Евсевию. Евсевий, досадливо закусил губу, и повернулся к "логофету дрома"19 Филумену. Филумен тут же пожал плечами, и непонимающе оборотился к "протоспафарию"20 Аркадию. Аркадий же в свою очередь...
"Никчемные мерзавцы!!!" — свирепо подумал Ипатий, глядя на мнущихся придворных самых высоких рангов. — "Горазды только щеки наедать!" Пауза с гляделками неподобающе затягивалась. Краем глаза он успел увидеть, как стоявшие поодаль малые служки незаметно начали вытекать из зала, — не иначе побежали к секретарям и архивистам, узнавать про неизвестный древний договор. Раскопают конечно... Но сейчас это уже не имело значения. Из-за нелепого мятежа варангов, которые не дали нормально подготовится к приему послов, — повелителю придется унизиться, и признать перед лицом италийского попа своё невежество.
О, — позже кто-то ответит за это!..
— Ромейская Держава существует многие сотни лет, — ровным ласковым голосом заговорил с послом Ипатий, — и за это время подписала тысячи договоров, которые она всегда соблюдала неукоснительно. Однако, не соблаговолит ли посол его святейшества напомнить, — о каком конкретно договоре идет речь в данном случае?
Ипатий выжидательно замер. А посол... посол при этих словах замялся. Перетоптался с ноги на ноги, хмыкнул, и наконец смущенно изрек:
— К великой досаде и сожалению Римского престола, — явно неуютно себя чувствуя ответил посол, — сами мы не имеем о точном содержании договора никакого понятия.
Среди толпы придворных прошел гул. Ипатий почувствовал, что его челюсть слегка отвисла вниз. Ситуация выходила как в уличной сценке плохих мимов.
— То есть, — уточнил он, глядя на посла — папа римский прислал вас сообщить, что вы призываете нас к исполнению договора, суть которого сами уже позабыли?
Посол тяжело побагровел от унижения, — и собственного, и его далекого господина. Ипатий испытал бы огромное удовольствие от конфуза италийских выскочек, если бы ситуация не была настолько странной. Посол обреченно вздохнул:
— Папа Силвьестр вынужден сообщить, что долгие столетия войн и неурядиц не пощадили наши архивы. Многое сгорело, и было утрачено. Великие знания римских предков, осыпались прахом под гнетом времени. По-совести говоря, мы и не подозревали о данном договоре, пока с отдаленной горной обсерватории, в вечный город не прибыл гонец, который сообщил о появлении знамения.
— Какого же знамения? — Уточнил Ипатий.
— Багровой Звезды, — объяснил посол. — Оказалось, что в горах находится уже многие сотни лет наш Монастырь, в котором согласно приказу первых римских пап, велось бдительное наблюдение за небесами. Увидев знамение, монахи прислали своего гонца, который тут же передал эту весть специальному святому отцу. Должность сего священника, оказывается, только и состояла в том, чтобы ждать этого известия, и исправно передавалась из пополнения в поколения, хотя нынешний его святейшество, папа Сильвестр, уже не имел об этом никакого понятия. Получив весть, сей священник открыл древнюю кладовую, и извлек оттуда ключ, и инструкцию, которая была в древности заверена столь досточтимыми отцами нашей Святой Церкви, — что сразу обеспечила ему пропуск к самому его Святейшеству. Его Святейшество Сильвестр, прочел в той инструкции, что все подробности сего дела он обрыщет в специальном ларце, хранящемся в папском архиве.
Посол вновь сделал паузу, лицо его при этом страдальчески перекосилось.
— ...Ларец сей, и правда отыскался, в замечательной сохранности, не считая небольшой дырочки. Однако, когда его святейшество открыл его, то оказалось, что хранившиеся в нем некогда пергаменты, съели вездесущие мыши... — Посол тяжело вздохнул. — Лучшие ученые мужи святейшего престола пытались восстановить содержимое сих пергаментов по клочкам. Однако, все что мы смогли выяснить из ветхих останков, было весьма обрывочно.
— Что же все-таки вы прочли? — уточнил Ипатий.
— Что речь идет — чрезвычайно серьезно и веско ответил посол — о некой общей угрозе, о которой меркнут все мирские ссоры и неурядицы, не только добрых христиан и схизматиков, но даже и язычников, и богомерзких агарян. Угроза та возникает снова и снова через века, с некой цикличностью. В древности она была предотвращена. Ныне же подступает вновь. И угроза та такова, что угрожает не только царствам, но самому существованию всего рода людского! Так же мы смогли прочесть, что для отвращения той угрозы папский престол, согласно договору, обязан предоставить ромейскому кесарю специально обученных воинов, со специальным же оружием. Но вот что это за угроза... — Посол вздохнул. — Все утрачено в алчных пузах ненасытных грызунов.
— Однако же, — несколько воспрянул посол — святой римский престол, моими устами выражает надежду, что в вечной державе пресветлого ромейского кесаря, древние знания сохранились лучше, чем в нашем суетном краю. И что пресветлый император сможет уведомить нас, — какую угрозу первые римские папы считали столь чудовищной?
— Ипатий помедлил, и крепче сжал в руках символы своей власти. Острый ум его осмысливал сказанное. Звучало все это донельзя глупо, и он счел бы это недостойной шуткой италийских пап, если бы не одно "но". Спесивые римские попы ни за что бы не пошли на такие прилюдные унижения, — признать, что они чего-то не знают, — если бы не были преизрядно встревожены. Настолько встревожены, что даже не побоялись уронить в глазах ромейского императора свою горделивую честь. Что-то в древнем ларце настолько напугало этих себялюбцев... Краткий момент удовольствия, который император испытал, при виде растерянности гордого папского посла, — которому пришлось прилюдно признаться в невежестве своего дальнего господина, — быстро прошел. Теперь выходило, что ловкими речами выведать что-либо у посла было невозможно — тот и сам ничего не знал. Более того. Папа и его посол перевесили всю ответственность на ромейскую державу. Ипатий собрался с мыслями.
— Так ты говоришь, — уточнил Ипатий — что документы в ларце были заверены высокими лицами древности?
— Свиток был скреплен печатями, — с придыханием выдохнул посол. — Да не восковыми, а золотыми; потому и не съели их окаянные грызуны! А печати те были скреплены личным знаком христолюбивого императора Флавия Валерия Аурелия Константина. И тако же заверены кольцом самого святого Петра, которое, как известно, является личным знаком римских пап, что передается ими по наследству.
— Константин!.. — зашелестело невесомым ветерком в рядах придворных. — Сам древний Константин! Константин Великий!.. Равноапостольный Константин!.. Мыслимое ли дело?..
Ипатий ласково поглядел на придворных, и ветерок сразу утих.
Император стал задумчив.
— Спасибо за весть, посол. Отрадно слышать, что папский престол Старого Рима верен своим обязательствам перед Империей. Нынче же я прикажу найти образцы указанного договора в наших хранилищах. И тогда мы снова продолжим разговор. Пока же — ступай. Тебя разместят согласно чину.
— Посол облегченно поклонился, и начал отступать к выходу. Служки семенили рядом с ним.
Ипатий же сидел, все еще обдумывая. Странная история!.. Однако, с этой странной историей можно будет разобраться позже, сейчас же предстояло сосредоточится на насущном. Приходило время следующих послов.
— Кого принимаем следующими? — Спросил Евегний подбежавшего евнуха Игната.
— Посланца Спахбеда Востока, — заглянув в список отрапортовал Потамон.
— Ну-ну... — Пробурчал Ипатий. Он заметил, что распорядитель с дальнего конца залы дал ему знак, и топнув ногой, нажал на скрытую педаль у основания трона. Кресло затарахтело, и вновь поехало по стене вверх. Для каждых новых послов император должен спускаться с неба.
Вот и катайся туда-сюда...
Кресло почти потарахтело до самого потолка, когда распорядитель снова подал Ипатию сигнал, и тот топнув, запустил спуск обратно вниз. В дальнем конце зала появился посланец Спахбеда востока. Перс... Пока кресло опускалось с "небес" на землю, Ипатий пытливо осматривал подходившего ближе посла. Некогда Перса была злейшим врагом Романии. Свыше тысячи лет войн за власть над землями. Персидский правитель носил титул Шахан Шах. Ромейский Император среди прочих — Василевс Василеон. Означало оба этих титула одно и то же — "Царь Царей". Но двух Царей над Царями быть не может. За то и воевали... И чем все кончилось? Воюя и ослабляя друг друга обе державы проглядели, как в аравийских песках появился и поднял голову новый враг. Под знаменами своего пророка кочевники-агаряне21 хлынули и на земли Персы, и на земли Романии. Романию ощипали, лишили многих исконных земель. А Персов разгромили на голову, и покорили почти полностью. Великая держава, стоявшая долгие века, затрещала под натиском фанатичных захватчиков как хилый парус перед бурей. Перса пала. Исчез великий Шахин Шах. Лишь только один военноначальник, правитель восточного округа Персы, чин которого звучал как "спахбед", укрывшись в горных крепостях, не склонил знамени перед захватчиками. И вот, этот Спахбед Востока, — ныне правитель всех еще свободных персов, — прислал посла. Древний враг... Чего ему стоило добраться сюда? Чего он хотел? Как вести себя с ним? Вот о чем думал повелитель, глядя на пришельца.
Вновь начались и окончились ритуальные вопросы. Седобородый и беловолосый старик, в длинном одеянии приблизился на дозволенное расстояние, и с достоинством заговорил:
— Наместник Востока, благородный Щахрияр, шлет тебе пожелания здоровья и счастья, великий император Ипатий. Пусть будут долгими твои дни. Мне же поручено тебе сказать: — Несмотря на то, что многие земли и люди персов ныне стонут под игом девовских захватчиков-муслимов, — Спахбед Востока чтит священный договор, который заключили наши предки, по вашему новому счислению, — в 326ом году. Несмотря на потерю большей части архивов шаха, во время нашествия, — мы не забыли о нашем долге. Все, кого мы смогли обыскать из специально обученных мужей, и специально откованных мечей, ждут в заповеданной нам предками точке общего сбора.
Придворные пораженно загудели, почти позабыв о приличиях.
Ипатий медленно выдохнул.
* * *
Глава пятая.
Римская империя, Новый Рим, территория императорского дворца, зала малого императорского совета...
Правитель Ипатий положил руки на полированную столешницу древнего стола. Провел ладонью по красной древесине, поднял взгляд, и исподлобья оглядел членов малого совета. Малый совет был учреждением неофициальным, и сюда попадали только люди ближайшие, люди доверенные. Ну, насколько это вообще возможно... Вот и сейчас по правую руку от правителя сидел евнух Игнат, за ним Потамон, за ним Маркел. По левую же ерзали на задницах Евсевий, и Филумен. Более никого на царском совете не было.
— Что с варангами? — Хмуро поинтересовался Ипатий.
— Проведена полная смена личного состава отряда, — отозвался Маркел. — Все "внутренние варанги" отправлены служить в самые отдаленные гарнизоны. И наоборот, из "внешних варангов" мы набрали новый отряд ваших личных телохранителей, повелитель.
Ипатий коротко кивнул. Издавна русские наемники приходили служить в Ромейскую державу в столь больших количествах, что из них образовали два подразделения: варангов внешних, и внутренних. Внешние варанги служили по всей державе, в то время как внутренние были элитным отрядом, — одним из личных царских "номеров", который постоянно квартировался в Константинополе, в царском дворце. После пьяного бунта, провинившихся услали подальше, и заместили другими соплеменниками.
— Надеюсь, бунтовщиков услали в самую задницу нашей достолюбезной державы? — Рыкнул Ипатий, взглянув на Филумена.
— В такую дупу, что оттуда и света белого не видно. — Поспешно кивнул Филумен. Часть послали на границу в Богом забытое место. Где только и есть, что камни, солнцепек, да безбожные агаряне. Других же послали на помощь архонту Армении, коий испросил помощи, так как его одолевают набегами дерзкие горцы. Уж там поплачут варанги о безбедной службе в вашем дворце, о величайший.
— И пусть поплачут! — Затряс в воздухе указательным перстом Ипатий. — У, мерзавцы! И ведь отличные же воины. Храбрецы. Но как выпьют...
— Что взять с северных варваров... — Пожал плечами Евсевий.
— А что новые варанги, прибывшие в столицу? — поинтересовался Ипатий.
— Первым делом пошли разведывать столичные кабаки. — Сообщил дотоле молчавший евнух Игнат.
— Клянусь святым причастием! — Хлопнул по столу Ипатий. — Ну это ж невозможно!.. Если бы я не видел, как эти парни гоняли злобных агарян во время восточной компании, я разогнал бы их к чёртовой матери.
Ипатий привычным жестом подлез под малый царский венец, и почесал себе макушку. Все эти венцы-короны он не любил, потому как подозревал, что именно от них необратимо лысеет. Большой венец, коий надевался для торжественных случаев и приемов, вообще его раздражал, так как был украшен бабскими висюльками, на манер серег, — тряхнешь неосторожно головой, не дай бог попадут висюли тебе в глаз... Но в связи с чрезвычайным положением вызванным мятежом, последние несколько дней Ипатий все же венец носил. Малый, без висюлек. Чтоб не забывали стервецы, кто тут батюшка-царь, избранный на благо всего ромейского народа.
