Эрлик в тумане

Двери спирального термитника отворились. Кан инстинктивно подался назад, в тень, но это была нейтральная территория, и как бы ни относились друг к другу выходившие из здания люди, здесь они соблюдали нейтралитет.

Колдуны шли один за другим, неторопливо, в молчании, почти торжественно. Можно было многое сказать о племенах и народах, что здесь собрались, но Кана не интересовала этнография; он рассматривал их наряды, яркие, длинные, с узорами, которые сами по себе были заклинаниями; он наблюдал за тем, как они смотрят друг на друга и как они друг друга игнорируют; он изучал их фамилиаров — один колдун был покрыт шевелящейся массой муравьев, за другим шествовала пара деревянных фигурок-духов, — и чувствовал, как вместе с ними из дверей на площадь выползает что-то еще: атмосфера переговоров, коллективное сознание переговорщиков, сохранявшееся, пока они не разошлись по своим временным жилищам. Кан не заметил, как к двери подошел Вальтер и тоже стал смотреть на колдунов.

— Жуткое дело, — сказал он. — Все они боятся, презирают, ненавидят, никому не верят. Не хотят мира, но вынуждены вести о нем переговоры с тем, кого боятся еще больше, чем друг друга.

Кан посмотрел на Вальтера с искренним изумлением.

— Откуда ты знаешь?

— Ну... просто вижу. В языке их тел, в несказанных словах.

— Читаешь мысли? — с подозрением осведомился оборотень.

— Нет, мысли я читать не умею. Дело не в мыслях. Люди говорят не только словами, а я умею читать эти сообщения.

— Язык тела.

— И тела тоже. Любой язык. — Вальтер посмотрел на Кана. — Любой способ коммуникации. Это у меня с рождения.

Колдуны разбрелись; последним вышел маленький пигмей с оранжевой птицей на плече и неторопливо удалился с площади. Двери в термитник остались открыты.

— Иди, — проговорил Рафики из-за их спин. — Он на тебя не сердится.

Кан никогда не считал, что отец на него сердит. Это было не то слово. Когда он возвращался погостить в дом матери, то иногда заставал там отца. Его отношение не было холодным или равнодушным — напротив, он с интересом слушал рассказы сына о том, чему учит его Мастер, но, кажется, полностью переложил на пхуга всю ответственность, больше не давая Кану советов и указаний и уклончиво отвечая на вопросы. Лишь несколько лет спустя Кан узнал, почему это так, почувствовав восхищение отцом и страх перед такой проницательностью, казавшейся ему тогда невероятной.

Почти два десятка лет они виделись несколько раз в год, случайно или собираясь всей большой семьей; отец был сдержанным, ровным, не слишком эмоциональным человеком, который одинаково относился ко всем своим детям и уделял им равное внимание. Но три года назад жизнь Кана радикально изменилась, и это изменение дало ему возможность увидеть отца на другой территории — на его. Ошеломленный и смятенный, Кан вернулся к Мастеру, надеясь никогда больше не бывать в Африке.

Он вышел из дома и направился к термитнику. Вальтер проводил его взглядом и повернулся к Рафики.

— Давай-ка мы с тобой чего-нибудь выпьем, — сказал тот, — а ты мне расскажешь, как дошел до жизни такой.

— Я не пью алкоголь, — отказался Вальтер.

— Так и я его не пью! — воскликнул старик, с энтузиазмом накрывая на стол. — Да и зачем нам алкоголь! — Он схватил чайник. — Это ройбос, великолепный африканский чай.

Вальтер знал, что такое ройбос, но, помня о предупреждении Кана, решил на всякий случай не очень откровенничать.

Внутри термитника был полумрак. В помещении, чьи стены и потолок скрывались во мгле, стоял длинный деревянный стол и отодвинутые в сторону стулья. Из глубины до Кана доносились тихие голоса. Он вошел и на секунду захотел обернуться гепардом, чтобы подробнее разглядеть место.

— Проходи, — сказал из темноты полковник.

Кан пошел мимо стола, различив впереди две фигуры. Его отец был там с другим легионером, за обманчиво приятным лицом которого скрывался жесткий игрок; незнакомец лишь коротко кивнул и молча направился к выходу. Двери за ним закрылись. Оранжевые светильники на стенах вспыхнули ярче.

Имей Кан возможность выбирать, он бы никогда не выбрал для встречи это место. Он не знал, где оно находится, что за пространство внутри этого здания и что за магия в нем царит. Как они вели тут переговоры? С таким же успехом можно договариваться с горной грядой, с джунглями или с текущей рекой. С пространством, где кто-то живет, но его не видно. Кан невольно сжал кулаки — и это его отцу удалось отразить...

Полковник сказал:

— У меня есть для тебя дело.

Кан остановился в паре метров от отца. Он казался ему фантомом, сотканным из атмосферы иных миров, совершенно чужим существом, только притворявшимся человеком.

— Какое? — хрипло спросил Кан.

— Интересное. Тебе понравится. Тебе и твоему спутнику.

Кан не знал, что ответить. Ему хотелось поскорее все узнать и покинуть термитник — при всей своей любви к темноте эта его нервировала.

— Я вижу в тебе какие-то изменения, — вдруг сказал полковник. — Что произошло?

От его взгляда Кан оцепенел. Какого ответа ожидает отец?

И тут он подумал о Мастере. Кулаки снова сжались, челюсти стиснулись; он не хотел, чтобы отец видел, как ему больно — хотя это глупо, тот давно все увидел, возможно, знал причину и вообще знал всё из-за своей измененной природы, личины, которую обретал на этом континенте, или же наоборот, лишался всех личин, давая приют сущности, использовавшей его тело для каких-то своих нужд — полупришелец из другого, неведомого Кану мира...

— Мастер, — произнес Кан. — Умер год назад.

Он отвернулся, чтобы отец не видел слез, и внезапно замер, ощутив, как тот вдруг оказался рядом и обнял его. Он вновь оцепенел — это было неожиданно и даже страшно, — но объятия были вполне человеческими, мягкими, сочувствующими, и Кан нерешительно поднял руки, положив их на спину отцу, не отваживаясь обнять его по-настоящему.

— Я понимаю, — сказал полковник, отстраняясь. — Понимаю лучше, чем тебе кажется. Сядь. — Он указал на ближайший стул, и Кан повиновался. — Я знаю, как тебе тяжело. За последний год ты почти не покидал свою ферму, и мне не хочется тебя потерять, что бы ты обо мне ни думал.

Кан молчал, сознавая, какое у него сейчас выражение лица.

— Завтра утром человек, которого ты забрал у людей Читемо, отправится выполнять задание Легиона. Ты можешь поехать с ним.

— Вальтер? — переспросил Кан. — Разве он легионер?

— Нет, но и ты не легионер, что не мешало тебе нам помогать.

— А зачем его взяли люди Читемо? — спросил Кан, радуясь, что они ушли от темы Мастера. — Это как-то связано с тем заданием?

— Косвенно, — ответил полковник. — Понимаешь ли, Северной Африкой занимается человек, которому не слишком удается наводить там порядок, да он к этому и не стремится. Он развлекается тем, что засылает на мою территорию банды, а я и мои люди вышвыриваем их обратно. Не знаю, зачем он нужен Легиону, зачем Легиону нужна такая ситуация, но придет время... Так или иначе, ему стало известно, что Вальтер представляет большую ценность, поскольку Штаб поручил ему сделать то, чем в конечном итоге занимаюсь я — то есть найти его, объяснить, что от него требуется, и отослать туда, где его ждут.

— А он вместо этого сдал его людям Читемо, — сказал Кан. — Но какой в этом смысл? Ведь он был обязан подчиниться.

— Он сделал вид, что подчинился, послал своих легионеров к Источнику, но чуть позже, чтобы они не успели. В любом случае, сейчас это неважно. — Полковник качнул головой. — Задание интересное, оно тебе понравится.

— Вальтер сказал, что знает все языки. Вы поэтому его берете?

— Лично я не имею к этому делу никакого отношения, но так уж получилось, что знаю о нем... в общих чертах.

— Это связано с вампирами или подземельями?

— Нет.

— Хорошо, — сказал Кан, не видя других вариантов. — Мне не трудно. Поеду с ним. Тем более раз ты считаешь, что это так интересно.

— Спасибо, — сказал полковник. — Сегодня вечером мы вместе поужинаем — не здесь, разумеется, — и я постараюсь объяснить Вальтеру, что ожидает от него Легион.

— Бедняга, — пробормотал Кан. — Боюсь, у него нет выбора.

— Выбор есть всегда, — отрезал полковник. — Только надо иметь мужество его сделать. У него будет выбор, и мне представляется, что твой новый товарищ предпочтет отправиться на задание, нежели вернуться к Источнику или домой.

Вальтер смотрел на закрытые двери "термитника", краем уха слушая веселую болтовню старика. Все эти перемещения, новые лица и новые места, увиденные им за последние двое суток, неожиданно вселили в него бодрость и любопытство, которых он не чувствовал уже много лет. Ему больше не хотелось назад к Источнику и однообразной жизни жрецов. Какие бы планы не строил на его счет отец Кана, они казались ему более многообещающими, чем таскание воды по лестнице. И возможно, хотя бы кому-то пригодится его дар.

4.

Вокруг него был океан. Он чувствовал его, даже лежа на кровати у иллюминатора, выходящего в сторону аномалии. Корабль был огромен, океан спокоен, и все же Ганзориг ощущал его как вечное непредсказуемое чудо, много лет назад раз и навсегда поселившееся в его сердце. Не открывая глаз, он мысленно потянулся к нему и ощутил его запах, движения, его игру и жизнь, его тайны, что скрывались в черной глубине. Однако разбудила адмирала не любимая стихия, а витавшие в комнате вкусные ароматы. Ганзориг приоткрыл глаза и увидел, что на столе дожидается завтрак — несколько закрытых колпаками блюд, коричневый глиняный чайник с коротким носиком и небольшая, уже наполненная чашка.

Поднявшись, он неторопливо привел себя в порядок, предвкушая удовольствие от натуральной еды — не чета всей той синтетике, которой ему пришлось питаться, живя в одиночестве после смерти жены, — и в превосходном настроении сел за стол.

Когда он наслаждался чаем, в дверь негромко стукнули.

— Адмирал, это Фостер. Можно войти?

Ганзориг кивнул. Дверной замок щелкнул, и Фостер вошел в каюту, быстро закрыв за собой дверь. Ганзориг отметил его взволнованный вид.

— Все ждут вас, — сообщил Фостер. — Братья ввели группу в курс дела... в общих чертах... а теперь хотят вам кое-что показать, — он кивнул в сторону иллюминатора.

— Мистер Фостер, — адмирал поставил чашку на стол. — Есть какие-то сложности?

Фостер вздохнул.

— Да как вам сказать... У нас была идея, которая представлялась хорошей, но сейчас мне кажется, что она полностью провалилась.

— Какая идея? — Ганзориг сделал очередной глоток, не намереваясь никуда спешить, тем более к братьям Морган. Варавва Фостер отошел от двери и сел на стул.

— Команда "Эрлика" состояла из военных и ученых, — сказал он. — Из лучших специалистов в своих областях. Но их знания и опыт, технологии, которыми они располагали, не помогли "Эрлику" выбраться оттуда. Сперва мы хотели послать в аномалию боевых магов, но потом передумали. Дело даже не в том, что аномалия закрыта от магического проникновения, и мы не знаем, есть ли там сила... "Эрлику" его военные маги не помогли. И мы решили сделать нечто обратное.

Он замолчал.

— Послать туда юных фей с конкурса красоты? — спросил Ганзориг. Фостер скривился.

— Почти. Да. Юных фей.

Адмирал удивленно приподнял брови.

— Братья говорили, что выбор у нас невелик. Пусть в команде будут военные — немного, чтобы не узурпировали власть. Пусть будут ученые. Но раз эта аномалия, так сказать, аномальна, колдуны, которые туда отправятся, должны быть несколько необычны даже для колдунов.

— Они случайно не себя имели в виду? — осведомился Ганзориг. К его удивлению, Фостер кивнул.

— Себя в первую очередь. Они-то туда рвутся с самого начала.

— Хорошо. И кого же вы нашли?

— Мы много кого нашли — два десятка человек с очень интересными способностями, — но в конечном итоге осталось всего четверо. Братья говорят, что это не силовая операция, а поход интеллекта.

— Ну, тогда им никто не нужен, — хмыкнул Ганзориг. — Пускай отправляются вдвоем.

Фостер выглядел подавленным, и Ганзориг решил больше над ним не подтрунивать.

— Варавва, расскажите мне о группе. Должен же я знать, кому читать лекции о Соседях. Какой уровень знаний они воспринимают?

— Боюсь, что у них очень разный уровень, — осторожно сказал Фостер. — Они вообще не легионеры. У большинства нет никакой специальной подготовки.

— Вы надеетесь меня поразить? Если у этих магов необычные способности, то именно они понадобятся братьям в аномалии, а совсем не принадлежность к Легиону. Вкратце, Варавва, что они умеют?

— У нас есть человек, который понимает все языки и иные способы коммуникации, доступные ему физически. У нас есть женщина, способная работать с пространством. — Ганзориг приподнял брови. — Есть девушка, читающая вероятности до трехзначных величин...

Брови Ганзорига взлетели еще выше.

— И есть пхуг, ископаемый вампир, — закончил Фостер. — Точнее, его сознание, которое делит одно тело с человеком.

Возникла долгая пауза.

— Погодите-погодите, — медленно проговорил адмирал. — Что-то я об этом слышал... о вампире, о ребенке, какая-то запутанная история, касавшаяся одного из наших коллег...

— Так и есть, — энергично кивнул Фостер. — Это Кан, сын полковника Ди. Братья записали его вторым... точнее третьим, после себя.

Ганзориг вспомнил жутковатую историю о мальчике, которого отдали на воспитание пхугу, обитателю глубин земли и воды. Ганзориг видел морских вампиров и даже общался с некоторыми из тех, кто жил в местах частого появления Соседей, но эти существа были не слишком разговорчивы и неохотно делились информацией. Умные, отважные твари, пхуги не имели в океане естественных врагов, однако образ их мышления казался Ганзоригу слишком нечеловеческим, чтобы устанавливать с ними прочные связи, а тем более доверять.

Сперва он не поверил слухам о ребенке. Он не знал полковника Ди лично, но слышал о его высоком профессионализме, а также о том, что он женат на лисице-оборотне. Ганзориг был потрясен, услышав, что полковник отдал своего маленького сына в обучение подземному хищнику. Он упорно не верил в это до тех пор, пока новость не рассказали ему люди, никогда не разносившие сплетен. Только тогда он понял, что всё — правда.

С тех пор Ганзориг больше не слышал о сыне полковника Ди, но было бы наивно думать, что о нем забыл Легион.

— Значит, к мальчику прицепился пхуг, и он нужен братьям, — подытожил Ганзориг.

— Не спрашивайте меня, зачем, — вздохнул Фостер. — Это был не мой кандидат. Я предложил других.

Через десять минут они входили в зал, где вчера вечером адмирал разговаривал с братьями Морган. Ганзориг не был настроен слишком оптимистично, но на второй и на третий взгляд идея братьев представлялась ему не такой уж абсурдной.

Сегодня за столами было пусто, хотя компьютеры работали, и по их экранам бежали узкие колонки цифр. Фостер остановился у последнего стола — братья Морган сидели в своем кресле, словно провели здесь всю ночь.

Ганзориг быстро осмотрел собравшихся. Братья старались выглядеть невозмутимыми, но были явно довольны. Фостер взял на себя роль распорядителя и познакомил адмирала с четырьмя колдунами, на которых братья возлагали свои надежды.