Русалочка и хромой

Ну а то, что немая — так в том даже польза есть: не пилит, лишних вопросов не задает и до сплетен не жадна — так говорили окрестные мужчины, завидев красавицу издали. Жены их на то отвечали, что если бы все мужья заботились о своих женщинах так, как Ленне о Бекко, то о ссорах и ругани в Далии давно бы позабыли. Возразить на это было нечего — хромой и вправду ловил каждый взгляд своей немой жены, угадывая любое ее желание.

И чем лучше у него это получалось, тем горше становилась его улыбка — ведь узнавал он, прежде всего, глубину той печали, в которой жила Бекко.

-Я знаю, что ты тоскуешь о том, чего вернуть не можешь, — говорил он, замечая, что русалка смотрит в сторону моря. — Бывает так, когда точно знаешь, что лучшее в твоей жизни осталось позади и счастья больше не будет, но продолжаешь жить. Не только морские жители знают толк в такой печали, поверь, Бекко...

И русалка грустно улыбалась ему в ответ, ведь хромой действительно понимал ее лучше, чем кто бы то ни было, хоть ничего не знал о кинжале, который теперь лежал в тайнике под половицей в комнате Бекко. В тот час, когда она поняла, что ни сама не может отнять жизнь у своего мужа, ни другим не позволит этого сделать — подарок сестер стал бесполезен. Теперь она не выходила ночью к морю слушать их песни, довольствуясь однообразными прогулками с мужем, которому с превеликим трудом давался каждый шаг.

Во время такой прогулки и случилось происшествие, изменившее спокойное течение их нынешнее жизни. В тот день Ленне чувствовал себя чуть лучше обычного, и они ушли далеко вдоль берега — туда, где дюны были безлюдны. С собой они захватили немного еды, чтобы пообедать на свежем воздухе, вдали от душноватой темной кухоньки Рутко, и не торопились обратно.

-Верховая лошадь, — сказал Ленне, заметив, что Бекко прислушивается к далеким звукам. — Шаг неровный, идет тяжело... Плохо дело...

Перестук копыт становился все громче, и вот взмыленная гнедая кобыла, тонконогая, в хорошей сбруе, показалась из-за пригорка, поросшего высокой сухой травой. Всадника она сбросила, но нога его застряла в стремени, и лошадь волочила его за собой.

Ленне, помимо прочих своих скромных достоинств, умел найти подход почти к любой животине, исключая разве что бодливых коров, с которыми и сам черт не сладит. Поэтому он, отбросив тяжелую трость, неловко заковылял наперерез кобыле, что-то говоря громко, но не зло, и, как ни странно, лошадь, всхрапнув, остановилась.

-Посмотри, что там с ним, Бекко, — обратился к жене хромой, указывая на бесчувственного всадника. Сам он почесывал холку уставшей кобылы, приговаривая что-то успокаивающее, от чего лошадь фыркала и мотала головой.

Немая послушно приблизилась и попыталась высвободить ногу всадника. Кость, казалось, не была сломана. Она наклонилась ниже, чтобы посмотреть на его лицо, и вдруг резко выпрямилась, отскочив назад так, словно ей в лицо пахнуло жаром от костра.

Перед ней лежал принц Эрик, бледный и измученный — такой же, каким он был тем утром, после шторма.

По ее испуганному лицу Ленне понял, что дело неладно.

Принца он толком никогда не видал, однако догадался, кто перед ним — по большей части из-за того, как переполошилась Бекко. Русалка переводила взгляд с принца, лежащего на земле, на своего мужа, и в глазах ее было столько страха и муки, что разгадать ее мысли было совсем нетрудно.

-Я не выдам его Желтобородому, — коротко сказал Ленне, но больше на нее не смотрел: то, что он читал на лице жены, было неприятно — куда неприятнее боли в искалеченных ногах!..

Кое-как им удалось привести Эрика в чувство. Он сильно ушибся, но смог подняться, и, мало-помалу, взгляд его прояснился.

-Да ведь ты же немая девочка из моря! — промолвил он, присмотревшись к Бекко. — Я думал, тебя убили в ту ночь. Хорошо, что тебе повезло выбраться живой!

Девушка вспыхнула: изо всего этого она услышала только то, что принц ее помнил, а вот Ленне нахмурился еще больше: его ухо уловило горькую правду — Эрик сознательно оставил Бекко в беде.

-Я щедро вознагражу вас за помощь, — говорил тем временем Эрик. — Сейчас у меня при себе есть немного золота — вот тебе три монеты, хромой, а больше дать не могу. Я едва спасся — мы угодили в засаду, когда выезжали из столицы. Но я запомню твою доброту и отплачу за нее добром. Вскоре я верну свой трон, клянусь. И уж тогда-то я вспомню верных людей! Вот только мне нужно успеть сегодня к...

Тут он запнулся, ведь даже из того, что он успел выболтать, сметливый человек узнал бы многое: Эрик тайно возвращался в столицу, и наверняка вел переговоры с теми, кто в глубине души сомневался, стоит ли присягать Лефу Желтобородому — королю решительному, но жестокому и диковатому. Ленне был сметлив, и даже более, чем опасался принц: в его памяти еще хранились обрывки разговоров, подслушанных в те времена, когда он служил Лефу, а нынче, будучи человеком негордым, хромой не упускал ни единой сплетни -из тех что ходят по рынку и в порту, ибо приносят их слуги и служанки, которые о жизни своих господ знают больше всех.

Череда имен промелькнула в его памяти, и доли мгновения хватило хромому, чтобы понять, с кем мог говорить принц, и к кому он может обратиться в дальнейшем.

-Ваше высочество, — сказал он негромко. — Позвольте дать вам один небольшой совет. Если вы попали в засаду после того, как договорились о встрече с каким-то человеком — отмените эту встречу. А если, к тому же, человек этот относится к дому Крепкого Зуба или Орлицы-Холо... или, того хуже — из рода Лежачего камня — не пытайтесь встречаться с ним больше.

Принц побледнел, хотя до того казалось, что белее его юное лицо быть не может. Ленне угадал, по меньшей мере, одно из имен, а этого иногда достаточно для того, чтобы у одного человека кровь отхлынула от лица, а у другого — хлынула из перерезанной глотки. Пальцы принца сомкнулись на рукояти меча, а зубы скрежетнули. Но Бекко, поняв, что происходит, бросилась к Эрику и принялась целовать его руки так жарко, так ласково, что его глаза потеплели и он оставил оружие.

-Верные мои подданные, — промолвил он, погладив огненную голову русалочки. — Простите меня за подозрительность, но моя жизнь в опасности каждый миг, и я за последние несколько недель привык защищать ее любой ценой.

И в самом деле — мягкое некогда лицо принца неуловимо изменилось . В нем наконец-то проявилась недостающая жесткость, и улыбка стала улыбкой короля, а не ребенка, жадного до удовольствий.

Вполголоса он задал еще несколько вопросов хромому, глядя цепко и внимательно. Хромой отвечал скупо, но веско, показывая себя человеком исключительно разумным. Затем супруги Рауды поделились с принцем своими скромными запасами еды — а, точнее говоря, отдали ее всю, — и гнедая кобыла скрылась за песчаными холмами, идя устало, но спокойно.

Больше Ленне в тот день не произнес ни слова. Только в доме, поздним вечером, когда Бекко бросилась перед ним на колени и попыталась поцеловать руки теперь уже мужу, он отстранился и сказал:

-Я согласен принимать благодарность от тебя за твою спасенную жизнь, но за сегодняшнее... нет, никогда не благодари меня за это.

Бывают в жизни встречи, которые приносят немало огорчения, но влияния на жизнь человеческую не имеющие. Камень, брошенный в воду, поднимает тучу брызг поначалу, а затем смирно лежит на дне, покрытый илом. Но есть такая дрянь, которая непременно всплывет — дай ей только срок. Ленне чуял, что увидел принца Эрика не только для того, чтобы дверь супружеской спальни оказалась запертой перед Бекко на несколько недель кряду. Теперь он вдвое внимательнее прислушивался к городским сплетням, и как-то вечером сказал вдове Рутко, чтобы та запасла в своем погребке побольше провизии, да так, чтобы о том никто не пронюхал.

-Никак плохие времена идут? — встревожилась старуха, верившая предсказаниям Ленне едва ли больше, чем своим костям, ноющим к непогоде.

-Можно подумать, почтенная, что нынче на дворе стоят времена хорошие, — хмуро ответил хромой. — Чтобы избавиться от сорной травы на полях, крестьяне поджигают ее, а затем на том месте произрастает добрая рожь. Но беда всем тем, кто попадается на пути огня: он не разбирает, что жечь. Вот так и нам следует бояться прежде всего не плохих времен, а перемен — пусть даже они окажутся в итоге к добру.

-Перемен погоды? — переспросила вдова, ставшая в последнее тугой на ухо. — Никак ты толкуешь о холодной зиме? Не разберу я никак твоих речей.

-Помяните мое слово, — коротко, но с силой произнес Ленне. — Не быть Лефу королем.

Осторожная вдова, полагавшая, что иные слова слышны даже сквозь стены, переполошилась и принялась шикать на смутьяна, но хромой только усмехался.

Спустя пару месяцев, состоявших сплошь из осеннего тумана да холодных дождей, между Бекко и Ленне мало-помалу установился мир — ну а как иначе, если согреться ночами становилось все сложнее? Русалка глядела на мужа так виновато и грустно, что обиженное его сердце дрогнуло, вновь смирившись с тем, что иной награды ему не получить. С некоторых пор Бекко решила обучаться грамоте, и вскоре Ленне получил от нее послание на клочке бумаги. Кое-как там было нацарапано: "Никого, только ты". Разумеется, то было не признание в любви, а всего лишь заверение в преданности и благодарности, но кто бы устоял, если к нему прилагался молящий взгляд огромных зеленовато-синих глаз?

В ночь, когда на столицу упал первый снег, принц Эрик вернулся и привел за собой людей, не желавших держать над собой власть Лефа. Возможно, Желтобородый сумел бы справиться с этой бедой, ведь многие остались ему верны, но с моря прибыло несколько военных кораблей под чужими флагами: принц не терял времени даром и нашел союзников за пределами своего королевства.

Столица пала не сразу: горели верфи, пылал рынок, и богатый квартал, прилегавший к дворцу, превратился в пепелище. А уж сколько крови пролилось повсюду — не измерить. Не был нарушен покой только в университете, словно некая сила хранила средоточие науки от разграбления. И многие поговаривали, что защитой ученым мужам в те дни послужила уродливая голова морского создания, сохраненная в спирту для научных изысканий. Вскоре ее начали называть талисманом университета, и приписывали редкому экспонату множество чудодейственных свойств, вызывая тем самым бурные протесты скептиков.

Однако совсем немногие заметили, что некая сила так же загадочно хранила от всякой опасности домик старой вдовы на окраине. Однажды ночью вооруженный отряд, ищущий, чем бы поживиться в общей суматохе, направился вдоль моря к одинокой усадьбе, в окне которой едва заметно мерцал огонек, но с моря внезапно налетел вихрь, и поднявшиеся волны утащили с собой двоих искателей приключений, остальные же с горем пополам выбрались на сушу, потеряв кто награбленное до того добро, кто лошадей. Позже, вспоминая тот случай, кое-кто из них говорил, что за ревом злой воды слышал звонкий девичий смех, а один горе-воин утверждал, что своими глазами видел бледную красавицу, протягивавшую к нему руки.

Иными словами, напрасно Ленне не спал ночами у запертой на все засовы двери: море хранило Бекко куда надежнее, чем остро наточенный клинок, с которым не расставался хромой. Он подозревал об этом, и как-то раз, увидев, как улыбается она, прислушиваясь к вою ветра и шуму волн, сказал вдове, слегшей от страха:

-Не бойтесь, почтенная, в городе нет человека, находящегося в большей безопасности, чем мы с вами.

На следующее утро после шторма, так вовремя уберегшего дом старой вдовы, Бекко бесстрашно отправилась прогуляться к морю, и Ленне не препятствовал ей, несмотря на оханья старухи Рутко. Спустя некоторое время немая вернулась: подол ее платья был мокрым насквозь, а в фартуке — полно золотых и серебряных монет. То была добыча ночных грабителей, потрепанных морем накануне ночью, но о том знали только русалки да их немая сестра.

-Ох и повезло! — воскликнула вдова, враз поздоровевшая и разрумянившаяся. — Никак бог решил нас наградить за все мучения!

-Всего-то тесть решил отдать мне приданое, — хохотнул Ленне, также приободрившийся, но глуховатая старушка не расслышала его слов.

Так и вышло, что время разорения и бед для столицы обернулось спокойствием и богатством для семейства Раудов. А спустя несколько недель, понадобившихся для того, чтобы Леф Желтобородый покинул столицу, проклиная тот день, когда ему захотелось стать королем, сам принц Эрик постучался в двери дома старой Рутко. Ни до того, ни после не бывало в столице столь уважаемой старухи, о чем она не уставала напоминать: и прежний претендент на престол, и нынешний оказали ей великую честь, навестив ее скромный домик на окраине. Ну а то, что один из них едва не убил второго — велика ли разница для обычного человека, которому до того и с дворянином здороваться-то не доводилось?.. Разумеется, Рутко была горда этим происшествием необычайно и после того бранила каждого торговца на рынке, посмевшего назвать ее матушкой, а не госпожой.

Ну, а Ленне и вовсе был награжден сверх меры.

-Я помню, как ты помог мне, хромой, — сказал принц. — И сдержу свое обещание отплатить добром за добро, тем более, что человек ты сведущий. Каждый твой совет оказался на вес золота. И, полагаю, я не прогадаю, если возьму тебя себе в советники.

-Помилуйте, ваше высочество, — промолвил не на шутку озадаченный Ленне. — Я ведь человек совсем простой, без образования!

-Зато честный и верный, — ответил на это принц, и, заметив, как косится хромой на Бекко, замершую поодаль, продолжил:

-Не беспокойся, твоя красавица-жена останется при тебе. Вскоре прибудет моя невеста, принцесса Ваноцца, и ей нужны фрейлины. Госпожа Рауд хоть и нема, но хороша собой необычайно, и я думаю, что она достойна стать украшением двора моей будущей супруги.

Лицо хромого от радостной этой вести на мгновение стало каменным, а затем, повернувшись к своей жене, он громко спросил:

-Что, Бекко, хочешь жить при королевском дворе?

Вновь вдова Рутко едва памяти не лишилась от такой дерзости:

-Ленне, ты никак обезумел! — зашептала она, схватив постояльца за руки. — Благодари его высочество за милость, а не расспрашивай свою жену! Разве можно даже подумать о том, чтобы не принять королевский подарок?

-Пусть подаст знак, — смело и твердо отвечал хромой. — За милость я благодарю, однако иной мешок золота спина не выдержит, как бы он ни был хорош.

При этом он глядел неотрывно на Бекко, поскольку с ней уж давно научился объясняться без лишних слов. Не так давно русалка отказалась идти за Лефом во дворец, но теперь ее звал Эрик. Девушка тряслась, словно в ознобе. На мужа она не смела глаз поднять. Едва заметно она кивнула, показывая, что согласна пойти в фрейлины. Старая вдова, подняв руки к небу, вскричала, не таясь: "Никак жена стала разумнее своего мужа!", а Ленне, пожав плечами, негромко сказал:

-Так тому и быть, дочь моря. Иди туда, куда желаешь.

-А что же ты, Ленне? Неужели откажешь мне в добрых советах? — со смехом спросил принц, не придавший особого значения заминке, или же истолковавший ее по-своему.