Горячее лето пятьдесят третьего

На следующий день, тридцатого декабря, в юбилейную, тридцатую годовщину образования СССР, она вошла в его состав семнадцатой союзной республикой. Новая граница с Китаем была проведена по десятикилометровой зоне отчуждения КВЖД. Такие стремительные изменения в дальневосточной политике происходили в последние дни правления президента Трумэна, став ему прощальным подарком. Человеком года журнал Тайм в третий раз избрал Иосифа Сталина, таким образом, в этом сомнительном показателе он сравнялся с невероятно популярным в США Франклином Рузвельтом.

Одновременно, в ходе визита китайской делегации высшего уровня, был подписан договор об обширном научно-техническом и военном сотрудничестве, со множеством секретных приложений. Согласно одному из них, Китай получал от СССР всю необходимую помощь в обретении статуса ядерной державы. Именно этот пункт и решил в конечном итоге Маньчжурский вопрос, хотя помимо ядерных технологий китайцы получали довольно многое.

Для проведения тайваньской операции СССР брался предоставить вооружение и технику для полумиллионной армии вторжения, в том числе двести новейших реактивных истребителей МиГ-15 и тридцать тяжёлых бомбардировщиков ТУ-4 (в секретном протоколе все машины с пилотами-добровольцами).

Щедро отдарился за Маньчжурию товарищ Сталин. Самим китайцам нужно было лишь собрать до весны десантный флот, способный форсировать пролив прикрытый с воздуха, то есть задача для них вполне посильная.

В новогоднюю ночь, Нового 1953-го года, состоялся банкет, на котором была оглашена доктрина Сталина-Мао "Азия — для азиатов", кальку с известной доктрины Монро. В эту же ночь авиация Корейской Народной Армии нанесла массированный бомбовый удар по позициям мятежников и перешла в наступление по всему фронту. В числе самолётов, наносивших бомбовый удар, были и новейшие ТУ-4. В воздухе отчётливо запахло большой войной, на этот раз уже ядерной.

* * *

2 января 1953 года. Новообразованная Маньчжурская ССР. Харбин.

Не смотря на начавшуюся войну, добровольческую интербригаду Маргелова выгрузили именно в Харбине. Сам Василий Филиппович получил приказ разворачивать бригаду в корпус, за счет пополнения из корейских и китайских добровольцев и, в качестве 'общественной нагрузки', должность главного военного коменданта Харбина.

— Коля, я ведь тебя не как комбата просил присмотреть, а как друга. Эта 'чурка' еще двадцать третьего декабря откуда-то знала, что мы расположимся именно в Харбине, и что Маньчжурия станет Советской.

Майор Зайцев недоверчиво покачал головой.

— Ничего он не знает, Василий Филиппович. Вам про него Зверь наплел?

— Он. И еще он сказал, что ты простой мужик, а Борджигин просветленный, поэтому ты за ним присмотреть не сможешь. Подумай, Коля. Напряги память, ты ведь десять лет в разведке служишь.

— Да что там присматривать, Василий Филиппович. Сидит чурка немытая и все время в одну точку смотрит. Позовешь жрать — пойдет, не позовешь — так и будет сидеть. Он, кроме Зверя, вообще никого не замечает. В смысле замечает, но реагирует как на деревья в лесу, лишь бы лбом не стукнуться.

Зайцев ненадолго прервался, задумавшись о чем то, потом в сердцах театрально сплюнул и усмехнулся.

— Такого просветления мне и даром не надо. Не знаю, насколько он там просветленный, но на Зверя смотрит как молочный щенок, это я вам точно говорю. Как тот раввин в сорок третьем. Я помню еще удивился, старый еврей у пацана на побегушках и чуть ли не в рот ему заглядывает.

— Постой, Коля. Какой еще раввин? Я же твои рапорта в деле Волкова по три раза перечитал, никакого раввина там точно не было.

Герой Советского Союза, гвардии майор Зайцев уставился на Маргелова круглыми от удивления, переходящего в шок глазами, потом энергично покрутил головой, словно стряхивая воду с волос, вскочил и заходил по кабинету от стены к стене.

— Был раввин, Василий Филиппович. Вот хоть расстреляйте, но только сейчас про него вспомнил. А ведь он с нами от того брода до самой Лещевки отступал, даже пулемет нес, только потом потерялся. Вы сейчас сказали — вспоминай разведка, у меня и щелкнуло, будто проснулся.

Наконец находившись, гвардии майор сел на свое место и вдруг заливисто заржал.

— Ну, Зверек, вот ведь гаденыш, а я к нему как к брату.

— Он к тебе тоже, Коля. Так и сказал — если я не поеду, то Зайчика убьют, а он мне как брат. Ну что, много вспомнил?

— Много, товарищ гвардии генерал-майор. Что теперь с этим делать будем?

— Садись за мой стол и все запиши. Я пока до Управления КВЖД доеду, по комендантским делам, будь они не ладны. Напишешь, почитаю, подумаем. И про Борджигина этого поподробнее, зачем-то же он его за собой таскает. Кстати, как они общаются?

— А черт их разберет. Не то на монгольском, не то на бурятском. Таскает понятно зачем, Зверь учится иголки втыкать.

— Какие еще иголки?

— Специальные, длинные такие.

— Куда втыкать?

— В себя. Говорит, что это самый лучший способ лечения. Говорит, что вся медицина, кроме хирургии — это шарлатанство. Еще говорит, что мы дикари и невежды, а этот чурка светоч знаний и что именно он достоин лечить товарища Сталина. Мы ржем...

— Да ты погоди про товарища Сталина, про иголки расскажи. Куда в себя он их втыкает?

— Да везде. Руки, ноги, позвоночник, один раз даже в глаз втыкал. Судя по длине иголки, до середины черепа. Только одно могу вам сказать точно, Василий Филиппович, этот вонючий светоч у Зверя больше учится, чем наоборот.

Главный военный комендант Харбина как-то укоризненно глянул на часы, встал и застегнул верхнюю пуговицу кителя.

— Вот что, Коля. Садись на мое место и пиши. Все откровенно пиши, из моего кабинета это никуда не выйдет. Если закончишь раньше, чем я вернусь, подремли на диване. Покидать кабинет категорически запрещаю. А то я вижу, что тебя уже так и прет разборку устроить. Приказ понятен, товарищ гвардии майор?

— Так точно, товарищ гвардии генерал-майор!

— Ну и славно, разведка. Вспоминай, анализируй, жди меня. Сейчас Березин тебе чайку организует.

* * *

7 января 1953 года, Военный аэродром недалеко от Харбина, полевой штаб Второго интернационального десантного корпуса.

Герой Советского Союза, гвардии генерал-майор, Василий Филиппович Маргелов подходил к полевому штабу формируемого добровольческого интернационального корпуса,, когда заметил пылящий со стороны аэродрома ГАЗ-67Б. Из-за свалившихся на него обязанностей военного коменданта Харбина — главного транспортного узла начавшейся войны, формирование корпуса пришлось доверить начальнику штаба, полковнику Иволгину, однако пару раз в неделю процесс удавалось контролировать лично.

"Чего это вдруг доблестных авиаторов принесло?" устало подумал Маргелов, когда узнал вылезающего из "козлика" полковника в лётном комбинезоне.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, военный советник Корейской Народной Армии полковник Иванов! Уделите мне несколько минут?

Маргелов, разумеется, был в курсе назначения Василия Сталина командующим ВВС ДВО, поэтому удивился не сильно.

— Здравия желаю, Василий Иосифович. Как прикажете. Расположимся в штабе?

— Ведите Василий Филиппович.

Расположились, адъютант сделал чаю.

— Чем могу, Василий Иосифович? Не ради меня же вы здесь инкогнито.

Василий Сталин хохотнул.

— Нет, Василий Филиппович, здесь пролётом, сели на заправку, а во время обеда в столовой можно сказать случайно услышал, что вы бригаду добровольцев-интернационалистов в Харбин привезли. Решил вот познакомиться лично, тем более что мне это отец рекомендовал.

— Он меня знает?

До сего дня Маргелов никогда не разговаривал с Иосифом Виссарионовичем, да и видел его только издалека во время Парада Победы, где сам он командовал сводным батальоном. Младший Сталин пожал плечами, понимая откуда могло прийти это знание.

— Значит, знает. Назвал он именно ваше имя. Сказал, что у ВДВ большое будущее, а у вас отличные перспективы. А теперь нам по всему выходит и воевать предстоит вместе.

Да, секрета из этой войны больше не делали, больше того, даже выставляли её напоказ. На самом деле, сначала в войсках вызывали добровольцев, потом из них отбирали лучших и собирали в интербригады. Бойцам разрешалось писать домой, а о формировании новых бригад с гордостью рапортовали советские газеты. Про его Вторую бригаду написали в самой Правде. Стать добровольцами-интернационалистами вызвались все до единого военнослужащие вверенного ему корпуса, поэтому в интернациональную добровольческую бригаду отобрали действительно лучших из лучших. Свой корпус генерал Маргелов считал самым боеспособным во всей Советской армии, и, пожалуй, не без оснований, а бригада так вообще получилась ураган, такому подразделению любые задачи по плечу.

— Всегда вместе! Куда мы без вас? Без вас мы просто пехота.

Улыбнувшись, вернул комплимент десантник, и ненавязчиво поинтересовался.

— Ну как там...?

— Приземлили империалистов. Восемьдесят два — шестнадцать, по потерям за неделю наступления, и то у нас два старых ТУ-2 в зачёт идут, которые огнём с земли сбили, а истребителей только четырнадцать, вот они летать и перестали совсем. С фашистами этих не сравнить, те серьёзно дрались, сурово, эти же — просто неженки. Сеул наши уже на третий день обошли, сейчас его ствольная обрабатывает, когда я вылетал прошли даже дальше, чем в пятьдесят первом, серьёзного сопротивления совсем не встречают, уже два дня как бомбовых вылетов не запрашивали. Все просьбы о перемирии и прекращении огня отвергнуты, а на Сеул тоннами ссыпают листовки на английском "Кто добровольно сдастся, тот в плен не попадёт, будет депортирован на Родину", так веришь нет, третий день тысячами сдаются.

— Так мы можем и не успеть...

Расстроенно подумал вслух Маргелов, и Василий Сталин его утешать не стал.

— Скорее всего не успеете, они там со дня на день капитулируют, так говорят их пленные — никто не хочет умирать на чужой земле за чужие интересы.

Генералы общались ещё целый час, они обсудили войну Корейскую, вспомнили войну Великую, подумали над войной будущего и остались вполне довольны друг другом. Перед расставанием Василий Сталин протянул тезке конверт, Маргелов вскрыл, текст был очень кратким.

"Опыт администрирования вам очень пригодится. Численность ВДВ планируется увеличить втрое. Китайцев учить не всему, а только самому необходимому. После прочтения сжечь. И. Ст." Василий Филиппович внутренне вздрогнул, ему на мгновение показалось, что писавший знает все мысли в его голове. Он аккуратно сжег письмо и конверт и вопросительно посмотрел на Сталина младшего, но тот лишь пожал плечами.

— Я не знаю, что было в письме. У меня инструкции — передать и убедиться в сожжении после прочтения. Извини, Василий Филиппович.

— Понимаю. Не извиняйся, ты подарок привез. Похоже, что 'Иванов-старший' знает все мои мечты и не считает их идиотскими. Отдариться тебе хочу. Задержаться сможешь?

— Надолго?

— Сначала до вечера, а дальше сам решишь.

— До вечера — запросто.

— Тогда давай сами прокатимся в расположение Второй Корейской. Я тебя хочу кое с кем познакомить. Футболиста тебе нашел. Я его в ЦДСА* сватал, но у них там сейчас... сам понимаешь... Можно его, конечно, и сюда вызвать, но думаю, что лучше тебе на него сначала 'в поле' глянуть.

*ФК ЦДСА как раз находился в процессе расформирования за проигрыш югославам на Олимпиаде-52.

— В поле? Они что, в футбол тут играют?

— Еще чего не хватало. У меня только один больной футболом, а в него в одиночку не поиграешь. В поле он сейчас корейцев дрессирует. Не нужно сейчас никакого футбола, я его сейчас тебе и не отдам. Просто познакомься для начала, а вечерком посидим, я тебе одну историю расскажу.

Ехать оказалось совсем не далеко, до КДП* Харбинского аэропорта, откуда Маргелов предложил сначала понаблюдать 'подарок' издалека, не привлекая внимание..

*Командно-диспетчерский пункт. 'Вышка'

На вышке уже была заботливо установлена стереотруба, причем настроенная именно туда, куда надо. Очевидно, что за своим подарком любил наблюдать и сам Маргелов. Василий Сталин заинтригованно прилип к окулярам. На аэродромном поле, примерно рота корейцев укладывала парашюты. Наших было шестеро, от майора до рядового, но свой 'подарок' Василий Сталин опознал сразу. Вот этот рядовой, только что вальяжно расхаживающий среди корейцев, вдруг каплей ртути перекатился к майору и что-то доложил ему чуть ли не на ухо. Смотрящий в бинокль Маогелов усмехнулся.

— Он нас учуял. Смотри, смотри...

— Как учуял?

— Если бы я понимал... Учуял и все. Он Зверь.

* * *

В это-же время 'В поле'

— Зайчик, нас сейчас с 'Вышки' Шеф пасет и какое-то запредельно крутое начальство из Москвы. Сделай рожу поумнее и посмотри прямо на вышку. Прямо москвичу в глаза. Хочу понять, кто там нас в микроскоп разглядывает.

— Как в глаза? До вышки метров семьсот...

— Что тебе эти метры, чертов дикарь? Нет никаких метров, морок все это. Метры нужны только для арткорректировщиков, сознанию они только мешают. Представь его глаза, и смотри прямо в них.

— За дикаря еще три наряда вне очереди, гвардии рядовой.

— Есть три наряда вне очереди, товарищ гвардии майор. Представь его глаза, и загляни в них. Это просто, Зайчик, сделай это! Ну? Увидел? Узнал?

— Нет. Но взгляд чую. Он на тебя смотрит.

— Что чуешь — уже хорошо. Пусть тебе за эти три наряда вечером стыдно станет. Там Сталин-младший. Он сейчас за Борджигином приехал. Ты тут командуй пока, а я на 'Вышку' схожу, поторгуюсь.

* * *

— Здравия желаю, товарищ гвардии генерал-майор! Рядовой Волков прибыл по вашему приказанию.

Василий Сталин внимательно наблюдал за этим, картонно-уставным прибытием рядового Волкова. Уставной картон пихали ему прямо в глаза, поэтому Сталин-младший решил не вмешиваться до последней возможности, и как можно дольше наблюдать со стороны. Гвардии рядовой Волков был выше Сталина-младшего на целую голову и, как-то не по десантному, слишком худощав. Этакая оглобля, очень мало похожая на футболиста. Но как он двигался! Казалось, что эта оглобля двигается вопреки законам физики, на нее не действуют ни гравитация, ни инерция. Там на поле, возле своего майора он оказался практически моментально, как только Василий начал его разглядывать. Именно оказался, самого движения Сталин не рассмотрел. Как будто он в одном месте исчез, а в другом возник. 'А ведь там метров тридцать было, да еще и с препятствиями из корейцев с укладками. Это точно мировой рекорд!....'

— Брось свои шуточки, Шура!

Услышав сердитый голос Маргелова, Василий Сталин будто проснулся и поймал на себе два взгляда. 'Ну да, Маргелов скомандовал вольно и пригласил присесть, а я что-то задумался...'

— Причем тут я, Василий Филиппович? Задумался товарищ. Товарищ?

— Полковник Иванов.

— Ну да. Задумался товарищ полковник Иванов-младший. Понимаю. Мне с этих корейцев тоже плакать хочется, а с китайцев сразу пойти и утопиться.