Укротитель

Сегодня же меня опять ждала работа в поле и полный печальных мыслей, я отправился навстречу неизбежному.

Вечером как обычно, плюхнувшись без сил, я моментально уснул, даже одежду грязную забыл снять. "Похоже, завтра мне снова влетит, опять пропускаю вечернюю молитву" — вот такой была моя последняя мысль, а дальше сон, который уже многие годы не перестает являться практически каждую ночь.

Глаза совсем не хотели открываться, голова гудела, будто по ней от всего сердца треснули огромным гномьим молотом. Но даже несмотря на все это, кто-то решительно тряс меня за плечо, пытаясь разбудить. Иногда я чувствовал одинокие прикосновения к лицу, и в такие моменты щеки обжигала боль, иногда сквозь мутную пелену беспамятства прорывался чей-то встревоженный, строгий голос, однако открывать глаза все равное не хотелось.

Вот так, бесцельно блуждая в темноте, я ощутил легкое тепло посреди кромешного мрака и потянулся к нему. Незнакомый голос остался далеко позади. Скитаясь во мраке, я наткнулся на зеленую поляну, на которой роскошным ковром разрастались во все стороны цветы. Странно, только что я был в полыхающем Амстере, где царила смерть и насилие, в воздухе чувствовалась дикая жажда убийства, а теперь я в таком прекрасном месте. Наверное, это сон. Хотя нет, даже для сна это слишком волшебно. Должно быть, так и выглядят Небесные чертоги, куда отправляются души после смерти. Возможно ли, что я уже мертв? Да, наверное, так и есть, тот демон непременно...При одной мысли о том, что тот демон мог сделать с мои телом, мне стало нехорошо, а ноги подкосились. Лучше не думать о плохом.

Я довольно долго пробыл на этой чудесной поляне, но ничего не происходило. Боги, если они вообще существуют, должно быть сильно заняты делами, иначе наверняка бы встретили меня у Небесных чертогов.

Стоило мне лишь подумать об этом, как сзади раздался шелест цветов. Обернувшись, я увидел пред собой матерого волка с темной шерстью. Зрелище завораживало не хуже поляны с цветами, поэтому долгие минуты прошли в полном молчании, пока животное (к моему, надо сказать, удивление) не заговорило со мной:

— Здравствуй, человек. Я — Раммон, твой проводник. Делай все, как я скажу и очень скоро, ты обретешь вечный покой. — Прозвучал в моей голове уверенный, человеческий голос.

Что ж, раз это проводник, то и следовать указаниям надо бы, а то не видать мне Небесных чертогов. Оказалось, что мне ничего не стоило делать, совсем. Нужно было всего лишь стоят, и раскрыть мысли внешнему миру и волку. Сказано — сделано.

Я моментально ощутил упадок сил. Из меня что-то стали вытягивать, высасывать. Неприятное чувство, но я сжал волю в кулак и терпел. Спустя какое-то время стало совсем не выносимо, голова зашумела, а все чувства стали притупляться. Еще пара мгновений и точно бы случилось что-то плохое, но в мою судьбу снова вмешалось провидение.

Перед глазами стали проноситься незнакомые образы, чьи-то воспоминания, чужие картины из далеко прошлого. Все те ситуации были точно такими же, в которую угодил и я. Места, перехватывающие дыхание, люди: женщины, мужчины, дети и звери. Кого только не было: львы, змеи, орлы, тигры, ящеры, пауки. Все они предлагали одно и то же, все они говорили схожие фразы, вот только реакции людей были разные, а следовательно, и последствия. Те, кто так же как и я принимал предложение, навеки пропадали и утрачивали собственную волю, падая на землю бесчувственными куклами, а вот дикие звери наоборот преображались в нечто напоминающее демонов, бегавших по улица Амстера. Порой их даже разбирал смех. Тех же, кто выбирал иной путь, ждала совершенно другая, более трудная дорога, чем обыкновенная смерть. Я не видел этого, все было словно в тумане, однако я чувствовал, что все те люди живы, хоть и сильно изменились внутри.

Решение не заставило себя ждать. Усилием воли, оборвав связь с волком, я рухнул на ковер из цветов. Зверь, после короткого молчания, оскалился. Его шерсть стала дыбом, все его тело начал обволакивать темно-багровый густой туман.

— Действуй быстрее, — пронеслось у меня в голове; голос ясно принадлежал не зверю, — пока еще не стало слишком поздно.

На мой безмолвный вопрос: "а что мне собственно делать?", пришел ответ в виде воспоминаний. Стоило любым доступным способом пустить зверю кровь и выпить хотя бы каплю, пока дымка не рассеялась. Это, как я понял, было свидетельством какого-то договора между мной и волком, однако в этом случае я оставался жив, сохранял волю и рассудок.

Осознав всю безысходность своего положение: или ты или тебя, я принялся за дело. Не знаю, откуда взялись все эти чужие мысли в МОЕЙ голове, но в тот момент я был даже рад. Чтобы пустить кровь волку требовался острый предмет, любой. Оказалось, его довольно-таки легко раздобыть. Представив образ кинжала, я тут же его получил. Ничего особенного, обычный кинжал, а самое главное — острый. Бросившись на зверя, я рубанул, что есть сил. Ничего не вышло. Дым не давал достать до плоти, тогда молнией нырнув под волка, я одним сильным ударом вспорол одну из лап, оттуда потекла черная жидкость, оказавшаяся кровью. Животное взвыло от боли. Я почувствовал болезненный удар в грудь и отлетел на пару метров. Кинжал отлетел в сторону. Подниматься не было сил. Немного приподняв голову, смог разглядеть два горящих огнем глаза. Это был бы бесславный конец моей славной истории, если бы не ловкость рук. Уже отлетая от волка, я успел измазать в его крови свою руку. "Хотя это мне и не нравится, но другого выбора нет" — я собрал черную кровь в ладони и облизал ее. Меня скрутила жуткая боль; внутри все горело, будто в меня лили раскаленный свинец. От жутких ощущений и ломоты по всему телу я вскрикнул и забился в судорогах, вместе со мной в унисон это сделал и волк, который издал тяжелый, печальный рев. Он рухнул на цветы и перестал двигаться, вскоре его тело, будто оно состояло из песчинок, развеял внезапный порыв ветра, оставив меня совершенно одного на этом цветочном ковре, в некоторых местах окрашенным кровью. Перед тем, как рухнуть в небытие, пришло осознание: промедли я хоть на секунду с атакой на зверя — то лежал бы бесчувственной куклой, как и многие другие.

Проснулся я от тихого стука в мою дверь. Правое плечо полностью окаменело, а голова шла кругом после привидевшегося сна.

— Отец Алистор, при всем моем к вам уважении, идите в задницу. Я получу свое наказание завтра утром, а сейчас заглохните и дайте поспать. — Договорив это, я накрылся подушкой и продолжил дремать. Мне было настолько глубоко плевать на возможное наказание, что уже через пару секунд я забыл об этом разговоре.

Стук на время прекратился, но уже через пару минут вновь гулко раздавался по всей комнате. Грязно выругавшись и перебрав всех богов, я поплелся к двери и, прикрывая ладонью свой зевок, отворил ее. Какого же было мое удивление, когда у порога я увидел отнюдь не старое лицо святого отца, а своего единственного друга — Маркуса. Тот стоял с подсвечником, свет которого едва ли освещал пару шагов. Но даже и этого мне хватило, чтобы разглядеть удивленное лицо послушника. Правда, удивление на нем стремительно сменилось улыбкой, казалось, еще немного, и Маркуса прорвет дикий безудержный смех, который поднимет все аббатство на ноги.

— Ну ты выдал, Себастьян, — еле сдерживаясь, проговорил молодой монах, — скажи спасибо, что это я, а не отец Алистор. Он бы такого не потерпели и простым наказанием ты бы не отделался. Скорее всего, получил бы плетей, хотя нет, тебя бы держали несколько дней, нет, неделю на одном хлебе и воде, а может быть...

Маркуса понесло. Такое с ним часто случалось, если началось, то пойди его останови. Не всякий раз это удавалось даже настоятелю.

— Маркус, ты что-то хотел? — я демонстративно зевнул, показывая, что если это его очередная ночная прогулка, коими он иногда баловался, то мне точно не интересно и лучше я пойду спать, чем буду стоять тут и выслушивать всякий бред, потому как мне завтра опять пахать в поле от зори до зори.

— Нет-нет, — поспешил меня заверить Маркус. Странно, обычно уходить минут пять, чтобы остановить его словестный поток, — я нашел кое-что поистине интересное и думаю, что тебя это.. — он запнулся и стал принюхиваться, его лицо скривилось, он посмотрел на меня, — боги, Себастьян, да от тебя же разит как от свиньи! Ты что, спал прямо вот так?

— Ну все, книжный червь, держись! — мое терпение лопнуло. От злости у меня даже вены вздулись, однако друг пошел на попятную. — Себастьян, не горячись, перегнул палку. Но у меня и вправду есть то, что тебя заинтересует! — его глаза загорелись фанатическим огнем. Похоже, вещь ценная, стоит сходить, посмотреть.

— Ладно, сейчас.

В полусонном состоянии я взял сменную одежду и поспешил покинуть свою комнатушку. В коридоре меня уже дожидался Маркус. Улыбка с его лица так и не спала, но шутить он перестал; это правильно, я ведь мог и разозлиться, а тогда простыми синяками не отделаешься.

Ночи здесь были свирепые. Аббатство находилось на юго-западе людских земель среди гористой местности, густо покрытой лесами. Ни единой живой души на многие километры вокруг. Единственная радость — редкие караваны, которые посещали наше аббатство по договоренности с настоятелем раз в два-три месяца. Они привозили соль, разные пряности, теплые вещи, но основное место в караване занимало то, в чем больше всего нуждалось аббатство, например, железные изделия, ткани и много другой полезной утвари для повседневной жизни. Глава каравана, друг настоятеля, всегда знал, что и когда к нам везти. Голубиная почта работала безотказно все дни в году, будь то суровая зима или засушливое лето.

Как только мы вышил во двор, я попросил Маркуса немного подождать. Добежав до одной из бань, которая находилась прямиком за жилыми зданиями, я подхватил черпак и от души зачерпнул холодной родниковой воды из дубовой бочки с железным обручем. Тело сотрясла мелкая дрожь, зато сонливость как рукой сняло. Я снова мог трезво мыслить. Сняв мокрую одежду, я повторил процедуру несколько раз, пока не почувствовал, что запах окончательно пропал. Затем переодевшись и оставив промокшие вещи за бочкой, поспешил обратно к другу.

Маркус сразу заметил изменения и ободрительно закивал головой, мол, все правильно, а то негоже пахнуть как свинья. Я лишь улыбнулся, да наградил друга легким тычком в бок, который, как и задумывалось, не произвел никакого эффекта и не принес хоть малейшего дискомфорта молодому послушнику.

Так, Маркус сказал, что нашел поистине интересное. Учитывая, что я облазил все аббатство вдоль и поперек еще в первый год своего пребывания здесь, значит единственное место или то, что в этом месте могло меня заинтересовать — библиотека. Оттуда Маркус, в отличие от меня, не выходил целыми днями. Что же такого он там отыскал, раз это стоит моего внимания в такой-то час?! Ладно, поживем, увидим.

Все мои предположения оказались верны. Маркус привел меня в пустую библиотеку, что, собственно, вполне логично, учитывая время суток. Света здесь едва хватало разглядеть, что находится под ногами. Как в таком месте этот молодой послушник умудряется читать, а самое главное понимать, что он читает, я понять не могу. А еще же и запоминает все слово в слово.

Библиотека в нашем аббатстве имела форму квадрата. У самых стенок стояли огромные стеллажи со множеством книг, за тем эти дома для книг выстраивались в ряд, и так вплоть до самого центра библиотеки. В центре же находилась квадратная сфера. Дверь внутрь всегда заперта, а ключ только у смотрителя. К этому самому месту меня и подвел Маркус. Отдав мне подсвечник, он начал рыться в карманах рясы. Откопав ключ, он вставил его в ржавый замок. Послышался неприятный скрип и дверь начала лениво отворяться внутрь. На нас тут же хлынуло затхлый воздух и облако пыли. Откашлявшись, Маркус решительно забрал у меня подсвечник и переступил порог.

— Ну, ты идешь? — он повернулся в ожидании моего ответа.

— Слушай, у меня всего один вопрос, ты украл ключ у смотрителя? — остальное спрашивать даже не имело смысла. Узнай кто, что двое послушников проникли в место, куда допускаются только высшие саны аббатства да смотритель, одними плетями мы не отделаемся.

— О боги, Себастьян, типун тебе на язык. Почему же сразу украл? Я всего лишь, всего лишь, — Маркус замялся, — одолжил, да, точно, одолжил, — словно убеждая самого себя, повторил монах, а потом добавил, — ну все, идем дальше. — Я покачал головой и двинулся вслед за другом.

Снаружи квадратная сфера казалась намного меньше. Здесь же стеллажи образовывали два квадрата. Маркус не откликался. Его настолько поглотила процедура исследования, что он потерял нить соприкосновения с реальностью. Надо сказать, здесь было на что посмотреть. Толстые фолианты и трактаты, обвешанные паутиной и покрытые пылью, несли в себе знания многих поколений. Открыв пару книг, я печально вздохнул. Все они были написаны на давно мертвых языках, которых я не знал, а вот Маркус же напротив, подошел к делу во всеоружии. Он с упоением о чем-то читал. "Теперь-то понятно, чем ты по ночам занимаешься, молодой ученый ты наш. Ладно, раз друг счастлив, то не буду его отвлекать" — и правда, Маркус всегда был веселым, частенько любит пошутить, но сейчас он просто лучился светом, настолько велика была его радость. Пройдясь вдоль всех стеллажей первого ряда, я пошел дальше, но какого же было мое удивление, когда входа я не нашел. "Что за чертовщина такая? Неужели это просто стена и я все перепутал?" — обойдя по кругу снова, пришел к столь печальному выводу еще раз.

Вернувшись к другу, застал его все в том же положении. Новая игрушка сильно его захватила. Облокотившись об один из стеллажей, закрыл глаза и сам не заметил, как уснул. Усталость от работы в поле давала о себе знать. "Ну, Маркус разбудит меня к утренней молитве, по крайней мере, я на это надеюсь" — была моя последняя мысль, а дальше темнота, вскоре сменившаяся очередным воспоминанием-кошмаром.

Что-то неприятно обожгло мою щеку, затем еще раз. Я с нежеланием открыл глаза. Склонившись вперед, надо мной стоял человек. Строгое, властное лицо. Легкая щетина. Несколько суровых шрамов красовались на лбу и шее, на руках. Его темно-карие глаза отдавались проблеском зеленого света. "Пугает" — подумал я.

Мужчина, убедившись, что я пришел в себя, оставил меня на каменной поверхности и направился куда-то в сторону. Стоп, а почему каменная? Я смог немного приподнять голову и оглядеться вокруг.

Ужас. По всему телу пробежался холодок. Реки крови и море трупов. Здесь, в один кровавый водоворот смешалось все: люди, кони, демоны. Повсюду догорает пламя, которое не оставило и следа от прежнего величия города. Амстер, (а в том, что это был именно он, я не сомневался) лежал в руинах. Лишь пепел да разрушенные дома. После такого, на некогда плодородной земле, несколько десятилетий не вырастит ни единой травинки. Настоящая трагедия, не знавшая места более ста лет, развернулась здесь, когда ее ждали меньше всего — день летнего солнцестояния.

Нигде не было видно ни души, не считая маленького отряда, к которому и направился тот самый человек. Не знаю, были ли это его товарищи, друзья или просто сослуживцы, но тишина стояла гробовая. Лишь как следует присмотревшись, я смог заметить тела, накрытые покрывалом, которые переходили из рук в руки, а в конце своего пути отправлялись в глубокую яму. Когда она полностью была забита мертвыми телами, к краю подошел человек в светлой рясе церковника и запел молитву. Она текла плавно, будто ручеек, приносила какое-то спокойствие в душу. Слов было не разобрать; мертвый язык почти никем сейчас не изучается, кроме монахов и церковников.