— И все же, какая разница людям от того, какой маг будет ими править? — съехидничал Ян.
— Знаешь, я сюда о спасении твоей души пришел говорить, а не о мировых проблемах. Не хочешь, как хочешь — назавтра твое тело предадут земле, — потом, немного подумав, признался. — Если честно, мне и самому тошно смотреть, до какого скотского состояния он "пришедших" довел. Это все от злости. Ведь ему самому это не выгодно. От таких рабов и волшебной энергии-то с гулькин нос. Так что лучшую жизнь я им и без твоих нравоучений обеспечу. Доволен?
— Доволен. Единственно, не поделишься ли хоть одним "словцом" для надежности? — Ян, не отрываясь, уставился в хитрые Петькины глазки.
Тот побегал взглядом туда-сюда, тяжко вздохнул, замер на минутку и, взглянув в упор на Яна, тихонько произнес:
— "Си-на-сейс!"
Ян почувствовал, как у него занемели руки и ноги. Он попытался сказать, что слово действует, но язык тоже не поворачивался во рту. Вышло только одобрительное мычание. Через некоторое время спазм мышц стал отпускать и позволил двигаться.
— К-круто! — наконец заколдованный смог выдавить из себя сиплым голосом.
— Учти, все зависит от силы вкладываемых эмоций или, иначе, энергии. Если очень сильно захотеть, то можно и убить человека, остановив ему работу сердца и дыхание. И еще, не вздумай перепутать первую букву на "м", а то заклинание обернется на тебя. Ну что, достаточно?
— Д-да, конечно, — пробормотал Ян.
— В общем так. Я тоже заинтересован, чтобы ты бегал от всех, как можно дольше, лучше и дальше, так что боятся подставы смысла нет. Если заметишь, что погони нет, можешь возвращаться — переворот свершился. Я отзову всех с этого глупого занятия. Возвращаться или нет — решать тебе, но честно предупрежу, я дальше засушливого пояса не ходил, так что, сколько добираться до населенных мест, не знаю.
— Спасибо! Если не обманешь, на большее и надеяться нельзя, — до Яна, наконец, дошло, что его мечта выбраться из этого гнилого угла, кажется, имеет шанс на осуществление.
— Ну и ладно. Жди моего сигнала, — спокойно проговорил Петька, и вдруг заорал. — Пошел вон, в барак, раб! С завтрашнего дня будешь у меня в два раза больше вкалывать!
* * *
Три дня Ян ходил к дальней мастерской ремонтировать упряжь для буйволов. Дело было нехитрым — заменять стертые кожаные ремни на новые. Каждый день его запирали на время работы в мастерской, давая хлеб и воду, чтобы не оголодал до вечера. По окончании работы он сдавал результаты своего труда, получал очередной ленивый нагоняй и возвращался в барак, на свои нары. И каждый день его ждала в мастерской бутылка с водой из замка, припрятанная за рабочим столом.
На четвертый день, при выходе из барака он столкнулся с Петькой, который о чем-то болтал с надсмотрщиком. Увидев, что Ян выходит из барака, он спросил:
— Как новенький, справляется? — а сам, вполуха слушая ответ, подошел к Яну, взял его за подбородок и произнес. — Ничего, кожа в порядке. Сегодня... еще поработает в мастерской, а там пусть со всеми батрачит, — при этом, он сделал явный упор на слове "сегодня" и подтвердил знак, утвердительно опустив веки.
У Яна захватило дух. Он подобрался, как готовая сорваться стрела, но сдержал свои эмоции и спокойно поплелся за надсмотрщиком. Несмотря на то, что новый раб любую минуту ждал какого-нибудь подвоха, все шло как по маслу. Надсмотрщик, как обычно, привел его в мастерскую и закрыл на ключ. Даже погода, как специально, стояла прекрасная — с самой ночи не упало ни капли дождя. Он метнулся к месту, где обычно стояла бутылка с водой, но все было без обмана — очередная порция послушно поджидала его на условленном месте. Ян выпил все содержимое без остатка и спрятал бутылку за пазухой. Осмотрев руки, недовольно заметил, что они только-только стали немного грубеть. Кожа еще по-прежнему блестела, как лягушачья.
Убедившись, что снаружи не доносится никаких близких звуков, он взял тяжелый молоток, которым правил заклепки на сбруе, и прошел к задней стенке. Две доски немного отличались по цвету, будто не так давно были сменены. Ян обмотал молоток куском кожи, чтобы приглушить удары, и стал выколачивать нижнюю сторону досок из пазов. Они, действительно, были коротковаты и поэтому непрочно держались в нижнем брусе, а после нескольких ударов отошли от края. Прежде чем отогнуть их окончательно, Ян решил немного подождать, но видимо, его побег неплохо прикрывался Петром, так как никаких шальных глаз или ушей поблизости от мастерской не было.
Дальше предстояло самое сложное. Сверток с его походным обмундированием должен был лежать под крыльцом, а вход очень неплохо просматривался с полей. Ян вылез из прорехи в стене и по-пластунски прополз в направлении крыльца. На обозримом отсюда участке поля никого не было. Он быстро запустил руку под доски и нащупал тряпичный кулек. Вытащив его наружу, проверил, не осталось ли чего еще, и быстренько вернулся в сарай. Развернув кулек, нашел все необходимое. Даже портянки для сапог. Единственно, чего не хватало — хорошего ножа, но он прихватил резак для разделки кожи из мастерской — все лучше, чем ничего.
Оглядев себя в последний раз, Ян пришел к выводу: "Беглец экипирован. Посмотрим, насколько хорошо он умеет бегать?" Он даже не накинул плаща по причине сухой погоды, а прихватил его подмышку. С собой у него еще имелась пустая бутылка и пара краюх хлеба — достаточно для двух-трех дней пути и явно маловато для недельного перехода. Но выбирать сейчас, впрочем, как и все последнее время, не приходилось. Вздохнув поглубже, он опять вылез наружу и припустил прямо к лесу. На этот раз он бежал в противоположную сторону от направления своего первого побега. С этого края поля были меньше заболочены, и он довольно быстро передвигал ногами в немного великоватых, грубых, но хорошо держащих воду резиновых сапогах. Некоторое время спустя Ян находился уже на опушке леса. Оглянувшись назад, он не заметил ни одного человека. Кажется, его бегство начиналось удачно.
Ян бежал весь день, ломясь без оглядки через лес, осторожно переправляясь через болота и реки, и еще осторожнее выходя на поля или дороги. Ему сопутствовала удача. Он старался держать направление на ветер, так как, хоть и было сравнительно сухо, но тучи никуда не делись, и ветер по-прежнему оставался единственным ориентиром. Ближе к вечеру он посчитал, что если даже погоню и вышлют после обнаружения пропажи, то у всадников будет мало времени до темноты и им придется заночевать в деревнях, пару из которых он встретил по пути и обошел стороной. Километров тридцать-сорок он преодолел, но для всадника по дороге это не расстояние. К тому же, хоть издалека, но пару раз его заметили крестьяне, так что у погони были потенциальные информаторы. Ян решил забиться глубже в чащобу и переночевать там. Завтрашнее утро должно показать, совершил ли переворот Петруха. Если погоня продолжиться, значит, Сван у власти, и беглецу, действительно, надо давать деру во что бы то ни стало.
Устроившись под густющей елкой, Ян разжевал полкраюхи хлеба и запил набранной в ручье водой. Заметив направление, в котором ему нужно было выступать поутру, он попытался заснуть, но сон никак не шел. Сказывалось нервное напряжение, и мысли так и прыгали в разгоряченной голове.
Он поймал себя на мысли, что не может вспомнить ни одного отрадного момента из своей жизни в этом волшере, если только не считать моральное удовлетворение от вылеченной Васиной ноги. Все остальное было сплошным безрадостным выживанием и ожиданием чего-то лучшего. Несмотря на большой рабский коллектив, он чувствовал себя в одиночестве. Соседей по бараку трудно было назвать людьми — настолько они потеряли человеческие признаки. С дамами из соседнего барака было, в общем-то, то же самое. Только мельком или издалека видев их, он ужасался, что может сделать жестокое угнетение с прекрасной половиной человечества. Другими словами, прекрасной эта половина здесь давно перестала быть. Одиночество, скука, тяжкий тупой труд и лягушачья кожа — ничего больше от этой жизни он не мог вспомнить. Даже Свана ему было жаль. Ян чувствовал, что тот просто сходит с ума от своей безграничной мелкопоместной власти среди тоскливых болот и дождей. Думать, сколько на его счету загубленных душ, Ян просто не хотел...
Проснувшись под мерное шуршание дождя, Ян понял, что удача, по всей вероятности, начала поворачиваться к нему спиной. Но плащ делал свое дело, и он, не сильно огорчаясь, побрел дальше, отметив, что направление ветра за ночь слегка изменилось.
Первая неприятность случилась, когда он, начиная забывать об осторожности, внезапно выскочил из кустов на дорогу прямо перед каким-то всадником. Он даже не успел ничего сообразить, как в его сторону полетела веревка с двумя шариками на концах и обвила его ноги. Дальше он соображал уже лежа на земле. На его счастье всадник был один и, как только Ян увидел злорадно ухмыляющуюся рожу знакомого надсмотрщика, то с чувством шепнул накрепко запомнившееся слово: "Си-на-сейс!" Лицо наездника, как ухмылялось, так и застыло с криво растянутыми губами.
— Смейся паяц! — злорадно произнес беглец, всплывшую в сознании странную фразу и принялся распутывать веревку, захлестнувшую ноги. Конь послушно стоял неподалеку, а вот его хозяин не сохранив равновесия, завалился набок, раскорячив негнущиеся руки и ноги. Ян удовлетворенно созерцал результат своей колдовской деятельности. — Эко тебя приморозило! Хорошо, что шепнул "слово", а ведь мог и крикнуть с перепугу. Что же теперь с тобой делать? Не оставлять же на дороге.
Ян подхватил под узды коня и, кое-как закинув на него своего раскоряченного преследователя, повел скакуна в лес. Отойдя на приличное расстояние от дороги, он решил разузнать, что же произошло в замке. Когда начал снимать надсмотрщика наземь, тот уже стал "оттаивать". Воспользовавшись этим, беглец завел ему руки за спину и связал вожжами. Наконец у мужика стал шевелиться язык, и он промычал что-то вроде: "Я т-те... ты меня еще..." и так далее. Ян, усмехнувшись, приказал:
— Если хочешь жить, рассказывай, что у вас в замке приключилось?
Вразумительного ответа он дождался еще через несколько минут. Охранник, сообразив, что беглец может и еще чего-нибудь колдануть, повел себя довольно корректно, и с готовностью вывалил на все новости. Оказалось, что Петруха заварил немалую кашу, пустив под вечер облаву на сбежавшего раба. Но одолеть Свана ему, кажется, не удалось, так как ни о какой смене власти надсмотрщик не слышал, а беглеца с сегодняшнего утра стали искать только еще тщательнее, видимо подозревая в сговоре с Петькой. По счастью, коней у Свана оказалось не так уж и много, а сектор поиска неопределенный. К тому же маг явно не обладал поисковыми заклинаниями, иначе дело поимки было бы вопросом нескольких часов. Но очевидно, что опять не оставалось выбора — только как продолжать свой путь отсюда.
Ян не знал, что делать с надсмотрщиком. В конце концов, он решил завести того вместе с конем глубже в лес, и связать его так, чтобы тот мог делать небольшие шажки и выбраться на дорогу за сутки — двое. От коня в лесу толку было мало: верхом не поскачешь и за собой через дебри да болота не потащишь, а по дороге Ян продвигаться боялся. Поэтому он продолжил свой путь, только прихватив у стражника еще немного хлеба да большой нож.
Следующая неприятность случилась уже под вечер, когда он перебирался через очередное болото. Увидев краем глаза, как вспенилась вода за соседней кочкой, он почувствовал на своей ноге острые крокодильи зубы. Ян только успел крикнуть свое останавливающее слово, и это спасло его ногу, так как, обернувшись, он заметил рядом еще несколько этих тварей, замерших неподвижно в болоте. Благодаря маленьким размерам хищника, кость не повредилась от зубастой пасти, но сапог был прокушен, как, впрочем, и кожа с мясом. Надо было что-то делать со сведенными на ноге челюстями. Беглец, превозмогая боль, вынул нож и начал резать связки в углах челюстей болотной твари. Наконец он почувствовал, как они разомкнулись и, хромая, добрался до края болота. По пути он заметил, что животные, несмотря на маленькие размеры, очень плохо поддавались заклинанию и быстро оживали.
Обидным было то, что местность становилась суше, и это болото, возможно, являлось последним на его пути. Ян снял сапог, вернее то, что от него осталось, и рассмотрел ногу. Вся портянка была в крови и воде. Размотав ее, он убедился в серьезности ран, но делать было нечего, и, разорвав часть портянки на лоскуты, беглец туго перебинтовал ими ногу. Из сапога пришлось сделать калошу. Кость цела, и на ногу можно наступать, но пришлось полежать с часик, чтобы рана перестала кровоточить. Затем пришлось еще и вырезать клюку, на которую можно опираться, облегчая себе ходьбу.
Дальше путь превратился в непрекращающийся кошмар. Сначала Ян неплохо продвигался, несмотря на боль в ноге. Преследования больше не наблюдалось. Жилые места, как и дожди с болотами кончились на следующий день пути. Еще через день от туч не осталось никаких следов, и местность стала резко меняться на засушливую. Несмотря на улучшающуюся обстановку, скорость продвижения начала резко падать. Опухшая нога отзывалась болью при каждом шаге, и к концу пятого дня беглец доел последний хлеб, который он и так растягивал по крохам. На шестой день он, уже плохо что-либо соображая, плелся по высохшей степи. Последний раз река попалась еще утром, и вечером оставалось только полбутылки воды. С наступлением темноты он повалился прямо там, где шел, тупо уставясь на три маленьких разноцветных луны в абсолютно беззвездном небе.
Седьмое утро застало его уже на ногах. Ян хорошо представлял себе, что должен перейти через засушливый пояс, так как здесь даже животных почти не было, не говоря о людях. Мысли крутились вокруг не пойманных и не съеденных зверушек. Даже убитый крокодил постоянно появлялся перед глазами, плывя в знойном мареве пустынной местности, как неосуществленная надежда. У Яна сначала не было возможности развести огонь, и он брезговал есть сырое мясо, а теперь он мечтал, хоть о чем-нибудь съедобном, но любая мышь сейчас двигалась быстрее и проворнее, чем он. Тем не менее, беглец упорно переставлял ногами, ориентируясь на восток по медленно ползущему в небесах солнцу.
Настоящая беда настигла его под вечер, когда он заметил, что его руки и лицо покрыты пергаментной пленкой, которая лопнула в одном месте на ладони и засочилась ручейком крови. Глядя на эту трещину, он с ужасом понял, что кожа не пришла еще в норму и не выдерживает сухого воздуха. Он засунул руку за пазуху и осторожно, несгибающимися пальцами выудил оттуда бутылку с остатками воды. Пробку пришлось вытаскивать зубами. Как ни хотелось ему пить, он лил воду по каплям на раны, размазывая ее по коже, которая впитывала жидкость, как губка. Несколько капель он нанес на лицо. В бутылке осталось не больше четверти стакана воды. Ян мужественно спрятал ее обратно за пазуху и продолжил свой путь.
Это была какая-то издевка судьбы. На него больше не нападали хищники и не преследовали люди — казалось, иди себе спокойно, пока куда-нибудь не придешь. Но засуха и зной добивали беспощадно, а лягушачья кожа и прокушенная нога только усугубляли состояние. Несмотря на жуткую усталость, он не остановился вечером, решив идти так долго, как только сможет, а потом залечь на день в тени, если такая найдется. За спиной давно потух закат, а Ян все брел по степи, постепенно переходящей в пустыню, ориентируясь на свет лун этого мира. Где-то за полночь он оступился и скатился в песчаную яму. Подняться ему оттуда уже было не суждено...
