Мы - будем жить!

Внезапно мне совершенно расхотелось что-либо рассказывать маме: этим я не добьюсь ничего кроме лишней беготни и нескольких истерик за день. Нет уж, спасибо, и так голова болит с самого утра, а тут ещё формулировать свои мысли, чтобы кому-то их излагать по нескольку раз, потом — пятичасовые нотации на тему "не ходи мимо незнакомых вонючих дядек"... и так раз семь-восемь, если повезет. В больничку все равно идти бесполезно, да и опасно — врачи наверняка все разбежались, — хотят они, в конце концов, жить, или нет?! Да и тех, кто туда раньше пришёл и тихо-мирно окочурился, наверняка хватает. Вот он, ещё один пример закона подлости! Жить захотелось, а фиг бы вам, на данном level`е доступны только существование и выживание. Подумать только, а ведь совсем недавно я не видела разницы между всеми этими понятиями. Но разве не трудности заставили меня любить прежнюю жизнь? Так-то.

— Эх, как же я замоталась. Нудный же дядька попался! — выдавила из себя ввалившаяся в комнату мама.

— Да он, как я посмотрю, тоже ничего так умотался. Из квартиры выходит как из машины!

— Ну, всем нам сейчас несладко. А ты чего не ешь?

— Аппетита нет, — снова я применила тактику "ложь во спасение". Даже если бы он и был у меня врождённым, он бы давно уже пропал. Этак годик-другой назад... Да какой, к чёрту, годик?! Я даже в первом классе, когда нас спросили, куда мы мечтаем поехать, назвала какую-то из горячих точек. И даже не в школе все это началось, а в саду. Как-то привели меня домой после того, как у кого-то из тогдашних моих подружек развелась то ли тетя, то ли какая-то мамина знакомая, и я, впечатлённая и напуганная до глубины души, начала задалбывать предков вопросом, будут они разводиться, или нет.

— Да куда ж нам разводиться-то, — с извечными нотками пофигизма отвечал отец, — раз уж у нас дитё?

Ага, конечно, всегда верьте предкам. Да и вообще людям всегда верьте, с самого рождения надо быть альтруистом... если хотите так же, как и я, лет в двенадцать-тринадцать быть правильным параноиком с шизофренией третьей степени и расшатанной нервной системой. А ещё для этого нужно слушаться предков, когда они говорят тебе "заткнись!", не давая тебе в ответ на их эмоции выплеснуть и свои, всегда делать то, что тебе говорят, говорить правду, получать по ушам не только за себя, но и за старших-младших товарищей... Нет, и всё-таки, будь вы в моей шкуре, вы бы ни за что не смогли полюбить мою никчёмную жизнь. Даже если бы вы сделали себе несколько мощных самовнушений, всё равно жизнь катилась бы под откос. Я тоже ни за что не стала бы надеяться на светлое будущее, если бы не пыталась всеми силами забыть о кроваво-красном прошлом. В моей жизни было всё, о чем в основном говорят во всяких рассказах: предательство и дружба, любовь и ненависть, встречи и расставания. Было всё, но не у меня конкретно, я являлась лишь сторонним наблюдателем. Должна сказать, всё это было мне, наверно, ещё более близким, чем тем, кто играл главные роли...

Именно, что играл. Мимо этих двух совершенно чужих мне на данный момент людей всё прошло как страшный сон, шестнадцать долгих лет пронеслись со скоростью дорожного знака на шоссе при наблюдении из окна ведра с болтами.

А я одна, как полная дура, приняла сон за реальность, шутку за правду, игру за жизнь. Представляете себе героя какой-нибудь стрелялки? Вот так и с детьми. Создали ребёнка, прокачали до определённого левела, научили стрелять, но разучили любить. В принципе, нафиг воину-одиночке нужно уметь любить? И так пойдёт. А на уровне этак на двадцатом-тридцатом вояку-тамагочи можно поставить к подножию горки и смотреть с дивана, как он туда будет забираться со своим никчёмным ружьем и большими невинными глазами. И с каждым булыжником, с каждой ступенькой в маленьком и гладком мозгу вояки будет появляться неглубокая извилинка. Совершить набег на холодильник и сварганить яичницу себе на ужин — минус 5 к душе, плюс 2 к ловкости и здоровью. Сделать матику — плюс 0,5 к глубине извилин, минус 10 к здоровью. Трудно быть младшим! Все сидят на диване и смеются над тем, как забавно у тебя срывается рука и ты со всей силы бросаешь ручку на пол. Точнее нет, над этим просто глупо ржут, а вот когда ты направляешься на кухню за яичницей, обязательно находится какой-нибудь умник, который вскакивает с дивана и говорит тебе "Не так быстро! Сначала уроки! Проверить?".

Ах, догмы-догмы. Никакого личного времени, никакой самореализации! Только уроки, и ничего кроме уроков. Хоть бы выслушал кто... Но самоубийц, понятное дело, всегда мало. У всех "дела"... Зато как у кого-нибудь из так называемых друзей жизнь заходит в тупик — сразу все к Сашке. "Сашка, дай списать!"... "Сашка, сдай за меня книжку в библиотеку!"... "Сашка, что делать, у меня рыбка в аквариуме умерла!"... Вроде бы пустяки, помочь бы да забыть, но всё это кажется таким подлым... За это я и не люблю людей. Больно уж предсказуемы эти твари... Настолько предсказуемы, что мне вполне хватило двенадцати лет, чтобы убедиться в полном отсутствии философов-раздолбаев вроде меня. Но такие, как я, наверно, покажутся мне ещё гаже...

Знаете, если вашей мечтой всегда было понимание людей, чтение их наиболее ярких мыслей и чувств, о которых они предпочитают смолчать, поверьте мне, — ничего хорошего в этом нет. С каждой тайно прочитанной мыслью, с каждым озарением относительно чужой души вы будете понимать, что, в общем-то, человек этот вам никакой не друг, а всего лишь знакомый, которому от вас что-то надо. Или же наоборот, вы можете случайно понять, что козёл, ежедневно покрывающий вас матом, и есть тот самый единственный человек, способный вас правильно понять. Казалось бы, всего ничего, — помириться с козлом, высказав ему свои мысли по поводу потенциальной дружбы, и проблема решена. Ан нет, козёл обязательно упрётся, не желая ничего слышать. Вот и мучайся теперь со своим никчёмным даром, ничтожный человечишка...

Телефон зазвонил настолько пронзительно и неожиданно, что я даже подпрыгнула. "Кстати о людях", — на низкой ноте протянула я, медленно, но верно двигаясь к тумбочке, на которой лежал мобильник.

— Аллё, — даже не попытавшись узнать, кто соизволил вспомнить обо мне в столь неожиданный момент, привычным резким движением отодвинув крышу и не менее резко поднеся трубку к уху, отозвалась я на непродолжительное "трын-трын-трыын".

— Са-ашк, привет, это я, — услышала я до боли знакомый Лидкин голос. Лидка, пожалуй, была единственным в моём окружении бескорыстным существом, которое вспоминало обо мне не только тогда, когда надо было у кого-то что-то списать. Да и списывать-то у меня по большому счёту ей было бессмысленно — она училась на год старше. Но, не смотря на это, мы считались лучшими подругами. Однажды она даже по собственной воле отказалась от общения с одноклассницами, которые поставили её перед выбором "либо она, либо мы", хотя я долго уговаривала её этого не делать, зная о своём анхуманском свойстве постоянно исчезать, когда я особенно сильно нужна. Но в виду этого факта, а также до противности идеального взаимопонимания и, в конце концов, в виду всех этих часов, проведённых нами вместе в припадках истерического смеха, или же простых уроков дебилизма, я не могла так просто взять и исчезнуть, когда ей требовалась моя помощь. Наверно, именно это явление и носит название "лучшие друзья".

— Ой, Лидка! Привет, баран мой дорогой. Ну как ты там поживаешь-то?

— От барана слышу, — подруга немедля отреагировала на нашу фирменную фишку, — да нормально я живу, что со мной случиться-то может?

— Так зомби же по всему городу разгуливают!

— Дорогуша моя, ты какие таблетки вместо витаминок сегодня пила, а? По всему городу — зомби, а брутальные криволученцы, они всегда как зомби, так что нам тут не привыкать. Хотя... подожди-ка, у меня тут под окном какой-то очень странный мужик уже который день стоит, даже не почесался ни разу. Ну вот, а ты говоришь, что они где-то разгуливают...

— Лид, это очень важно. Опиши, как он выглядит.

— Длинные чёрные волосы, косуха, майка белая с принтом в виде коричневой кляксы, глаза ярко-голубые... ой, какой-то взгляд у него странный, — судя по звуку, Лида съехала вниз по стенке, и голос у неё был настолько испуганным, что я даже решила, что у телефона не она.

— Всё понятно, готов чувачок... Слушай, у тебя сейчас все дома?

— Кажется, что нет, у меня по умолчанию должно быть восемь баранов в голове, а их только четыре...

— Лида, я серьёзно! Родители дома?

— Ну, дома.

— Отлично, а еда есть у вас?

— Вроде как вчера только холодильник набили. А что, если бы её не было?

— Плохо было бы... Значит так, слушай меня внимательно: никуда не выходи, и маму-папу предупреди, чтобы они не ходили никуда. Чихать на школу и работу. Ждите, пока не объявят, что всё хорошо и что всех зомбаков перестреляли.

— А как же наш Глюконат Кальция? — так мы называли себя и всё то, что было с нами связано.

— Я с тобой. Мысленно. Только никуда не выходи из дома, да и из квартиры тоже, хорошо? Я тебя живой видеть хочу...

Поболтав ещё с час или два, мы пообещали друг другу при любом раскладе остаться в живых, сменить имена, сделать пару-тройку пластических операций и переехать жить в Лондон. Признаться честно, в тот момент я сильно надеялась, что однажды эта мода на ненавистный мною Лондон, который населяют высокомерные идолы, выскочит из Лидкиной головы.

Я искренне верила, что мне не придётся особо усердно зазубривать разговорный английский, чтобы на меня каждый день никто не смотрел как Ленин на буржуазию, увидев, что я выхожу из дома. Хотя, что изменилось бы, живи я там, а не тут? Косые взгляды мне по-любому обеспечены, да и тотальное непонимание тоже. Разве что там климат другой, дождей больше, и, как следствие, больше осени. Здорово, наверно... Хотя это смотря с какой стороны смотреть. А что тогда так сильно держит меня здесь, что я даже мечтать о каком-то другом доме не желаю? Сознание того, что наши все дома, и никто не погрызен?

Странный я, однако, человек. Вроде бы ненавижу всё и вся, но так дико хочу, чтобы все были живы... А может, это только первая часть механизма безумия? Остальное ещё не выточено? Однако, вполне возможно. Возможно всё. Наверно, у меня даже все мои немногочисленные бараны сидят по хлевам, боясь встретить за его периметром зомби-баранов. Таким образом, почти все наши дома. Мамка и не подумает высовываться, дед тоже в безопасности, за прочным железным забором, в крепком Щёкинском доме. Отцу хоть и пофиг абсолютно на всё и сразу, и, понятное дело, звонит он лишь из вежливости, всё равно важно было бы знать, что с ним, да и со всеми, кто его окружает, всё в порядке, и что у него тоже все дома. Что ж, будем считать, что "икс" примет наибольшее значение из всех положительных, и выживет как можно большее количество людей...

23.03, пятница.

Проснувшись ещё позже, чем когда-либо, очень трудно не подумать, что жизнь, в общем и целом, прекрасна. Особенно если всю ночь снится радужная психоделика, сюжет которой заключается в том, как ты сначала спишь, потом, как ни в чём не бывало, встаёшь, выходишь на улицу... и тут ты, вся такая распрекрасная, целиком и полностью окрашиваешься в блестящую переливающуюся радугу, у тебя быстренько появляются огромные бЭлые крылья и такие же клыки и когти. Потом тебя озаряет навязчивое желание пожрать, и за углом ты видишь как нельзя кстати ковыляющего в твою сторону зомбия. Отточенным движением ты растягиваешь свои замечательные крылья так, что они занимают примерно полдвора. Затем взлетаешь, и, как в каком-нибудь мультике про ведьмочек, рассчитанном на аудиторию девочек лет этак пяти-шести, ты начинаешь блестеть и переливаться с новой яркостью, яростью и скоростью. Заметив тебя, зомбий начинает неуверенно пятиться назад, после чего столь же неуверенно разворачивается и, как ни странно, довольно ровно и твёрдо бежит сломя свою и без того сломанную голову, оставляя после себя пахучую дорожку.

Ты пускаешь в ход (а точнее в лёт) свои расчудесные крылышки и тихонько летишь высоко над ним, уверенно опираясь на поток ветра и направляя свою тушу в сторону жертвы. Вскоре испуганный зомбак приводит тебя к целому лагерю таких же, как он сам. Со стороны вся эта картина может показаться похожей не то на пристанище душевнобольных, не то на какую-то очень странную тюрьму. А может быть, всего-то на некое учебное заведение? Но в любом случае у тебя нет времени на размышления! "Легко и даже изящно", как в той песне про влюблённого зомби, летящего на бомбе, ты в несколько заходов почти спускаешься на землю, чтобы захватить охапку штук по 10-15 зомби. И эта куча настолько ничтожна в сравнении с тобой, что она в состоянии поместиться в твоих объятиях, и если бы эти бракованные людишки не были такими тяжёлыми, то поместилось бы и ещё штук шесть.

Наконец, быстро схавав всю эту "контору", ты успеваешь заметить, что тебя уже успело окружить множество танков и вертолётов. Надеясь на благодарность прибывшей толпы, ты даже не двигаешься с места. Но толпа чем-то недовольна, она открывает по тебе огонь. Быстренько поняв, что тебе это не нравится, ты достаешь из-за пазухи огромную катану, ты вскрываешь танки и летящие самолёты как жестяные консервные банки и также доедаешь их человеческое содержимое. А законсервированные люди с небольшими остатками мозга почему-то на вкус куда хуже трупятины. Из-за гадкого послевкусия ты просыпаешься.

Какой итальянский идиот додумался производить столь противный сыр? Сначала, далеко не на свежую голову, человек его незаметно для себя самого проглатывает, а с утра из-за этой гадости теряет остатки сна. А ведь какой классный был этот сон сначала! И как всегда, появление людей всё испортило. Конечно, я не знаю, чего хорошего в этом сюрреалистичном сне, ведь его содержание в очередной раз говорит о том, что у меня большие проблемы с восприятием реальности. Например, когда бы это неразумные и безмозглые зомби объединялись в стаи? Или, скажем, откуда в моём сознании появился образ из детского мультика? Не значит ли это, что я теперь ещё и умственно отсталая?

Но сон есть сон, и моё право решать, кому я хочу его пересказывать, открывая недра своего подсознания навстречу какому-то хмырю (или даже хмырихе), который не только будет откровенно надо мной конкретно стебаться, но ещё и куда-нибудь сообщит обо мне, после чего в это "куда-нибудь" меня и заберут. Ну нафиг таких заурядных слушателей! А потом ещё и спрашивают, за что же я так не люблю психологов. Они как те самые церковные люди, которые в каком-то там году сначала слушали исповеди ещё не заведомо провинившихся перед государством личностей, а потом стучали в органы, кто, что и где напортачил. Только теперь на месте власти (по крайней мере, у меня) предки.

Кстати по поводу предков. Вонючие сыры в основном стоят недёшево, так как это в основном деликатес. Не странно ли, в таком случае, позволять их себе во время "войны"? Хотя какая это война? Всего-то маааленький такой апокалипсис. В конце концов, постиг он только Землю, ибо на других планетах вряд ли есть жизнь, телевидение и интернет, поэтому никто и не зомбируется. Как говорил очередной умник, самая неизлечимая болезнь — это жизнь...