Условно-досрочное бессмертие. Часть 1. Старуха

Спала она, как ни странно, крепко. И всю ночь видела во сне, как ползёт по речному дну, как медленно поднимаются облака речного ила и как тяжёлые холодные воды относят их назад. А она продолжает ползти по речному дну.

После такого странного и тягучего сна ей следовало проснуться разбитой, но нет, раскрыв поутру глаза Лада ощутила такую бодрость и прилив сил, каких не чувствовала уже очень давно. Но рывком сев на постели она внезапно очень ясно и чётко вспомнила все события прошедшего дня. Сердце защемило от тоски по оставшимся дома родным, да и по самому миру, удобному, привычному и родному. Тут же вспомнились обещания того странного человека, который говорил о жизни чуть ли не вечной. А нужна ли она ей, такая вечность, когда жить придётся едва ползающей старухой? Почему-то стало очень обидно. И почему это не случилось с ней, когда ей было хотя бы пятьдесят? Она тогда как раз только-только потеряла мужа и на тот момент точно не отказалась бы начать какую-нибудь новую жизнь. Вспомнив о нём, Лада машинально принялась крутить на пальце тяжёлый мужской перстень, потом, как делала не раз, посмотрела на свет через прозрачный янтарь и поискала глазами навечно застывшее в окаменевшей смоле насекомое. А нет его. Она ещё раз, внимательнее, осмотрела янтарь — действительно нет. Странно, всё остальное ничуть не изменилось: на месте едва заметные кофейные пятна, что не отстирались с её любимых домашних брюк — они появились, когда свежеприобретенная кофеварка вдруг решила взбрыкнуть и принялась фырчать и плеваться кофейными брызгами; точно так же, как и раньше были стёрты подошвы ей тапочек: на прежнем месте оказалась заштопанная дырка в джемпере — его ремонтом занималась внучка, а она не великая рукодельница и шов получился чуть кривоватый. Всё было ровно таким, каким она его помнила, а вот кольцо почему-то изменилось.

Это небольшое и в сущности незначительное происшествие сбило её с настроя на тщательный анализ всего случившегося с ней за последние сутки и, возможно, спасло рассудок.

Многолетняя привычка заставлять себя вставать по утрам и начинать что-то делать и сейчас подняла её с постели. А как бы иначе она дожила до своих ста шести? А после нехитрых утренних процедур, когда Лада поняла, что в помещении ей заняться совершенно нечем, она вывела себя на улицу. И раз уж всё равно вышла гулять, то почему бы не пройтись до своей так называемой работы?

Сегодня этот город (как его там звали местные жители? Циунель?) показался ещё более странным и необычным. Ни одной ровной линии, все дорожки изгибаются, крыши поднимаются горбами, углы скруглены, а стены выглядят так, словно над ними поработала бригада таджикских штукатурщиков, впервые в жизни взявшая в руки инструмент. Словно бы этот город спроектировал и построил поклонник и последователь Гауди, впрочем, не столь талантливый как его кумир. Зато если приглядеться, и камни, и даже растения, и рыбы в мелких прудах все светятся мягким потусторонним светом. Или же переливаются текучей, глубоко запрятанной тьмой, но тоже очень красиво. Лада часто останавливалась, отдыхала и заодно вглядывалась в этот подаренный ей мир, и с каждым шагом он нравился ей всё больше и больше.

Езда на автотранспорте не даёт прочувствовать расстояние — это она знала и раньше, но даже не представляла, насколько далеко находится её новая работа от её нынешнего жилья. Если бы не тот добрый человек, что подвёз её практически к порогу, добралась бы до постели она не иначе как только к ночи. По крайне мере, сегодня она дошла до ратуши с таким значительным опозданием, что его даже у самого лояльного начальства "задержкой" назвать его язык не повернулся бы. Лада была готова к тому, что на её голову обрушатся громы и молнии, и к короткой неприязненной отповеди была готова тоже. Но ничего подобного, никто не обратил на неё внимания, пока она по коридорам пробиралась к своему кабинету, и у входа в него Ладу никто не поджидал. Весь день, пока разбирала папки, по мере приближения к основанию завала становившимися всё более пыльными, она ждала, что хоть кто-то заглянет к ней, высказать своё "фе" демонстративному попранию трудовой дисциплины. И даже на обед никуда не вышла — от волнения желудок скрутило в такой узел, что она не рискнула в него что-то положить.

В конце рабочего дня клерк, выдававший зарплату, пробурчал, что не стоило бы ей таскаться к нему каждый день, а получать один раз за какой-нибудь более-менее продолжительный период времени. Так всем и проще и удобней. Да и мелочи так на вас не напасёшься.

Мелочи, Лада специально остановилась пересчитать, было ровно столько, сколько и вчера. И вообще у неё создалось впечатление, что никого особенно не волнует, была ли она на работе и занималась ли там хоть чем-то полезным.

Да и ладно. Зато теперь можно спокойно пройтись по городу, поужинать в "Прудках" или в какой ещё забегаловке и может быть даже зайти в одёжную лавку. Действительно, привлекать к себе внимание необычностью одежд имеет смысл, когда ты молодая красотка, а не чуть таскающая ноги старуха.

Покупать дешёвку ей претило. В своей прежней жизни, даже в те времена, когда с деньгами было довольно туго, она предпочитала иметь всего два-три комплекта вещей в своём гардеробе, но хороших, качественных, чем кучу одноразового барахла. Но обстоятельства вынуждали. Её иноземный наряд, в купе с непривычной внешностью, никого, даже отдалённо похожего на себя Лада так и не заметила, привлекали к себе слишком много не всегда доброжелательного внимания. И, кстати, ни одного старика или старухи, тут ей очень отчётливо вспоминались слова того странного человека, который первым встретил её в этом мире, об отсутствии ограничений на длительность существования — ах, сколько вопросов, которые нужно было бы ему задать у неё возникло! Но, возвращаясь к предыдущему вопросу, если с внешностью своей она ничего не могла сделать, то одежда поддавалась коррекции.

Лавок, торговавших обувью и одеждой (их тут почему-то не делили, относили к одной категории товаров), на пути её следования от работы к дому встречалось немало. Как, собственно и иных магазинчиков, чем только не торговавших. Лада не утруждая себя проблемой выбора, зашла в первый попавшийся.

Мелодично зазвенели стеклянные трубочки песни ветра — кто-то откинул кисею от входного проёма, запирать двери в торговое время в Циунеле было не принято. Почтеннейший Теро Варо Ях высунул нос из подсобного помещения, окинул быстрым оценивающим взглядом, скривился пренебрежительно. Но клиент есть клиент, и он кивнул одной из младших родственниц, недавно выписанных из провинции в помощь семейному делу.

— Что пожелает прекрасная госпожа? — в торговый зал впорхнула девчушка, едва получившая право на третье собственное имя. Подняла взгляд на посетительницу, ощутила мгновенный ступор, потом решила: ай, ладно, лишний комплимент никогда не бывает лишним, даже если он совершенно незаслуженный.

— Кхе, — хрипло каркнула-усмехнулась посетительница. — Милая девушка, давайте обойдёмся без этого? Лучше помогите подобрать что-нибудь из местной одежды на имеющиеся у меня деньги.

И Лада предъявила две булавки денег — одну полную, другую уже початую.

— Так этого же совсем мало! — ахнула девушка и окинула ищущим взглядом весь, ассортимент выставленных на полки товаров.

— Тогда давайте посмотрим, на что всё-таки может хватить, — настойчиво предложила Лада.

— Точно не на одежду, — категорически заявила продавщица. — И, если вас это не слишком расстроит, могу посоветовать в лавку готового платья не обращаться, на вашу фигуру платье нужно шить на заказ и точно по мерке. Нижнюю рубашку ещё можно подобрать, а вот платье точно нет.

— Зачем мне нижняя рубашка, которую без платья я всё равно не смогу носить? — задала Лада почти риторический вопрос. — Какие ещё будут предложения?

— Обувь?

Девушка пробежалась вдоль полок, остановилась напротив той, где стояли туфельки на высоких вычурных каблучках, оглянулась на Ладу — та отрицательно покачала головой. Пожалуй, она бы даже в молодые годы не рискнула бы в таких по неровной брусчатке пройтись. Посомневавшись над другим стеллажом, девушка всё же сняла с полки пару обуви и понесла её на оценку странноватой покупательнице.

— Вот.

Поданные молоденькой продавщицей башмачки больше напоминали детские игрушки — кораблики, чем нормальную обувь: днище, палуба, задранный кверху нос, вот разве что мачты с парусами не хватает. Но стоило только чуть крепче сжать их в руке, как по "палубе" прошла трещина, от пятки до, почти, носка. С некоторым сомнением Лада всё же попробовала примерить их на собственную ногу. Башмачки весьма плотно обхватили пятку, после чего раскрывались, показывая стопу чуть не до самых пальцев. Эх, к таким бы башмачкам да хорошенькие ножки! Но чего нет, того нет. Шаг, другой — мяконькие, как будто по облаку ступаешь, и держатся на ноге хорошо.

— Беру, — решительно произнесла Лада. Потом внезапно смутившись, добавила: — Я имею ввиду, что если у меня денег хватит.

— Хватит, — радостно улыбнулась девушка, весьма довольная собой, тем, что помогла клиентке сделать правильный выбор. — Я бы не показывала то, что вам не по средствам.

Потом они долго вместе считали монетки — Ладе хотелось разобраться с местной денежной системой, а у продавщицы всё равно не было иных клиентов, упаковывали Ладины тапочки в которых она попала в этот мир и девушка проявила некоторый интерес к их странной конструкции. Потом Лада вышла на улицу и какое же это было наслаждение — идти, тот, кто не пробовал ходить по булыжной мостовой в обуви без задников, не поймёт. Господи, и как это она ухитрялась целых два дня добираться на работу, да ещё так далеко?!

Новая мысль заставила её застыть на месте как громом поражённую. А потом и отойти в сторонку, сесть на парапет очередного пруда, где обитают глазастые рыбы, задуматься. Как же это так? Дома она почти каждый день заставляла себя выходить на улицу, исключая разве что время гололёда — это был бы совсем уж неоправданный риск. В магазин за продуктами, в чайную, в кондитерскую, в парк, но это уже подальше, это при особенно хорошем самочувствии. И на каждый такой выход нужно было настроиться, собраться с силами, подготовиться как к длительной экспедиции. А здесь? Нет, она не стала чувствовать себя лучше, она по прежнему ощущала себя очень старой, очень хрупкой и почти бессильной. Но сделать, да вот хотя бы даже пройти, у неё получалось гораздо больше. Как это понимать? И стоит ли пытаться понять вообще или достаточно принимать с благодарностью?

Нет-нет, гнать от себя все эти сложные вопросы, гнать мокрой тряпкой, от них начинает кружиться голова и ныть сердце прямо как тогда, перед тем, как она умерла. И не стоит ли сосредоточиться на чём-нибудь простом, например на новых туфлях — отраде сердца любой женщины, сколько бы ни было ей лет, или предстоящем ужине, на который у неё даже деньги есть. Правда монетка осталась самая мелкая и потёртая, но, будем надеяться, её на что-нибудь да хватит.

Нельзя сказать, что ноги сами понесли её в сторону знакомого трактира — брела Лада очень медленно и не потому что никуда не спешила — быстрее просто не получалось. И оставалось только благодарить небо за то, что пусть тело её и подводит, зато память остра, а ум подвижен. И вот уже приметное дерево, выросшее ровно на углу домика, сложенного из синеватых кирпичей, а невдалеке поднимается над крышами дымок от открытого очага "Прудков". Уже почти добралась.

Трактирщица, увидев сегодняшний её заработок, одарила Ладу сочувственным взглядом, что-то про себя прикинула и выставила перед ней плошку с жидкостью, пахнувшей почему-то малиновым чаем и высокий стакан, в котором стояла охапка коротких толстеньких палочек.

— Спасибо, — поблагодарила Лада. Трактирщица в ответ кивнула и обратилась к следующему посетителю.

По одной, чтобы не рассыпать не расплескать Лада перенесла плошки за тот же столик у очага, который занимала и вчера. Никаких столовых приборов к этому кушанью не полагалось и она, украдкой глянув как едят это блюдо остальные посетители, принялась обмакивать палочки в тепловатую жидкость и обкусывать. Ничего. Очень похоже было на сухие хлебцы, по крайней мере мучной привкус ощущался отчётливо, а кисловато-терпкий оттенок поданного к ним соуса весьма гармонично дополнял кушанье. А, главное, в желудок укладывался тёплой сытной тяжестью и больше, кажется, от этого ужина ничего и не требовалось.

Сложно переоценить удобства собственного мира, где ты почётная пенсионерка, живёшь в собственной квартире, а с доставкой продуктов к дому тебе помогают внуки и можно вообще существовать, не выходя за порог дом. Можно было бы, если б таков был её выбор. Зато собственный день она организовывала себе сама и если вдруг после обеда её одолевала усталость, ничто не мешало задремать прямо в кресле, если нет желания подняться и добрести до кровати. А как быть здесь, если сонливость на неё накатила прямо за столиком в Прудках? Нет-нет, не засыпать ни в коем случае, наоборот, ущипнуть себя побольнее и вставать, идти, пока немощный организм не предал тебя окончательно.

Вроде бы и близко расположены Прудки, ближе уж точно ничего нет, а чувствовала себя она примерно так, как в школьные годы, когда на физкультуре сдаёшь кросс и страшно даже глаза поднять, чтобы увидеть, что финиш всё ещё очень и очень далеко. С чего бы то её посетили ассоциации из совсем уж далёкого детства? Наверное, потому, что с тех самых пор не приходилось совершать столь значительные физические усилия.

Вот уже и дом, и высокий бордюр, тянувшийся вдоль всего фасада дома и частично загибавшийся-выступавший за его края, отграничивая территорию двора от улицы, на который можно присесть, перевести дух перед финальным рывком. Неожиданно рядом с ней плюхнулась увесистая сумка.

— А ты в курсе, что тренироваться в создании магоформ за пределами храмового комплекса строго-настрого запрещено?

Это был давешний парнишка, тот самый, что провожал её в "Прудки", Ёжи, сын домохозяйки тётушки Ёси. Он был бодр, весел и явно не прочь поболтать всё равно о чём, всё равно с кем.

— Я просто устала и присела отдохнуть, — она открыла глаза, которые оказывается уже успела закрыть, и подняла на мальчика прозрачный взгляд. — Очень далеко с работы и на работу ходить.

— Оу, а было похоже что ты в транс вошла. А если так далеко ходить, почему не ездишь?

— А на чём? Где-то заплутала моя золотая карета с бархатными подушечками, — сказала она настолько иронично, что проняло даже незнакомого с земными сказками Ёжи. Кстати, ни рыцарь, не белый конь ей в голову даже не пришли — на что они ей в её почтенном возрасте, иное дело мяконькая подушка.

— А, ну точно, ты же здесь совсем недавно, а по другим анклавам барбаретты не ездят, вполне можешь и не знать.

— И не знаю, — кивнула она столь решительно, что взметнулся даже пух седых волос.

— Ездят здесь по городу такие повозки, одна к одной прицепленные, останавливаются перед каждым, кто имеет желание подъехать — как именно они это понимают, я пока не знаю, это вообще на каких-то запредельных ступенях изучают. Так вот, останавливается, заходишь, монетку, одну или несколько нанизываешь на копилку и вслух, отчётливо называешь место, в которое хочешь прибыть, садишься и ждёшь пока приедешь.