— Вы кушайте Сереженька. Что же вы словно на свадьбе сидите?
— Спасибо, Лариса Ивановна, так и потолстеть недолго. Я, наверное, лучше покурить схожу...
Мудрый взгляд жены командира полка моментально отследил тщательно скрываемую грусть совсем юного, но уже орденоносного лейтенанта.
— Угум. Не корите вы себя так Сереженька. Я же все вижу... Все-то никак вы с Валиной гибелью не смиритесь... А курить все же не нужно столько. Вы ведь еще совсем молодой. Лучше расскажите мне о нем. Какой он был, ваш Валенька? А то я его почти и не видела.
— Когда Павел нас в Харькове учить вызвал, мы в нарядах свои грехи замаливали. Валька с ребятами в самоходе попался, а я опять за пререкания огреб. Мы тогда думали, что нас снова куда-нибудь на работы отправят. Во искупление... А Павел шел вдоль нашего строя, и в глаза нам заглядывал. И взгляд у него был... такой строгий оценивающий. Вряд ли он тогда знал, что нас вместе с ним в Монголию отправят. Но отбирал он очень жестко. Я сейчас думаю, что если бы он с нами таким строгим не был, то кроме Вальки мы еще многих не досчитались бы. Ну, а Валя... Валя — он очень застенчивым был... Пока за штурвал не сядет... Спасибо Василию Ивановичу, что в Киеве с нами к его маме сходил, а то я и не знал даже, что и сказать ей...
— Вы выпейте Сереженька. Выпейте. А как вы в училище свой выпуск-то отмечали?
— А не было у нас выпуска, Лариса Ивановна! Скрынников нас тогда вообще не хотел отпускать, если б начлет с Иваном Олегычем не вступились, то не знаю, когда бы мы вообще училище закончили...
— А вы Боренька, почему так мало кушаете? И у Дмитрия вашего что-то опять тарелка пустая. Айяяй! Как нога ваша не сильно побаливает?
— Нормально нога, уже и не вспомню когда она по-настоящему болела. Вы нас тут с Митькой так закормите, что в кабины не влезем. А что это за кино у вас завтра показывать будут?
— Хорошее кино, ребятки. Совсем новое. Как раз про ваше крылатое воинство...
Петровский вышел на крыльцо. Родной аэродром 69-й бригады приветствовал старого знакомого летним грибным дождичком. Всего пару с половиной недель назад Петровский уехал в эту недолгую командировку. Однако с этого момента, казалось, прошла целая жизнь. Бой над плацдармом. Восторг от созерцания первых сбитых. Освоение мото-реактивных машин. Холод в груди при каждой аварии. Пашкины глаза при прощании. А потом был тот ночной бой... Когда все чему удалось научиться этим летом, прошло настоящую проверку. Самую жестокую проверку боем...
Сейчас 2-й особый полк принял майор Грицевец. На Сергея можно было положиться. А в 23-й ИАП вернулся пока только его командир. Дементьев принял эскадрилью ракетоносцев, этого можно пока не ждать. И еще на груди полковника сиял гранатовыми красками когда-то вожделенный, а сейчас принятый со спокойным достоинством орден. Когда ему и еще нескольким монгольским пилотам вручали в Москве награды, в какой-то момент Петровскому даже стало неловко. Вдруг подумалось, почему это тут нет Пашки Колуна? Вот уж кто свою награду точно заслужил. Даже захотелось сказать о нем что-нибудь хорошее. Но ничего не сказал Василий Иванович. Лишь поблагодарил товарища Калинина и родную партию за высокую оценку...
— Вот где ты, оказывается, спрятался от родной жены и товарищей по оружию?
— От тебя, куда спрячешься. Ну, что Ларочка? Все ли косточки перемыты? Все ли новости наизусть заучены? А, товарищ начальник добровольной женской контрразведки бригады. Что нового нынче вызнала?
— Да много нового, Васенька. Про то, что бригаду нашу принимаешь, ты уже знал. А вот про то, что тебе ее, скорее всего, Кузьмичу сдавать придется, думаю, внове будет.
— То есть, как так сдавать?! Это когда?!
— В октябре, наверное. Как раз после больших учений.
— А про учения, тебе какая рыба нашептала? И потом что будет?
— Кто б там не нашептал, Вася. А ясно все как божий день. Скоро нам с тобой отсюда уезжать придется. Далеко-далеко...
— Ну-ну-ну. Еще ты мне тоски нагони. Надо будет поехать, поедем. Серега полк нормально потянет...
— Куда ж Ильичу деваться. Что ни неделя, то полдня в полку, полдня на курсах. Маша говорит, он даже домой поздно приходит. К переаттестации готовится. В этом году, говорят, новые звания вводить будут. Может, даже и единоначалие заново введут.
— Будет день и будет пища. Так, помню, Пашка говаривал.
— Где-то он сейчас?
— Сама знаешь 'где'. Новую технику парень испытывает.
— Об этом можешь комэскам врать. А я тебя, обманщика уже четверть века знаю. Ладно, пойдем к людям. Все-таки праздник нынче, хоть и неспокойно что-то моему сердцу...
— Меньше о всякой ерунде думай. Пашка через такой ад прошел почти без царапины, что непонятно кто и хранил его.
— Кроме Бога некому. Пойдем Вася...
И один из виновников бригадного торжества, выбросив недокуренную папиросу, поправил синий парадный китель. В этот момент эмалевой поверхности 'Красного знамени' робко и нежно коснулась легкая рука дождавшейся своего ненаглядного мужчину хранительницы семейного счастья.
* * *
Павла засмотрелась на странный сильно зализанный биплан с остекленной практически как у АН-2 кабиной. Все линии самолета были тщательно аэродинамически выверены. Аппарат был явно гражданский. С другой стороны фюзеляжа прилетевший пилот о чем-то спорил с одетым в такую же куртку собратом по профессии.
— Джеймс не отказывай мне! Друг ты мне или нет?!
— Даже не проси. Не могу Фрэнки! Я вообще тут пролетом, в Сан-Диего. А потом и до столицы рванусь.
— Но в Комиссии ты же, старину Арнольда точно увидишь?
— Ну, увижу, и что с того?
— Как это что? Ты же помнишь, что нам из-за этого охлаждения всю плешь проели! Ты просто загляни к нам. Посмотри, как мы решили эту проблему, и все ему расскажи. Ну, пожалуйста!
— Сол! Ты с ума наверно съехал. До Баффало три часа лету. Да я целый день из-за тебя потеряю!
— На твоем 17-м 'Трэвелере' лететь всего полтора-два часа над озером.
— Ты немного забыл, что машина не моя. Так что рекорды я на ней ставить не планирую. Да, и куда вашим-то торопиться? Пока из Лэнгли ответ не придет, вам все равно ждать придется. До окончания испытаний заказов точно не будет.
— Как это, куда торопиться? Как будто ты не знаешь!
— Зря паникуешь, Фрэнки. То, что Кэллси на 38-м так быстро слетал, и так громко шлепнулся, еще ничего не значит. Лично мне, ваш 39-й понравился гораздо больше, чем 'Локхидское окошко'. Но... Сам понимаешь, дружба в таких делах ничего не решает. И еще я краем уха слышал, что заказ почти наверняка будет на обе машины. Флот от 38-го ни за что не откажется, такой дальности ведь ни у кого нет. Зато ваш легче и маневренней. В общем, прости. Не могу я в этот раз к вам залететь. Дел много.
В этот момент пилота окликнул какой-то коротышка в гражданском кепи.
— Мистер Дулиттл! Вас к телефону, сэр!
— Фрэнк жди меня здесь, мы еще не договорили. И убавь пока свою 'горелку', нервы надо беречь.
Павла изумленно вглядывалась в широкую спину будущего героя рейда на Токио, и будущего кавалера ордена Почета. Окружающий шпионку мир оказался теснее московской коммуналки. В это время собеседник еще одной 'авиационной легенды', недовольно нахмурившись, достал из кармана портсигар и отошел подальше от самолетной стоянки.
— Простите мистер. Я Адам Моровский. Это ведь, правда, был Джеймс Дулиттл, поставивший рекорд скорости?
— Ну, он. А вам-то, какое дело?
— Просто я восхищен его спортивными и испытательскими подвигами. Сам-то я автогонщик. Но уже давно мечтаю принять участие и в воздушных гонках.
— Это вы не по адресу. За этим вам надо в Нью-Йорк...
— А вы тоже летчик?
— Скорее инженер. Фрэнк Солсбери из Баффало.
— Рад знакомству, мистер Солсбери. Это замечательно, что вы инженер. Можно мне задать вам один профессиональный вопрос?
— Только если не очень долго.
— Ну что вы, сэр! Скажите, а что вы думаете об использовании разгонных ракет на самолетах?
— Что я думаю? Ерунда все это, мистер Моровски. Год назад мы с Вудом и Поером тоже собирались ставить ракетные ускорители на самолет.
— Вот это да! И что, вам удалось?!
— Нас даже слушать не захотели. Такой проект года три займет только на отладку ракет, за это время самолет успеет, морально устареть. В общем, глупости все это.
— А если использовать такие ракетные моторы для достижения мирового рекорда скорости?
— Кто это тут собрался мировые рекорды ставить? А?!
За спиной нарисовался Дулиттл собственной персоной, на его широком лице цвела насмешливая улыбка.
— Простите сэр. Мировые рекорды это в первую очередь ваше кредо. Вы ведь мистер Дулиттл?
— Я не оперный певец чтобы давать автографы. О чем вы тут беседовали с Солом... Гм. С мистером Солсбери?
— Адам Моровски, сэр. Я просто спросил мистера Солсбери о перспективах установки на самолеты ракетных моторов.
— И какой холерой, мистер Моровски, вы сами касаетесь этого дела?
— Судя по заданным вопросам, мистер Адам большой фантазер.
— Не спеши Фрэнк, пусть он сам за себя скажет.
— Просто я автогонщик. Мы с друзьями собрались ехать в Бонневиль, чтобы побить там мировой рекорд скорости на колесах. А я вдруг подумал, что аналогичный вариант рекорда и на скоростном аэроплане возможен.
— Соленое море в пустыне? Хм. Не так уж глупо. А на свою машину вы, что же собираетесь ставить реактивный мотор?
— Именно так сэр. Что тут такого?
— 'Что тут такого'. Гм. Действительно, ничего необычного. Ну, а мотор-то у вас есть.
— Только наброски, и, увы, не с собой.
— Ну что ж, мистер Адам, я желаю вам удачи в вашем деле. Вот моя визитка, если появятся серьезные идеи подкрепленные расчетами, то буду рад прочесть все это в письменном виде. Тогда наше знакомство по данной теме может продолжиться. А сейчас извините, нам с мистером Солсбери нужно закончить беседу.
Мягко 'отправленная' Павла, не спеша, отошла к зданию диспетчерской. Отправленный на разведку Анджей все не появлялся. За спиной она успела расслышать всего несколько фраз, касающихся недавней беседы.
— Наивный юнец. Думает, что никто до него об этом не думал. Помнишь нашу записку, приложенную к проекту? Мы ведь 39-го тоже хотели жидкостными ракетами разгонять.
— Интересный парень. Смотрел на меня как на чудо, но не струхнул. И уверенность в нем есть. Может через годик-другой, и правда, услышим о нем. А? Как думаешь Сол?
— Вряд ли. Ну, так как с моей просьбой?
— Давай так. Сегодня я точно не успею. А денька через четыре прилечу на Райт-Филд, там мы все с тобой и обсудим. Подскочишь туда, тебе же близко. Ну или я к тебе...
Продолжения Павла уже не слушала. Вернувшийся от владельца авиашколы Терновский от переизбытка чувств завернул цветистую польскую идиому. Сдать экзамены в Ошкоше прямо сейчас было невозможно, потому что местная авиашкола начинала прием экзаменов только в сентябре. Тратить время на пришлых даже за деньги тут никто не собирался. Приятели залезли в свой 'Форд' и двинулись дальше...
/Черновой вариант продолжения от 20.04.2013года/
* * *
Под завывание несущихся к ожидаемому месту посадки пожарных машин, дымящийся самолет заходил на полосу. Один из боковых винтов не вращался как раз со стороны пожара. Сама крылатая машина нервно покачивалась с крыла на крыло, что явно свидетельствовало о частичном повреждении крыльевой механизации. Налицо, был очередной 'взбрык' одного из опытных ТРД. Проскура метался по аэродрому, раздавая нервные распоряжения. К зарулившему самолету сначала подскочила пожарная машина. Затем у закопченного мокрого бока фюзеляжа материализовался грузовик с бригадой демонтажников. Пилот-испытатель сочувственно похлопал по стойке шасси, и шагнул к начальству.
— Все целы, Георгий Михалыч?!
— Кусок внешнего контура близко от стекла просвистел, Георгий Федорович, но никого не задело. Я еще там наверху второго 'Кальмара' тоже выключил... Решил на двух винтах садиться, вроде нормально вышло.
— Правильно решили. А что там с нашим новым 'погорельцем' стряслось? Успели разобраться?
— После очередного включения рванул. Сперва у обоих 'Кальмаров' давление топлива упало, потом у левого температура 'на взлет пошла'... Возможно, снова трубки топливной системы, а может, и сами форсунки. Главное, что турбина в этот раз точно не причем. Не было характерных звуков.
— Ладно, голубчик, идите, отдыхайте. На сегодня все полеты закончены, но к вечеру жду ваш отчет.
— Думаю, через часик напишем.
— Можете не спешить. Да, слава Богу, что все живы!
— Да уж. Если бы не оставшиеся два мотора пришлось бы кольца рвать.
Проскура, в очередной раз мысленно похвалив Колуна и Еременко за фантастически удачный в плане безопасности аппарат, пружинистым шагом отправился в ремонтный бокс. А Шиянов через окно бытовки окинул благодарным взглядом своего любимца, и начал набрасывать черновик отчета. В который уже раз 'Горын' принял на себя большую часть смертельного риска, и спас свой экипаж. Первенец и флагман эскадры реактивных испытательных машин сейчас сиротливо замер со снятыми капотами, и пустыми нишами демонтированных с него летающих испытательных стендов. На крыльях продолжали суетиться техники.
— Егор Михалыч. Звиняй, шо тревожу!
— Да брось ты, Савва Михалыч! Всегда тебе рад. Стряслось чего?
— Да ни особливо чего, Егорушка... Пашка вот только мне снова написал, и просил до вас с Михал Михалычем весточку отправить. Вот я и передаю.
— Спасибо, почитаю. Ну, а на словах передавал чего-нибудь?
— Так мы ж и не виделись с ним. Я сам-то это его письмо от Житомирских вояк получил. Мне он там тоже кой-чего отписал.
— По нашим делам?
— По ним.
— Намекнешь о чем?
— От тебя чего таиться. Просил попробовать жаростойкие лепестки к реактивному соплу придумать, которые тонкими тягами раскрывать и обратно прикрывать можно будет. Чтоб, значица, тягу нашему 'Осьминогу' регулировать. Да вот, думаю, дело то дюже сложное. Боязно мне что-то за такое самому браться.
— Так ты бы у научных ребят спросил. У того же Проскуры опять же.
— Даже не знаю, стоит ли о том, говорить ли товарищу профессору.
— Ты это напрасно, Михалыч! Георгий Федорович, обязательно придумает, как такое сделать и применить.
— Так, Пашка меня сызнова подбивает... Мол, сначала тот макет надо сделать, и лишь потом его показывать. Вроде того, не любит 'Большая наука', чтобы её уму-разуму учили. А вот от готового механизма в жизни не откажется. Даже мотоцикл, который я ему делаю, предложил продать, да на эти деньги работу начать. Потом еще доплатить собирается. Да только не в деньгах тут дело. Эх! Совсем ведь не в деньгах... Больно уж сложная механика там в его каракулях прописана. Не потяну я один такое.
— Так к Лозино-Лозинскому зайди, расскажи. Чего толку одному кручиниться.
— А если, и, правда, с умных мыслей собью наших разумников, тогда как?
