Звонки. Часть первая

Ему было страшно жить. Ему было тяжело бороться с враждебностью этого мира...

А чай снова казался холодным, а сахар безвкусным.

— Я схожу с ума. — Понял Аксин.

Это было бы не так пугающе, если бы не мешало ему работать. Впервые в жизни он не мог сосредоточиться на своих фантазиях... Приходилось отвлекаться на какие-то смутные душевные волнения. Он даже принял решение сходить к врачу. Жаль, что для этого придется выйти за пределы родных стен. Ах, каких огромных душевных сил ему стоило просто столкнуться с шумными улицами и с идущими навстречу прохожими, которые будут коситься на вечно-задумчивого мужчину с мечтательными голубыми глазами. Странные женщины со странными намереньями, щупающие его изучающими взглядами... Аксину и в голову не могло прийти, что причиной тому может быть его вполне себе привлекательная внешность. Он был слишком благороден... и высокомерен для подобной бестолковой мишуры. И такие уличные явления человеческого внимания вызывали у него если не брезгливость, то уж настороженность точно.

Для верности, перед уходом Аксин решительно сунул руку в чайник с кипятком и с каким-то даже мазохистским удовлетворением продержал ее там почти минуту, глядя, как кожа неотвратимо покрывается багровыми пятнами ожогов. Улыбнулся полубезумной улыбкой...

"А ведь я теперь почти Бог. Я неуязвим..."

Наверняка то, что происходило с ним, было ненормальным. Хотя рука и покраснела и приобрела свойственный обожженной коже вид, боли он не чувствовал. Он не чувствовал ни-че-го. И, наверное, он бы так и не понял, что его состояние вопиющего спокойствия было ничем иным, как назревающей истерикой, воспаляющейся где-то глубоко в его подсознании, в толщах коры головного мозга. И так бы и хранил он в себе этот взрыв эмоций, если бы не одна маленькая и заключительная деталь в этой короткой однодневной истории... Как известно, в большинстве случаев хватает одного невесомого птичьего пера, чтобы перевесить громадную чашу весов и решить... ну, например чью-то судьбу. Или, как едва ощутимый порыв легкого осеннего ветерка срывает сухой лист с дерева — одна мимолетная случайность может серьезно сорвать чей-то рассудок. И сейчас Аксин с выражением уставшего безразличия на лице обозревал совершенно гладкую поверхность двери. То есть совершенно гладкую... В его руках были ключи от замка, вот только приладить их было некуда — замка не было. И узкой щели, куда каждый нормальный человек каждое утро, чтобы выйти из дома, или каждый вечер, чтобы вернуться домой, с трепещущим ожиданием вставляет тонкую металлическую палочку с зазубринами — тоже не было. Даже ручки — и той не было... Зато, в качестве чьей-то жестокой шутки, в самой середине железной двери, где-то не на самом приличном уровне, светилось круглое стеклышко "глазка".

Аксин осторожно прикоснулся к гладкой поверхности перед собой, аккуратно проводя подушечками пальцев в том месте, где когда-то была замочная скважина. Провел вдоль, сантиметров на двадцать...

"Кто-то перевернул дверь". — Сделал он довольно-таки странный вывод.

Но понять его в данной ситуации, наверное, было легко...

Аксин вдруг почувствовал, впервые в жизни, неимоверное желание оказаться на улице. Вырваться из своих когда-то уютных и родных четырех стен, которые сейчас казались ему захлопнувшейся ловушкой. Сам он был лисицей, попавшей в капкан в собственной норе. Хотя нет, пожалуй, образ лисицы не подходил ему... Скорее он назвал бы себя полевой крысой. И он ни сколько не сомневался, что знает, кто был тем самым охотником, которому так нравилось играть с ним в преследователя и жертву.

Он в беспомощности опустился на пол, прижимаясь спиной к стене. Стена издавала пронзительную бетонную температуру, проникающую под махровый халат и, он был уверен, оставляющую на спине голубо-лиловые отпечатки холода и боли. Ему хотелось заорать. И ударить кулаком в стену. А потом еще раз... Пока в ней не появится трещина... Или не треснут костяшки пальцев.

— Мир вокруг меня сходит с ума. — Заключил Аксин.

И сейчас же пожалел, что вообще открыл рот.

— Ты хочешь поговорить об этом?..

— Меня пугает темнота, я плохо вижу... — Аксин не любил свою кухню при выключенном свете. Она его пугала.

— А зачем тебе вообще видеть? — Удивился мужчина. — Тебе же не интересно смотреть. — Он пожал плечами.

Аксин не нашелся что ответить.

— А может быть, ты хочешь посмотреть на мир? Выйти на улицу, пройтись по городу, поглядеть на людей... — Продолжал он его провоцировать.

— Когда я говорил, что мне не интересно жить в своей жизни, я не имел в виду, что мне не нужна связь с окружающим...

— А зачем она тебе? Все что тебе нужно — в твоей голове. Ты же сам — пустой сосуд. Рупор. Твои слова?

— Да, но... Но мне же нужно выходить на улицу! Мне нужно покупать продукты... Когда вы успели снять замок с моей двери?

Мужчина расхохотался. Весело, заливисто и радостно. Ну, точно Санта-Клаус у рождественской ёлки.

— Ты правда считаешь, что я самолично выкручивал винтики из твоей двери?

— Но у меня на двери нет замка! — Аксин почувствовал себя весьма и весьма глупо.

— Разве? Я думаю, что тебе это просто показалось... Или ты хочешь проверить? Иди, я тебя не держу... больше.

Писатель осторожно встал с дивана и так же осторожно вышел на середину кухни.

— Ну не-ет... — Он попятился, глупо улыбаясь и тряся головой. — Нет же... Сейчас там все будет на своем месте. Точно... Так ведь?

— Ну, я и это допускаю. — Человек развел руки в стороны... И вдруг поднялся.

Аксин так привык видеть его неподвижным, что от испуга отскочил в сторону и уперся спиной в разделочный кухонный стол. Еще больше он испугался, когда, уже ненавистный ему, демон направился в его сторону.

— Ты, кажется, волновался сегодня за свое здоровье?

В руке его сверкнул уже знакомый Аксину с первого дня их неудачного знакомства нож. Отблеск, от мелькнувших за окном фар проезжающей мимо машины, змейкой пробежал по лезвию, отскочил искрой прямо Аксину в глаз, парализуя расширившийся зрачок, заставляя его растерянно заморгать. Автомобиль за окном прошуршал колесами на прощание и исчез в арке. Писатель еще теснее прижался к столу... Но, продолжал молча следить за приближающимся мужчиной. Наверное, едва скользящий по полу силуэт — тень без лица, напоминающая живого человека лишь редкими бликами на смуглой коже, должен был выглядеть мягко говоря устрашающе... Но ему было скорее любопытно.

"Что он сделает? Перережет мне горло? Воткнет мне нож в сердце?.. Эх, навряд ли.."

— Дай ка мне свою руку...

Дальше отступать было уже некуда... Можно было запрыгнуть на стол, но на такие акробатические подвиги Аксин в силу своей давней нелюбви к спорту, не решился.

— Да что вы от меня хотите??

— Всего-навсего... — Силуэт наклонился к уху писателя и, чуть помолчав, шепнул. — Удовлетворить твое любопытство.

— А вам очень необходима для этого моя рука?!

— Ну, я думаю, она и тебе не слишком нужна будет в скором времени. — Засмеялся человек. — Вспомни, когда ты последний раз что-то печатал на своем ящике с механизмом внутри?.. А когда ты в последний раз ел?.. Аксин, ты помнишь, когда в последний раз испытывал чувство голода, или жажды?..

Человек говорил... Голос его, состоящий из колких смешинок и назидательных ноток, металлическими пластинками бил по вискам, чередуясь с ощущением обжигающе-холодного дыхания на щеке и шее.

"Вот это действительно — свежее дыхание... Мне можно теперь ухо проколоть в нескольких местах без анестезии". — Аксин попытался отвлечься на иронию, однако это слабо получалось. Голос его гипнотизировал...

Двигаться становилось все тяжелее. Аксину казалось, что он медленно превращается в подмерзший кисель... Некая красноватая субстанция... Сгусток застывшей крови...

— Вытяни руку вперед... И получишь ответы на некоторые свои вопросы. — Ехидно улыбнулся мужчина. Нож в его руке сверкнул сталью.

И, так же, будто под гипнозом, он медленно протянул руку вперед, ладонью вверх. Он словно во сне наблюдал, как острие медленно, будто танцуя, чертит длинный зигзаг на бледной, вроде как чужой коже... Почему чужой? Наверное потому, что он не чувствовал ни малейшего укола боли... Вот его тонкая шкурка аккуратно, как будто под хирургическим скальпелем, разошлась, образуя тонкую щель, с бордовой полосой подступающей крови внутри. Как в замедленной съемке, он успел рассмотреть светло-розовые, с кривыми краями, стенки своей раны. Боли не было... Не было ни-че-го. Снова.

А потом резко хлынула кровь. Красивым, рубиновым потоком. Так обычно бывает только в остросюжетных американских фильмах... Или в его, Аксина, книгах... Заливая руку до локтя, расползаясь узкими змейками по запястью, по ладони, она шустрыми густыми каплями усеивала пол, постепенно превращаясь в лужицу томатной пасты. Несколько крупных капель украсили полы его халата. Пятна расползались по белоснежной махровой ткани, меняя очертания и разрастаясь, напоминая по форме своей цветы с лепестками и стеблями, становясь все ощутимее и живее.

Мужчина наклонился перед ним, поднимая одну бордовую розу с пола и, едва заметно поклонившись, протянул одну Аксину.

— Почему я... — Аксин покачал головой, отворачиваясь и от розы, и от человека. — Почему... Что со мной? Я умираю?

— Болит рука? — С ноткой деланного сочувствия в голосе поинтересовался тот.

— Да вы же и сами знаете, что нет!

— Тебя это пугает?!

— Нет! Вы и это знаете! Нет, нет и еще раз — НЕТ! — Взвыл писатель. — Почему?.. Вы можете объяснить мне, что со мной? Что вы сделали со мной? Почем именно я?!

— Я же объяснял тебе, кажется... или мне изменяет память? — Силуэт склонил голову на бок. — Ты сам сделал это с собой. Дай мне еще немного времени и я смогу понять — почему...

— А когда я смогу понять?? Когда я пойму, почему вам так не дает покоя содержимое моей головы?

— А тебе никогда не хотелось заглянуть в чью-нибудь голову?

— Мне кажется, это не самое приятное зрелище...

— Значит, мы никуда не пойдем? — Поинтересовался мужчина так безмятежно, будто это касалось похода в продуктовый магазин за картошкой.

— Пойдем? Благодаря вам я даже почтовый ящик в собственном подъезде проверить не могу... А тут вы, кажется, решили куда-то меня пригласить?

— Аксин, это не я заковал тебя в четырех стенах. Ты сам не можешь открыть дверь на улицу. Причем уже давно... Очень давно. Разве не ты просил человечество оставить тебя в покое?

— Я всего лишь хотел спокойно заниматься своим творчеством!

— Ну так, зачем дело то стало? — Развел руки в стороны человек.

— Я не могу!! Вы мне мешаете! Я не могу спокойно работать, когда вы каждый вечер врываетесь в мою квартиру, в мою голову, в конце концов!

— Так попроси меня, чтобы я ушел.

— А вы уйдете? — Покосился недоверчиво Аксин на собеседника.

— Конечно — конечно! — Заверил тот.

— Тогда... уходите сейчас же...

— Слабовато. — Покачал головой мужчина.

— Уходите! — Взвизгнул писатель истерично.

— А-а. — Казалось, будто бы силуэт улыбается сквозь густую темноту. — Ты же сойдешь с ума от ужаса, если я оставлю тебя одного.

— Я уже... сошел с ума. — Заключил Аксин печально.

А потом сел на пол, обхватил голову руками и затих. Мужчина молчал тоже. И улица за окном молчала... И даже снег падал на вечерний город бесшумно, едва касаясь своим туманным сиянием земли, будто опасаясь нарушить это дружное гробовое молчание.

— Расскажи мне... — Мужчина опустился на пол напротив писателя, подперев плечами противоположную стену. Аксин на этой фразе нервно вздрогнул. — Какой момент в твоих книгах для тебя самый любимый?

— Ммм... Но вам-то это зачем?

— Я же уже признавался тебе в том, что мне скучно жить... И нам обоим будет весьма интересно полюбоваться на содержимое твоей головы...

— И каким это образом вы собираетесь развлекаться? — Испугался Аксин, отодвигаясь на всякий случая подальше от своего собеседника.

Мужчина перевел взгляд на окно. Аксин, пользуясь моментом, впился взглядом в его профиль. Нос с горбинкой, уголок густой брови, короткие ресницы, тонкие губы...

— Эта ночь может закончиться весьма печально для тебя... Нет, не бойся, я говорю лишь о твоем психическом состоянии... Поэтому, вместо того, чтобы наблюдать за тем, как ты уверенно закипаешь на медленном огне своего безумия, я решил развлечь нас обоих. Так какой?..