Гордая птичка Воробышек

Она медленно выходит, не спеша огибает мою замершую у дверей живым изваянием фигуру и упирается в затылок недовольным взглядом. Бухтит под нос ругательства, шелестя капроновой авоськой и бренча в кармане многочисленными ключами.

— Гляди, еще одна пришла под порог! Стоит, выжидает, и не стыдно ей... Бесстыдницы! Все ходите и ходите! Совсем совесть потеряли! То одна, то другая, теперь вот третья. Гордости у современных девиц нет — один срам под юбкой остался. Что, поди, дома твоего дружка нет? — нехорошо интересуется, заглядывая в мое невозмутимое лицо. — Или закрылся с кем?.. А еще в очках, приличная! Мать-то с отцом и не догадываются, небось, для чего вы сюда все бегаете?.. Ну, ничего, как под подолом чего тяжелое домой принесешь, так сразу всполошатся, только вот поздно будет! А государству корми вас, матерей-одиночек, поднимай безотцовщину...

Старушка стоит, никуда не спешит и сверлит меня осуждающим взглядом. Спорить с такой бесполезно, и от стеснения и злости я еще раз трижды нажимаю на кнопку звонка и подступаю к двери ближе.

"Да где же ты, Люков, запропал? Покажись!" — вслушиваюсь с внутренним страхом и мольбой в игнорирующую меня тишину квартиры. — "Может, действительно дома нет?.." — наконец решаю, что мне, пожалуй, лучше уйти отсюда прямо сейчас...

Нет, дома. Открывает замок, распахивает дверь, окидывает меня из темноты прихожей мрачным колючим взглядом и, не сказав ни слова, затаскивает за локоть в вглубь квартиры.

— З-здрассьте...

— Семеновна, сгинь! — хлопает за моей спиной входной дверью, прямо перед негодующим носом соседки, и шлепает босыми ногами мимо меня в комнату. Щелкает выключателем.

А я на секунду перевожу дыхание. Оставшись одна, осторожно осматриваю небольшую уютную прихожую в сине-белых тонах, и замечаю на мягком ковре у стены большого рыжего кота, выпучившего на меня желтые глазищи и выгнувшего дугой спину.

— Ну, долго будешь столбом стоять? — слышу через минуту из комнаты тусклый голос. — Время не резиновое!

Господи, должно быть уже к половине четвертого подбирается! Я спешно разматываю шарф, снимаю куртку, шапку и расшнуровываю ботинки. Оставив вещи на вешалке, чешу опешившее от моей наглости животное под брюшком и ступаю следом за Люковым в комнату. Замираю стыдливо на пороге, обхватив сумку с конспектами двумя руками. С удивлением гляжу на стремительную фигуру парня, сгребающего с дивана смятое постельное белье и возвращающего спальной конструкции изначально заданное дизайнером-инженером положение.

На Люкове спортивные серые брюки и черная растянутая футболка. Она задралась к лопатке парня так, словно ее только что спешно натянули, открыв широкую, сужающуюся к талии гибкую спину, но я смотрю не на нее. Я изумленно таращусь на светлые, беспорядочно откинутые со лба отросшие волосы, льняными прядями падающие на чуть кудрявый затылок. На черные брови, черные ресницы и темные колючие глаза, хмуро остановившиеся на мне.

— Здравствуй, Илья, — еще раз говорю, не зная, куда себя деть от этого прямого взгляда. Растерянно поправляю очки и вновь, как в нашу последнюю встречу, почему-то пячусь назад, пока неожиданно не вздрагиваю от звучного щелчка замка, раздавшегося за моей спиной.

Это в ванной. Я отскакиваю от распахнувшейся двери как раз вовремя, чтобы вышедшая из комнаты красивая темноволосая незнакомка не задела меня деревянной панелью. Высокая и стройная, завернутая лишь в одно короткое полотенце девушка делает несколько неуверенных шагов вперед, прежде чем разворачивается и окидывает меня удивленным взглядом. Скосив на парня подведенные глазки, осторожно, с едва различимым неудовольствием интересуется:

— Илья, кто это? Я что, не вовремя?

Люков молчит, и я молчу вместе с ним, не зная, что сказать. Под неожиданным девичьим взглядом, оценивающе ползущим по моей неброской одежде, я чувствую себя ужасно глупо, и мысленно проваливаюсь под землю, покрываясь смущенным румянцем. Кажется, своим внезапным визитом и настойчивым звонком я помешала уединению сладкой парочки и, если сейчас же срочно что-то не предприму, могу невольно послужить причиной их возможной ссоры.

Я прижимаю сумку к груди и открываю рот, чтобы сказать что-то вроде "Простите, я, кажется, ошиблась квартирой", но за меня опять говорит девушка.

Она танцующей походкой подходит к Илье, поправляет у своего ушка, отмеченного множественным пирсингом, короткие волосы и обвивает его руками за талию. Целуя в шею, бросает на меня еще один оценивающий, но уже куда более спокойный взгляд, и запускает холеные, с черными ноготками ладошки парню под футболку. Поглаживает игриво смуглую кожу, лаская живот.

— Она не похожа на твою родственницу, Илья, и уж тем более, — хихикает довольно, очерчивая указательным пальцем линию резинки брюк, — сам знаешь на кого. Ты что, вызвал технический персонал? Зачем? Я и сама могла у тебя убраться, мне не трудно. Только попроси! Отправь ее, — говорит требовательно, вновь лаская Люкова, — и я смогу повторить все снова. Может, в спальне?

Ее движения так откровенны, а взгляд призывен, что я ощущаю себя почти преступницей, ворвавшейся без спроса и приглашения в чужой мир двоих людей, отворачиваюсь и стремительно срываюсь с места, желая поскорее убраться от них. Это была плохая идея, твержу себе, испытывая чувство горячего стыда. Чертовски плохая! Просто ужасная! А все декан, чтоб ему до ста лет со студентами воевать! Нашел дуру...

— Я... Извините! Я, наверно, пойду... — бросаю неловкое за плечо и сбегаю, не поднимая глаз, в прихожую, но неожиданно громко вскрикиваю, остановленная у порога сильной рукой. — Ой!

— Воробышек, села! — раздается резкое и довольно грубое над моим ухом, и я едва замечаю миг, когда мир вокруг меня смещается, локоть поднимается, и вот я уже так же стремительно лечу от входных дверей по противоположному, заданному рывком хозяина направлению, — прямехонько к письменному столу. Послушно плюхаюсь безвольной тушкой в кресло и замираю, отчетливо слыша за спиной, как девушка удивленно и почти умоляюще восклицает:

— Но, Илья...

И получает в ответ холодное и сухое:

— Поторопись, детка, тебе пора.

"Уф! И мне пора", — решаю я, отгородившись от этих двоих своей внезапно ожившей целью. Раз уж я очутилась в квартире Люкова, за его столом, я не хочу злоупотреблять временем хозяина и быстро шуршу сумкой на коленях, извлекая на стол конспекты и ручку. Разложив предметы для учебы перед собой, зажмуриваюсь и резко выдыхаю, изгоняя из тела проклятое волнение. Читаю про себя резкие стихи Блока и стараюсь не слышать капризную девичью возню за плечом и громкое шипение кота из прихожей. Готовясь при появлении Ильи сразу перейти к делу.

Господи, уж лучше бессонные ночи, чем такие визиты, честное слово! Хотя, куда бессонней-то!

Когда я открываю глаза, Илья стоит у стола. Опершись плечом о стену и сунув руки в карманы спортивных штанов, не сводит с меня карих холодных глаз.

— Кхм! — прочищаю я горло, внезапно наткнувшись на них и чувствуя себя под этим неласковым взглядом бабочкой под стеклом. — Э-э, с-с чего начнем, Илья? — заикаюсь, выпрямляясь на стуле.

Люков вскидывает бровь и пожимает плечом. Тянет руку к моему конспекту, лениво вертит его, раскрывая перед собой на столе.

— А что надо? — спрашивает равнодушно.

— Ну, если можно, "Сопротивление материалов", — бормочу я, стараясь не поднимать на Люкова глаза. — Алгоритм метода начального параметра и универсальное уравнение упругой линии. У нас во вторник контрольная, а я... в общем, я к ней не готова. Совсем, — признаюсь честно.

Я давно смирилась с тем, что учеба на физико-техническом факультете мне дается не просто, если не сказать хуже, но все равно краснею под оценивающим взглядом студента Люкова.

— Условное обозначение в уравнении компенсирующей погонной нагрузки? — задает он вопрос, возвращая конспект и стаскивая со стола другой. Лениво пролистывает его вслед за первым.

— Э-э, "кью"? — говорю я.

— Координаты, абсциссы точек приложения сосредоточенных сил и сосредоточенных моментов?

— М-м, "Эй" с индексом "И", и... "Ди"...

— "Би" с индексом "Йод". М-да, Воробышек...

Люков мягко толкает прочь от стола кресло, в котором я сижу, и нависает сбоку. Выдвигает верхний ящик стола, задвигает, затем нижний. Наклоняется, тянется вглубь стола рукой... Я замечаю аккуратную стопку конспектов, перебираемую длинными красивыми пальцами, но смотрю не на них, а на светлую голову, склонившуюся перед моим лицом, и ловлю легкий запах можжевельника и горького апельсина, исходящий от его чистых волос. Когда обтянутое тонкой тканью крепкое плечо невзначай касается моей груди, я, словно обжегшись об него, сама отталкиваю кресло подальше от Люкова. А сообразив, что сделала, тут же ругаю себя за излишнюю подростковую порывистость, получив вдобавок к непрошеному прикосновению еще один внимательный мужской взгляд.

— На, Воробышек, пригодится, — Илья держит в руке несколько конспектов и медленно кладет их передо мной. Усмехается криво, одними губами, глядя на мои пунцовые от смущения щеки.

Да что это я, в самом деле, точно школьница! Зла на себя не хватает!

— Мы можем заниматься предметом в телефонном режиме, если ты меня боишься, — неожиданно предлагает, усаживаясь бедром на стол и оглядывая меня изучающим взглядом, словно странную дикую зверушку. — Или вообще не заниматься, — протягивает руку к спинке кресла, за мое плечо, и придвигает меня, словно провоцируя, ближе к себе.

Испугавшись, что он передумает, я отрицательно дергаю подбородком и решительно поднимаю руки на стол. Раскрываю перед собой предложенные тетради и старательно игнорирую нечаянные касания локтем твердой мышцы ноги.

— Хм, как скажешь, Воробышек, — недобро оскаливается Люков на мое упрямство, пока я моргаю на него сквозь прозрачные стекла очков, и с раздражением в голосе предупреждает. — Только помни, птичка, что доброта моя не безгранична. А теперь записывай, — отворачивается и небрежно откатывает по столу в мою сторону ручку. — Определение выражения для функции "кью"...

И я записываю.

Два часа пролетают незаметно. Голос Люкова приятен и не навязчив. Он отлично знает предмет, доходчиво объясняет, и я с завистью и уважением старательно внимаю каждому его слову, то и дело склоняя голову к конспекту. Когда на моем стареньком телефоне срабатывает будильник, мы оба подскакиваем от неожиданности.

— Ой! Кажется, мне пора! — я растерянно вскрикиваю и под озадаченный взгляд хозяина квартиры поспешно выбираюсь из-за стола. Сгребаю в сумку тетради. — Можно? — осторожно спрашиваю, указывая глазами на предложенные Ильей конспекты. — Я верну тебе после выходных. Понимаешь, мне бы еще дома позаниматься...

— Бери, — отвечает парень, толкая ко мне тетради. Он встает, отходит к дивану, садится, включает пультом плазменную настенную панель телевизора и утыкается взглядом в спортивный репортаж с автогонок.

— Спасибо...

— Захлопнешь за собой дверь и не нервируй кота, — бросает за плечо, когда я подхожу ближе. — Ну, чего тебе? — кисло хмурится в ответ на неловкую попытку поблагодарить его.

— Илья, сколько я тебе должна? — я повторяю свой вопрос чуть громче и поспешно открываю сумку в поисках спрятавшегося в ее необъятных недрах тощего кошелька. Денег у меня немного — так, ерунда, но уговор есть уговор, и я готова отдать большую их часть, лишь бы не ударить перед Люковым в грязь лицом.

И все же краснеть приходится.

— А сколько есть? — после паузы, отрешенно интересуется парень, лениво перелистывая телевизионные каналы. Показывая тем самым, насколько ему неинтересно мое присутствие.

— В-вот, — я растерянно достаю из кошелька все его содержимое и протягиваю перед собой. — Это все.

Люков даже не смотрит в мою сторону. Не видит моей руки и не протягивает своей. Он просто равнодушно кивает, кривя угол красивого рта:

— Годится, Воробышек.

Это все, что у меня есть. Он это знает, я чувствую. И эта его маленькая месть так унизительна, что от стыда я готова провалиться сквозь землю. Но вместо этого послушно кладу деньги на стол, разворачиваюсь и бреду в сторону коридора. Снимаю куртку с вешалки, натягиваю шапку... Шнуруя ботинки, ласково касаюсь морды подозрительно обнюхивающего меня кота.

— Ничего, киска, прорвемся, — говорю, неожиданно улыбаясь. — Подумаешь, напугал! Выкрутимся, не в первый раз. Главное, — шепчу весело в желтоглазую морду, — я это сделала!

Закидываю сумку на плечо и, не оглядываясь, шагаю прочь из квартиры.

* * *

— Кто? Воробышек?! Не смешите мои кишки, Зин Петровна, у меня и так от вас несварение! У какого-такого хахаля заночевала?.. Какое ночное свидание?.. Да быть такого не может, это вам не просто друг, а свиданец со стажем говорит! Точнее, быть-то хахаль у Женьки очень даже может, а вот чтобы я о нем не знала... Не-ет. Говорю вам, случилось что-то страшное и ужасное, возможно, даже роковое! Немедленно, просто немедленно звоните в полицию! А то я сама позвоню! Слышите! Аллё! Где вы там?! Да я все уши дежурной прожужжала! Как не знает? Все она прекр... Она от меня за стеклом закрылась, горбушка черствая! Просто ваше слово, как коменданта общежития, куда весомей моего!.. Звонила, конечно! У нее телефон в отключке, а в магазине сказали, что ушла как всегда. Правда, задержалась чуток, до начала двенадцатого, — у них там на переучет ночная смена осталась, завтра какая-то комиссия с проверкой обещалась нагрянуть, а так.... Да на часах полвторого ночи уже!.. Что значит идти спать и ждать до утра? Какие двадцать четыре часа?.. Знаете что, Зин Петровна, девятнадцать — не двадцать девять, а у нас город дважды миллионщик! Идите-ка вы лучше сами... спать!

Я толкаю незапертую дверь студенческого общежития и вхожу в освещенное яркой лампой под круглым пыльным плафоном узкое фойе. Медленно поднимаюсь по горбатым истертым ступенькам и устало бреду мимо комнаты дежурной в сторону лифта, сметая с шапки и запорошенных стекол очков мокрый ноябрьский снежок, когда вдруг замечаю у стола вахтера знакомую фигуру своей соседки. Прислонив голову к косяку и накинув на плечи куртку, Крюкова понуро смотрит в темное окно, но на звук моих шагов резко вскидывает голову, встречая меня неожиданно хмурым взглядом.

— Таня? А ты почему здесь? — я только и успеваю, что удивиться, как девушка демонстративно отворачивается и уходит к лестничному пролету. Гордо топает вверх по ступенькам.

Я сильно устала и замерзла, почти не чувствую пальцев ног, чтобы бежать вслед за подругой на четвертый этаж, и потому, воспользовавшись лифтом, встречаю ее уже у нашей комнаты. Закрываю за ней дверь и спрашиваю, тронув девушку за руку.

— Крюкова, что случилось? Ты поссорилась с Серебрянским?

Подруга молчит и куксится, нервно дергает плечом. Это на нее так не похоже, что я подумываю о глубокой личной драме, но сил на любопытство и чужую частную жизнь, после двухчасового блуждания по холодным ноябрьским улицам в поисках нужного переулка и родного общежития, нет совершенно, и я, пожав плечами, раздеваюсь, мою руки и щелкаю чайник. Пока он шумит, заглядываю в холодильник, достаю варенье, масло, хлеб и делаю нехитрые бутерброды. Надеяться на Танькину стряпню я перестала давно, вот и сейчас, скользнув взглядом по пустому нутру хладоагрегата, решаю довольствоваться малым. Ничего, для фигуры полезно.