Сказка о дьяволе

Судя по картинам, которыми сопровождался обстоятельный рассказ, если не все, то большая часть его была правдива. То, что видел Мелькор, было несоразмеримо даже с самыми величественными деяниями Валинора. И картины войны, пришедшие из последних времен Сети, были поистине чудовищными. Пылали целые континенты, кипела вода океанов. Небеса застилались черным дымом и взрывались белыми огненными солнцами, во мгновение ока выжигавшими все живое на расстоянии многих сотен миль. В прах превращались огромные города, взмывали к небесам странные корабли-деревья, гигантские, прекрасные... и гибли под сжигающими все лучами. Во мгновение ока миллионы людей находили смерть в лавинах огня, заливавших материки...

Он запоминал всё — намеренно, детально, подробно. Старался — холодно. Не получалось. Уже где-то в самом начале сжалось сердце, да так и осталось — болезненным мешающим комом в груди, отчего сразу стало трудно дышать.

Он не сразу понял, что рассказ окончен, — невидящими глазами смотрел прямо перед собой, и крутилось только одно: это Разрушение. Это та самая Пустота, которая, как паразиты, появляется там, где есть гниль. Это — не только у нас, в Арде. Это — везде. Эру не одинок... Это болезнь всей Эа.

Он вдруг почувствовал себя брошенным в огромный жуткий водоворот событий, смертей, разрушения, в котором так легко захлебнуться и утонуть, в котором невозможно жить... но нужно, потому что другого — нет.

И он уже знал, что делать.

Он знал, что не останется в стороне. Что мир его — мир его души — расширился сейчас необычайно, и что он найдёт своё место здесь. И то, ради чего стоит жить.

Постепенно он понял, что Священная Империя действительно в некотором роде спасла погибающее человечество. Но и уселась на нем прочно.

Странная вера — в Бога, принесшего себя в жертву ради спасения человечества, и погибшего ради этого страшной смертью, но воскресшего на третий день, и давшего воскресение всем верящим в него. Люди, совершающие во имя этой веры несомненно чистые, благие дела. Дворцы Ватикана — столицы... расписанные дивной красоты и таланта фресками, величественная, древняя, прекрасная архитектура, божественной красоты произведения искусства... И вместе с тем сквозь это все отчетливо сквозило то самое, несомненное, валинорское лицемерие. Это чувство перешло в уверенность, когда он увидел глаза понтифика — Папы — и его приближенных. Эти люди не верили в то, чему учили. Они жаждали лишь власти, жили ради власти, убивали ради власти... все это было скрыто от людей — но не могло укрыться от Мелькора.

Восемь дней пролетели незаметно. Бортовой компьютер время от времени размеренно сообщал текущие данные... и замолкал до следующего вопроса. Все так же свивались снаружи волшебные фигуры изнанки Вселенной...

Выход в обычное пространство совершился без всяких видимых эффектов. Просто погасла радужная круговерть за бортом, и со всех сторон засияли обычные звезды.

Мелькор откинулся на спинку кресла. Та, первая, сжавшая сердце боль отступила, но он всё больше и больше ощущал: мир обрушился на него, как огромная лавина, почти похоронил под собой, и нужно время, чтобы хотя бы притерпеться, привыкнуть — чувствовать его. И он остро понимал, что времени этого у него нет, что ещё чуть-чуть — и придётся шагнуть туда, в этот вихрь, водоворот, смерч...

— С вами все в порядке? — услышал он вдруг знакомый голос, от которого уже успел отвыкнуть.

Анна. Все в той же одежде, только волосы сейчас гладко зачесаны назад — без всяких хитростей, и веки не светятся золотистым, как было ранее. Вид у женщины был свежим, словно она только что встала от обычного сна.

Он вздрогнул, обернулся, — попытался улыбнуться.

-Ничего... Просто слишком много всего сразу. Ничего. Я привыкну. Скажите, — там, куда мы летим, ведь уже знают обо мне?

— Нет, пока нет, — она успокаивающе улыбнулась. — Я не рискнула сообщать такие новости: их могли бы перехватить. Пока знают лишь то, что я задержалась, чтобы оказать вам помощь... а вот кто вы такой — нет. Я лично представлю вас господину Исодзаки, своему руководителю и другу.

-Господин, — повторил он, чуть прищурившись. — Конечно, это ваше право и ваши обычаи, но я бы хотел, чтобы меня называли просто — Мелькор. Господа, Владыки...

Анна удивленно приподняла брови, не понимая. Сообразила она лишь через несколько секунд, и рассмеялась.

— Ну что вы! Это просто общепринятое вежливое обращение к человеку. Любому человеку, кем бы он ни был. Здесь оно не имеет негативной окраски. Впрочем, меня чаще называют "мадам Коньяни"...

Их разговор прервал голос бортового компьютера:

— Разрешение на вход в околопланетное пространство Пасема получено. Мадам Коньяни, господин Исодзаки ожидает вас через полчаса. Передать подтверждение?

— Да, — откликнулась Анна. — Передай так же, что я буду не одна.

— Выполняю.

Мелькор кивнул. Напряжение не оставляло: душу жгло предчувствие, что сейчас будет... что-то. Не сейчас, нет, — но скоро. Совсем скоро.

Штаб-квартира Гильдии торговцев располагалась не на самом Пасеме, а в точке Лагранжа, в шестидесяти орбитальных градусах над планетой. Между миром Ватикана и гигантским полым тором — углеродным бубликом 270 метров толщиной, около километра в высоту и 26 километров в диаметре — дрейфовала половина имперских орбитальных баз.

Кабинет Исодзаки — светлая луковица на длинном угольно-черном стебле — возвышался на четыреста метров над внешним ободом Тора. Оболочку "луковицы" при желании можно было затемнить. Сегодня она была прозрачной, если не считать одну секцию, поляризованную, чтобы приглушить нестерпимый блеск желтого пасемского солнца. Из-за вращения Тора кабинет время от времени попадал в его тень, и тогда в бездонной черноте космоса зажигались звезды — словно кто-то отдергивал тяжелую штору, а за ней — тысячи ярких, немигающих свечей. Или мириады костров во вражеском лагере...

Когда стены были абсолютно прозрачны, овальный кабинет казался островком, затерянным в черной безграничности космоса. Сверкали звезды, серебрился вдали Млечный Путь.

Кабина лифта, прозрачная лишь снаружи, медленно выплыла из пола, и звезды осветили фигуры двух стоявших в ней людей.

Анна шагнула внутрь первой, и Кендзо Исодзаки поднялся ей навстречу. На его спокойном лице не отразилось удивления при виде спутника Анны (хотя в действительности он был изумлен: вошедший более всего напоминал персонажа древних приключенческих фильмов); он знал, что его помощница ничего не делает просто так.

— Добрый день, Кендзо-сан, — Анна кивнула своему руководителю. — У меня есть важные новости. Это, — она коснулась плеча Мелькора, — тот человек, о котором я говорила.

Несколько секунд Исодзаки попеременно вглядывался в их лица, потом произнес:

— Добрый день, господа. Прошу вас, садитесь.

Анна опустила в кресло, и брови ее начальника чуть дрогнули: за двадцать пять лет совместной работы Анна ни разу не садилась в его кабинете. Она всегда предпочитала стоять.

-Добрый день, — Мелькор тоже сел, соединил кончики пальцев. — Вы знаете, — здесь всё ново для меня... Простите, если какие-то мои вопросы покажутся вам глупыми, — он чуть смущённо улыбнулся. — Анна спасла мне жизнь, и жизнь моя переменилась, — но мир ещё не принял меня. Надеюсь, я смогу чем-то помочь...

— Не будем тратить время на долгие объяснения, — проговорила Анна. — Кендзо-сан, прошу вас, сядьте. Мелькор... будь любезен, покажи господину Исодзаки то, что показывал мне тогда, на корабле.

"Свою память, — добавила она. — Только осторожнее: Кендзо-сан далеко не так крепок, как хочет казаться... в действительности ему уже больше семидесяти лет."

Мелькор бросил взгляд на Исодзаки, — в воздухе, словно молния, блеснула его тревога. Эти люди были и сильнее, чем те, прежние, и, одновременно, — более хрупкими. Осторожно коснуться чужой фэа... Отстраниться. Только — показать. Стараться сдержать волну чувств: теперь он знал, что именно это — сшибает, именно так прорывается его _сила_, которую не могли выдержать и Валар...

Глаза сидящего перед ним человека расширились. Лицо впервые потеряло невозмутимость, на нем отразилась целая гамма чувств — смятение, растерянность, страх... Мыслефон.

...не понимаю... эмпат, чудовищной силы... трансляция памяти... не только эмпатия, еще и способность воздействия на материю... это не кибрид, Анна права... один из _тех_?.. его появление не может быть случайным... странный узор... возможности! если кардинал или Папа узнают и сумеют привлечь его — это гибель для всех нас... Никогда еще, ни у кого не было такой силы. Привлечь его — равно победе... тот, второй — по всему судя, не слабее тварей Техно-Центра...

Яркая вспышка в сознании. Детство, старая бумажная книга...

Мелькор.... Моргот?!

— Стойте, — он поднял руку. — Итак... Вы — Мелькор... в Арде именуемый так же Морготом, Черным Врагом Мира. Я знаю вашу историю в общих чертах. Обо мне, я полагаю, Анна вам рассказала. Давайте говорить напрямую. Вы определились со своими интересами в нашем мире?

-Мои интересы, — улыбнулся Мелькор. — Собственно, лично мне претит всюду только одно: стремление к подавлению, к власти ради власти. Я не могу остаться в стороне от вашей жизни, а потому — мне придётся выбирать, с кем быть. Для себя же я хочу только одного: найти Арду... найти Гортхауэра.

"Стремление к власти ему претит?! Отец Лжи... странно."

— Мы поможем найти вашего друга. Не стану обещать — мы не всесильны, — но все для этого мы сделаем.

— Кендзо-сан.... — негромко вмешалась Анна. — Он телепат. Он может читать наши мысли. От него ничто не утаишь.

"Это действительно так?" — после секундного промедления спросил Исодзаки.

"Да, слышу, — он взглянул прямо. — Ваши сомнения мне слишком хорошо знакомы, как вы понимаете. Я не буду тратить слова и что-то доказывать, — пройдёт время, увидите всё сами."

Исодзаки закрыл глаза. Заговорил безмолвно — теперь его мысленная речь была так же спокойна и ровна, как и обычная.

"Сомнения мои касаются в первую очередь не вас. Мне безразлично, кем вы были в вашем мире — пусть даже Морготом из древней сказки: здесь и сейчас, вокруг, обитают особи, стократно коварнее и опасней Моргота. И все наше существование — дорога по лезвию бритвы, где один неверный шаг означает смерть... в лучшем случае. В худшем — вечность мучений, создаваемых вполне земными существами. Мы коммерсанты; но мы богаты и влиятельны, мы не желаем быть пешками в играх Империи и Техно-Центра, и потому — опасны для них. В этих условиях мы заинтересованы в возрастании своей стабильности и усилении своего влияния. Ваши способности уникальны, во всяком случае, в этой области Вселенной. С вашей помощью мы можем победить в этой игре, или, во всяком случае, сильно упрочить свои позиции. Мы же, в свою очередь, поможем вам найти вашего друга... тем более, что и он заинтересовал бы нас, — Исодзаки улыбнулся. — Скажите, вы можете наделять людей какими-либо необычными способностями?"

"Я бы не назвал это так. То, что вы считаете необычным, на самом деле свойственно вашей расе, но, если можно так выразиться, "спит". Похоже на то, что наши "изменения" сейчас большая редкость... я не удивлён, потому что людей множество."

"Это не суть важно. Важно, что способностями этими никто не обладает... Будем говорить напрямую. Сумеете ли вы наделить этими способностями меня и Анну — при условии, что мы приложим все усилия к тому, чтобы разыскать ваш мир и исполнить прочие ваши пожелания?"

Мелькор вздохнул.

"Послушайте. Я не хочу, чтобы вы ставили передо мной условия "или-или". Вы можете его не найти. Я сделаю для вас то, что просите, — без всяких условий."

"Безо всяких условий? — повторил Исодзаки, а в его мысленном фоне невольно пролетело — он говорит правду? лжет? или древние сказки лгали тоже, или мы просто не видим его подлинной игры... а если бы первым на него вышел кардинал Лурдзамийский или Мустафа?.. им бы он тоже вот так, безвозмездно, дал в руки величайшее оружие?.. Он настолько наивен?.. Или настолько чужд, что ему безразличны интересы человечества?.. "

"Кендзо-сан, — вмешалась Анна, — я думаю, он говорит правду. Мне он показал свою историю иначе — вместе с эмоциональным фоном. Я словно бы сама пережила его прошлое. И просила не показывать все это вам — слишком травмирующе... без подготовки. Это архаичная культура, в ней чрезвычайно высоко ценились понятия чести и благородства, ныне почти уже выродившиеся..."

Исодзаки вскинул вопросительный взгляд на Мелькора.

Тот опустил глаза. Благородство... о каком благородстве может идти речь, когда предают — братья и сёстры, когда правосудие превращают в фарс...

"Возможно, это и наивность. Вы правы."

"Вам будет необходимо как следует разобраться в основных чертах нашего мира. Иначе вы не выживете здесь. И еще. О том, кто вы, не должен знать никто, кроме нас. Если об этом станет известно кому-либо еще, мы получим множество неприятностей."

Исодзаки окинул Мелькора критическим взглядом.

"Вам будет необходимо сменить одежду. Вы слишком привлекаете внимание в таком виде. Кроме того, мы составим для вас поддельные документы... И вот еще что. Я не могу предугадать, как повернется дело. Но если на вас выйдут представители Церкви... во-первых, не проявляйте враждебности или недовольства. Соглашайтесь с тем, что вам будут предлагать, если это не потребует неких немедленных действий. Все мы, хоть и являемся соперниками Церкви, постоянно приносим ей клятвы верности. Иначе мы были бы не здесь, а в подземных криокамерах Святого Ангела, с нейрошунтами, ведущими к модуляторам боли... Во-вторых, постарайтесь узнать, что будет на уме у ваших собеседников. Кроме того, не теряйте контакта со мною; я подскажу вам, как себя вести. Вы меня поняли?"

"В общих чертах. Насчёт Церкви... Скажите, этот знак, который вживлён в ваши тела, — будут они предлагать мне сделать такое, или же моё согласие их не волнует?"

"Будут, — Исодзаки несколько секунд раздумывал. — Насилие в этом вопросе они обычно не применяют, хотя в данном случае... Вы можете проанализировать структуру человеческого тела со вживленным крестоформом и оценить, как ваш организм отреагирует на попытку вживления этого симбионта? Однако хочу сразу сказать, что по возможности лучше сделать вид, что крестоформ прижился. Иначе могут заподозрить, что вы — один из сообщников Энеи... и тогда вам несдобровать."

"Позвольте мне _посмотреть_," — попросил Мелькор и вопросительно взглянул на Анну.

"Ради Бога, — откликнулась та. — Попробуйте. Насколько нам известно, Энея собирается избавить человечество от крестоформов; однако я не сказала бы, что меня прельщает перспектива безвозвратно умереть от старости..."

Он встал, подошёл к ней. Протянул руку — не касаясь, она ощутила исходящее от его ладони странное тепло, как будто звёздный ветер коснулся кожи...

Через мгновение всё пропало.

Он нахмурился, покачал головой.

"Нет. У меня уже мелькнула эта мысль — когда я видел, что стало с вами от соприкосновения со мною. Эта вещь не убьёт меня, нет... но это почему-то напоминает мне Ангайнор. Очень напоминает."