Летопись Великой войны - шесть шагов в бездну.

— Несомненно, Густав Романович, несомненно. К сожалению, все мои попытки связаться с председателем Совета Министров потерпели неудачу и никто не знает, где он. Я приказал объявить повышенную готовность на всем флоте и взять под усиленную охрану все объекты, а также...

Речь Матусевича прервала неожиданно резкая трель телефонного звонка. Адмирал, сняв трубку, отрывисто бросил:

— Матусевич.

На том конце линии были столь же лаконичны:

— Меллер. Снова пауза, -Николай Александрович, дозвольте уж и без чинов...

— Да да, несомненно.

— Времени у меня немного, — продолжил шеф отдельного корпуса внутренней стражи. Да и у вас собственно тоже. Состояние Государя тяжелое, не факт что выживет. Что творится в Петербургском гарнизоне, я думаю уже знаете. Как мне известно, министр погиб, Великий Князь Александр Михайлович и Ливен получили ранения и контужены, так уж получилось, что пока вы будете за все в ответе.

Несколько мгновений Матусевич, размышлял, потом, справившись с заминкой, ответил:

— Я вас внимательно слушаю, сударь, будьте не столь велеречивы.

От такого поворота разговора Меллер-Закомельский рассмеялся и затем продолжил:

— Нам перевороты, особенно гвардейские, не нужны. Председатель Совета Министров Столыпин находится в безопасности, укрыт нами в надежном месте. Имею от Его Высокопревосходительства приказ для вас — поднять моряков и как можно скорее перебросить в Царское Село и взять царскую резиденцию под охрану. Мои люди уже должны быть там с минуту на минуту. Также, от лица Петра Аркадьевича и от себя лично, прошу вас ввести в Неву что-нибудь большое и устрашающее, ну вы поняли.

Матусевич, несколько поколебавшись, ответил:

— Будет сделано, Александр Николаевич.

Облегченно вздохнув, Матусевич повесил трубку, затем вновь поднял ее и провернул ручку:

— Матусевич у аппарата, соедините меня с начштаба Балтийского флота, быстро! — Да, с Эссеном!

. — Николай Оттович, хорошо, что вы на месте. Слушайте внимательно, это очень важно. — Нет, министр, к сожалению, убит. — Да, на Адмиралтейском. Слушайте приказ. Первое: Поднять полк морской пехоты и как можно быстрее перебросить в Царское Село. Командиру полка по прибытии поступить во временное распоряжение ОКВС, все приказы генерала Меллер-Закомельского исполнять, как мои собственные. Это понятно? Хорошо, второе. "Севастополь" и "Паллада" сейчас у стенки Балтийского завода, верно? — Отлично, прикажите им немедленно сняться и войти в Неву. Используйте все ледоколы и буксиры, что будут под рукой. Поставьте один корабль перед Николаевским мостом, другой за мостом, по вашему выбору. Организуйте мне разводку мостов, если потребуется — действуйте силой, время дорого! Чтобы к вечеру они были на позициях! Все, докладывайте мне обо всем, я буду у себя.

Повесив трубку, Матусевич вытер лоб платком и подошел к окну. "Плохо старик выглядит": подумал Ген. Адмирал молча смотрел на здание Кунсткамеры на противоположном берегу, на Стрелку и почти достроенный Дворцовый мост, разглядывая их так, будто видел в первый раз. Ген не решался прервать молчание. Наконец, отвернувшись от окна, Матусевич сказал:

— Ладно, Густав Романович, Бог даст, все будет хорошо, и нашими с вами стараниями в том числе. Ступайте, голубчик, к себе в отдел, людей приободрите, пусть делом займутся. Всем оставаться на местах, будьте постоянно на связи, вы мне можете понадобиться в любую минуту.

Отдав честь, каперанг Ген покинул кабинет и быстрым шагом направился по коридору в сторону отдела разведки. Звонок генерала Меллера и отданные адмиралом распоряжения приободрили его — наконец хоть кто-то знает, что нужно делать! Но беспокойство не оставляло — он уже предупредил своих там, дома, чтобы не выходили на улицу, но изнутри его все равно что-то грызло и жгло. Впереди был трудный день и, возможно, бессонная ночь.

* * *

Медленно светало. Огромный город вновь менял ночное одеяло на утреннюю, как будто пропитанную влагой, пелену тумана. Привычные очертания зданий и мостов терялись в белесой мгле. Изредка по улице проезжали извозчики, дребезжа колесами и лязгая рессорами на брусчатке.

Укутанный кое-как в изодранное пальто человек, лежавший на узких деревянных нарах, неожиданно резко открыл глаза. Лампочка над дверью тускло светила, периодически резко вспыхивая, и наоборот, угасая, тускнела. Несколько секунд, прогоняя сон, человек вслушивался в окружающую темень. Потом, решив было, что его пробуждение было беспричинным, он перевернулся на другой бок. Благо пребывание в одиночке не благоприятствовало иному виду занятий. Какая горькая ирония, ведь еще неделю назад он примерно в этот же ранний час вставал со своей кровати, сделанной из древнего мореного дуба и застеленной накрахмаленными простынями. Неожиданно послышался негромкий шум. Человек насторожился и замер. В двери проскрежетал ключ, затем клацнул два раза, и дверь тихонько пошла в сторону. На границе света и тьмы сгустилась огромная тень.

Человеку свойственно надеяться даже в самой безнадежной ситуации. И в глубине души узника одиночки тоже шевельнулась надежда, что спасение рядом, ибо уж слишком не похоже это было на обычный визит надзирателей.

— Who are you? — шевеля разбитыми губами, с трудом выдавил из себя узник.

— Не понимаю я по вашему, ваше благородие, щаз я вам помогу.

Заключенный попытался приподняться, опираясь на осклизлую стенку. Затем тень приблизилась и последнее, что увидел несчастный, был короткий взблеск стали. Остро отточенный кинжал с хрустом вошел прямо в сердце. Рот узника накрыла жесткая натруженная ладонь, гася последний вздох. Дернувшись несколько раз, человек затих. Оставив в теле убитого кинжал, огромный седой унтер перекрестился со словами,

— Все, преставился раб божий, прости меня Господи. Ну с Богом, медлить нельзя. Перевалив убитого на бок, убийца вышел вон. Вновь заскрежетал ключ в закрываемой двери.

Несколько часов спустя.......

Константин, спрыгнув с лихача, в несколько шагов достиг ступенек ведущих в служебный подъезд. За вчерашний вечер изучения материалов дела у него вновь возникли вопросы к Моисею Кацману, как в официальной переписке именовался курьер, и с утра пораньше Горяев направился прямо к узнику. Поздоровавшись с седым грузным фельдфебелем, сидевшим в тюремном подвале, Костя дождался пока последний откроет железную решетку и поинтересовался:

— Митрич, а почему ты дежуришь, а не Михайло Нечипуренко.

— Дак он просил меня раньше сменить, дела грит у него.

— А ну понятно, как он там?

— Да спит еще, Михайло казав, что он поел с утра, и потом опять завалился.

— Лады, открывай.

Бухая сапогами, Митрич прошел к двери ведущей в камеру и затем еще минуту лязгал связкой, отыскивая нужный ключ.

— Извольте, вашбродь

Костя поморщился — привычки старых служак по части субординации были неискоренимы. Войдя в камеру, он негромко позвал:

— Мистер Джеймс, просыпайтесь, нам стоит побеседовать.

Последний хранил гробовое молчание. Неожиданно страшная догадка озарила штаб-ротмистра. Прыжком достигнув койки, Костя рванул Джеймса на себя и тот опрокинулся на спину, уставившись мертвенным взором в грязный обшарпанный потолок. Из груди англичанина торчал кинжал, рукоятку которого венчала черная пирамида.

* * *

Фомин был вне себя от гнева. Таким Костя его давно не видел. И, хотя вины Горяева в убийстве курьера не было — не он ведь отвечал за охрану узников, под буравящим, тяжелым взглядом начальника ему казалось, будто сейчас он повинен во всех преступлениях, которые только творились во всем мире.

— Константин Дмитриевич, извольте объяснить, что произошло.

— Старший унтер-офицер Нечипуренко незадолго до смены ударом кинжала прикончил курьера, после чего досрочно сдал дежурство, о чем заранее договорился, и сославшись на дела, исчез. Дом мы уже проверили, все мало-мальски ценные вещи пропали.

— Ищите, ищите, если потребуется, из-под земли достаньте эту сволочь!

— Мы делаем все возможное...

— Да, и еще всю охрану проверить и перепроверить. Если есть хоть малейшие сомнения в благонадежности — выкинуть к чертовой матери!

— Проверяем...

— Да поздно! Представляете, куда нас мог привести этот Джеймс?! Теперь все пропало и до истинных виновников этого покушения мы, похоже, уже не доберемся... Это провал...

Две недели спустя в самом устье Невы рыбаки выловили обезображенный труп, в голове которого наличествовала лишняя деталь в виде отверстия от пули калибра 7.63 мм, и в котором можно было лишь с трудом узнать бывшего жандармского унтер-офицера. Тридцать сребреников отнюдь не всегда приносят счастье и удачу своему владельцу.

Эхо минувшего.

7 марта 1940 года Севастополь

Утро выдалось прекрасным. Ярко светило весеннее солнце. Нежные зеленые ростки неутомимо пробивались сквозь оттаявшую после долгой, не по южному суровой зимы, землю. Немногочисленные люди на улицах спешили по своим делам. Флаги на кораблях были подняты, все уже на местах, мощнейшая база Императорского флота диктовала свой распорядок. Гражданскому населению города это было уже вполне привычно, люди могли никуда не спешить, и только старые отставники, по древней традиции селившиеся в Севастополе, дабы быть поближе к морю, выходили на бульвары подышать воздухом, вспомнить былое и обсудить необычные, на их взгляд, новости.

В этот утренний час, завернув через тенистую аллею, утробно рыча и фыркая восьмицилиндровым мотором, у ворот Морского кадетского корпуса остановился сияющий хромом черный Руссо-Балт, на капоте которого трепетали Андреевские флажки. Короткий гудок, и вот уже дежурный кадет распахивает ворота и замирает в строевой стойке, бросив отточенным уже жестом руку к фуражке в воинском приветствии. Вновь рыкнув мотором, Руссо-Балт проехал вперед, въезжая на территорию корпуса и, остановился у парадного входа.

Распахнулась дверца, и из машины вышел седоволосый, плотного телосложения человек, на золотых погонах тужурки которого чернело по три орла. Дежурный по корпусу сделал несколько шагов, доложился гостю и уважительно распахнул перед ним двери.

Огромный лекционный зал был заполнен кадетами. И, как и во всяком месте, где молодые люди представлены сами себе, тут стоял гвалт и шум. Кто-то обсуждал прошедшие выходные, кто-то намечал планы на следующие, кто-то листал конспекты. Преподаватель опаздывал уже на несколько минут, что во все времена приветствовалось любыми студиозусами, в том числе и гардемаринами.

Скрипнула дверь, в зал зашел капитан 1 ранга Матвеев, заместитель начальника Морского Корпуса, а вслед за ним давешний адмирал.

— Встать! Смирно!

— Господа кадеты, сегодня лекцию по Русско-Японской войне вам, по персональному приглашению Начальника Корпуса, прочтет командующий Средиземноморским флотом в отставке, адмирал Черкасов, — четко, так что его могли услышать даже на самой дальней парте, по традиции именуемой Камчаткой, сказал Матвеев, после чего уже обращаясь к адмиралу, спросил, — позвольте пока откланяться, Василий Нилыч?

— Да, конечно.

Хлопнула дверь. Адмирал прошел к кафедре и, положив перед собой конспект, казалось на несколько секунд, задумался.

По залу волнами перекатывалось негромкое шушуканье.

В действительности же Василий Черкасов вспоминал — он вспоминал давно прошедшую юность, чувства, так ей присущие, те чувства, которые он видел в глазах и на лицах десятков сидевших перед ним юношей. Для него же молодость закончилась в огне эскадренных сражений именно той войны.

— Итак, господа, приступим к нашей беседе, я предпочту называть это так — Черкасов вытащил из кармана очки в дорогой золотой оправе и водрузил их на нос. — Прежде всего, наша беседа будет посвящена операциям Российского флота в той войне, а значит, мы не будем обсуждать причины и обстоятельства, приведшие к тому, что Япония вероломно напала на Россию.

— Ну-с, господа, кто ответит мне, с чего мы должны начать обсуждение боевых действий на море? Прошу вас, будьте смелее.

После этих слов лектора потянулось несколько рук. Черкасов, посмотрев на самых смелых, остановил свой выбор на кадете, сидевшем дальше всех, и доброжелательно кивнул ему.

— Господин вице-адмирал, кадет Михеев,— несколько скованно улыбнувшись, юноша продолжил, — прежде, чем обсуждать ход боевых действий, мы должны выяснить навигационно-гидрографические условия на театре военных действий, основные торговые пути, расположение и оборудование основных портов и баз.

— Правильно! — Черкасов усмехнулся в усы. — Садитесь, Михеев. Действия морских сил развивались в Японском и Желтом морях, а также в северной части Восточно-китайского моря. Корейский и Цусимский проливы, связывающие Японское море с Желтым, находились всецело в руках японцев. Близ этих проливов располагались пять военных портов Японии, важнейший из которых, Сасебо, являлся главной базой японского флота. Помимо этих японских баз во Внутреннем японском море и на берегах Тихого океана, имелся ряд военных портов, богато оборудованных арсеналами, ремонтными и судостроительными заводами, доками и запасами угля — то есть всем необходимым для снабжения флота и поддержания его в постоянной боевой готовности.

— Россия имела на Дальнем Востоке только два военных порта — Владивосток и Порт-Артур. Кратчайший путь соединения этих портов проходил через самый центр сосредоточения японских морских сил — Корейский и Цусимский проливы. Русские военные порты были слабо оборудованы и не обеспечивали многообразных нужд флота. Во Владивостоке имелся сухой док для больших кораблей, с недостроенными мастерскими. Запасы угля были ограничены, кардиф поставлялся исключительно издалека. Порт-Артур, как военный порт, имел многие существенные неудобства -углубленный землечерпанием тесный внутренний бассейн и узкий выход из порта, который к тому же был доступен лишь во время прилива и только в большую воду. Ни доков для броненосцев, ни ремонтных мастерских не было. При этом незамеченной, но крайне уязвимой точкой для крепости оказался коммерческий порт Дальний — отлично оборудованный для выгрузки океанских пароходов, как конечный порт Великого сибирского пути, он был абсолютно не защищен от нападения с моря. Расположенный примерно в 30 км от Порт-Артура и быстро захваченный японцами, он стал готовой гаванью для выгрузки войск и осадных средств, необходимых для действий против крепости. В 70 милях от Порт-Артура — в 90 милях от устья реки Ялу — находилась группа островов Эллиот, очень удобных для стоянки флота, наблюдающего за Порт-Артуром.

— Корейское побережье Японского моря и по сию пору не представляет удобств для высадки войск. Серьезное значение для Япония имели здесь Цусимский и Корейский проливы, отделяющие Японские острова от Кореи. Связь с Кореей облегчалась наличием в проливах островов, из которых самым крупным является остров Цусима. Желтое море по сравнению с Японским морем и Корейским проливом представляет лучшие условия для плавания. Высадка здесь затрудняется мелководьем у берегов и сильнейшими приливами и отливами. Наличие на берегах Корейского залива стратегических объектов, необходимых японцам для достижения их целей, разумеется, вынудило их к развертыванию в данном регионе больших сил. Само собой, это не могло было быть сделано иначе, нежели десантом. И, само собой, это прикрывалось всем флотом Микадо.