Степень превосходства

Сразу полегчало. Несколько минут спустя отчасти вернулась способность думать логично и последовательно. Хотя в определенном плане ясность ума сейчас была вряд ли кстати. Потому что влип он действительно глубже некуда, и размышления об этом нагоняли смертельно опасное в его положении уныние. Можно сколько хочешь твердить себе, что без осознания ситуации невозможно найти из нее выход, да только поднять настроение такие мысли ничуть не помогают. И мозг Нвокеди схитрил: подсунул сам себе тему о странной связи между обезьяноящерами и броненосцами. Почему первые так остро реагируют на предсмертные мучения вторых? За счет чего осуществляется связь между двумя видами? Что за странный такой симбиоз между завзятыми вегетарианцами и явными хищниками? Пожалуй, надо было все же рискнуть и подключить к эксперименту Ноэля. Впрочем, какой толк — он же только биолог, а тут нужен спец-универсал с уклоном в энергоинформатику...

Ветер зашумел где-то высоко в ветвях деревьев, и Нвокеди усилием воли вернул себя к действительности. Проверь, дурак, не наладилась ли связь...

Он достал передатчик. Да, связь была. Ну конечно, вот теперь она есть, а когда ты драпал по лесу от стаи обезьяноящеров, поминутно прощаясь с жизнью...

Нвокеди с величайшим трудом подавил желание немедленно послать сигнал бедствия сразу на всех доступных частотах. SOS будет прежде всего услышан Службой охраны заповедников. Скорее всего, часа не пройдет, как кто-то из смотрителей будет здесь, и его сразу же доставят домой, на орбитальную станцию научно-исследовательского центра. Но...

Тут и начинались всякие 'но'. Иметь дело даже с самой СОЗ по поводу несанкционированной высадки уже достаточно неприятно — это раз. Смотрители непременно выяснят, что в ходе эксперимента погибли десять многоногих броненосцев — представителей одного из наиболее редких видов фауны Тихой. Это два, и уже пахнет судебным разбирательством. Да что там — пахнет, тюремный срок почти гарантирован. Попробуй, докажи, что сие сделано в интересах науки — при том что ты не биолог даже, а культуролог. Особенно если культуролог... Потому что культурология — это туземцы. А туземцы — это Комитет по контактам. После разбирательства по делу Ткаченко, которого к ответственности привлечь так и не удалось, людоеды из Комитета спят и видят, как бы отыграться и поймать ученых на горячем. И тут уже можно вляпаться так, что не выйдешь из тюрьмы до старости.

Нет, Службу охраны заповедников на выручку звать не стоит. Коллегам из Центра тоже лучше пока побыть в неведении. Сдать не сдадут, но самовольство вряд ли простят, а это выльется в запрет на высадки и строжайший надзор. После чего неудобного сотрудника и вовсе постараются спихнуть куда-нибудь подальше отсюда. Так или иначе, о завершении эксперимента можно будет забыть.

Решившись, Нвокеди вызвал свой катер. Клен отозвался почти сразу.

— В чем дело, Паго, почему не отвечаешь? Ты запретил мне самостоятельно выходить на связь с Центром, хоть мне и непонятен смысл подобного приказа. Но расчетное время твоего отсутствия давно превышено...

— Все понимать необязательно, Клен, — оборвал киб-мастера Нвокеди.

К нему возвращалась его обычная самоуверенность, успевшая войти у коллег в поговорку. Клен не в курсе дел и посвящать его в подробности не стоит. В курсе был Маус, а он, по всем признакам, сгорел. Если сейчас действовать правильно, можно легко выбраться из нынешнего неприятного положения и продолжить свое исследование прямо с того места, на котором его сегодня столь грубо прервали. Надо лишь добраться до катера и замести следы, забрав с места эксперимента скутер и оборудование.

— Сколько времени я отсутствую? — спросил он.

— Тринадцать часов пятьдесят семь минут, — ответил киб.

Нвокеди едва не присвистнул от удивления. На путь до поляны ушло сорок минут, еще около полутора часов он провел там. В этих кустах он сидит примерно час. Значит, кросс по лесу продолжался не три и не четыре — одиннадцать часов! Неудивительно, что он чувствует себя так, будто попал в камнедробилку. И это значило, что до наступления ночи остается не так долго.

— Паго, с тобой все в порядке? Почему молчишь?

— Все в норме, не переживай. Я просто немного заблудился из-за этой бури помех...

Пиликнул сигнал уведомления, и передатчик развернул экран, на котором открылось окно навигатора. Катер был до смешного близко — меньше трех километров. Можно добраться за час или около того... Нвокеди попытался сесть на корточки и тут же повалился на землю, едва сдержав стон. Не-е-ет, идти прямо сейчас он не сможет. Ничего не остается, как заночевать в лесу.

— Я приду утром, — сказал Нвокеди. — Ты меня уже засек?

— Да, — ответил Клен.

— Постараюсь выйти, как только рассветет. Следи за моим движением и будь готов взлететь, как только я подойду. До встречи.

Нвокеди отключил передатчик и сунул его в карман. Сняв с пояса флягу и контейнер с концентратом, кое-как поужинал — добывать питательную смесь из контейнера оказалось не просто, а разбирать его Нвокеди поостерегся. В быстро сгущающихся сумерках действовать пришлось бы почти на ощупь, а фонарик он зажигать не решался — его недавние преследователи или другие хищники могли бродить где-то поблизости, и привлекать их внимание было ни к чему.

Поев, он покопался в аптечке, достал шприц и ввел себе полный метаболический комплекс. Подумал, и вытащил пенал с гипномином, который в шутку называли антисклерозными таблетками. Когда-то, мимолетно увлекшись экстрим-туризмом, он прошел краткий курс гипнообучения по выживанию, но внушенные знания и навыки, если их не применять на практике, забываются очень быстро. Гипномин поможет вспомнить.

Проверив напоследок пистолет, Нвокеди сгреб в кучу слежавшиеся мертвые листья, которых вокруг было сколько угодно, и устроил себе нечто вроде лежанки. Спать будет помягче, завтра он должен быть в форме — насколько это возможно после сегодняшнего. Неизвестно, с чем еще придется столкнуться на пути к кораблю...

Глава 3

Ресторан Дагена, возвышавшийся посреди пустыни в пяти километрах от города, напоминал издали фантастический черный цветок. Посадив такси на одном из 'лепестков', я прошел в зал и оказался в настоящем царстве стекла. Оно было здесь повсюду: стеклянный пол и стены, меняющие густоту тонировки в зависимости от времени суток — от почти угольной черноты днем до полной прозрачности ночью; огромная люстра под горный хрусталь, парящая где-то в недосягаемой вышине под стеклянным куполом, массивные стеклянные столы... Только для кресел дизайнер сделал исключение.

Я шел по залу, выбирая место, когда услышал негромкое: 'Эй, Алеша!' — и оглянулся. Немногие знали мое второе, русское имя Алексей, а Алешей называл только один.

Это он и был — высоченный, мощного телосложения, с лицом аристократа и ухватками борца-профессионала. Когда Владимир Мартынов встал из-за столика для приветствия, то оказался почти на голову выше меня, а я ведь тоже не дюймовочка.

Покончив с рукопожатиями и взаимными похлопываниями по плечу, мы сели, и я наконец смог поздороваться с Кристиной.

— Привет, Пит, — отозвалась она, разглядывая на свет содержимое своего бокала. — Удачно встретились. Мы только час назад прилетели с Пальмиры, и сразу сюда. Не успели устроиться как следует, смотрим — ты!

— Какими судьбами вы оказались на Безымянной, Влад? — спросил я. — Неужели решили снова заняться охотой?

— Влад и Владимир не одно и то же имя, сколько раз повторять, — проворчал Мартынов. — Уж тебе-то, с твоими русскими корнями, стыдно не знать таких вещей.

— Оставь в покое мои корни, мы живем в эпоху великого смешения народов. Ученые прогнозируют окончательное формирование единого человечества в ближайшие сто лет.

— Может быть, — с сомнением сказал Мартынов. — Только многие народы — китайцы, например, в основной своей массе участвовать в этом процессе не спешат, и на прогнозы ученых им наплевать.

— И русские тоже.

— Русские, к сожалению, в этом вопросе не столь последовательны. А зря.

— Национальная обособленность ни к чему хорошему не ведет, сам знаешь, — заметил я.

— К тому я и веду, — сказал Мартынов. — По данным статистики, на сегодняшний день каждый четвертый человек во Вселенной — китаец, и процентное соотношение с каждым годом изменяется не в пользу всех остальных людей. Формирование целиком китайского человечества — как тебе такой прогноз?

— Для бездельника, без всякой пользы прожигающего свои миллионы, ты слишком мрачно смотришь на жизнь, — усмехнулся я. — И вообще, ты что, решил угощать меня одними разговорами? Давай, заказывай — в этот раз твоя очередь.

Сказать, что меню у Дагена было богатым, значило ничего не сказать: его повара могли приготовить, наверное, миллиард блюд. Мартынов, несмотря на свой патриотизм, всегда оставался поклонником французской кухни, и обед оказался чудесным. Говорили обо всем на свете, но в основном об экспедициях на те планеты, куда мы успели добраться за два года, что не виделись. Будучи неутомимыми искателями приключений и любителями всевозможного экстрима, Влад и Кристина делили свое время между отдыхом на самых комфортабельных и дорогих курортах и путешествиями в такие уголки космоса, где даже черти не лазили. Под конец, я сам не заметил как, разговор свернул на Берка, рэдвольфа и Тихую.

— Я был там, — сказал Мартынов, задумчиво постукивая вилкой по тарелке. — В пятьдесят шестом, в составе экспедиции Эрцога. Криста тоже.

— И чем вы занимались?

— Эрцог занимался делом, естественно. В его задачу входило исследование Восточного массива. Мы с Кристой били баклуши, совали нос всюду, где становилось интересно, и путались под ногами у научников. Они бы с радостью послали нас куда подальше, но я финансировал экспедицию на две трети.

Я отвалился на спинку кресла, не в силах больше проглотить ни кусочка.

— Восточный массив — что это?

— Огромная территория, занятая тропическими лесами. Почти необитаема — за исключением северо-западных окраин. Там джунгли переходят в лесостепи и степи, населенные знаменитыми туземцами Тихой.

— Вы их видели? — заинтересовался я.

— Контакты с ними строго запрещены, Алеша. — Мартынов прищурился так хитро, что я сразу понял — они, конечно, не только видели туземцев, но и подошли поздороваться, посидеть у костра, пропустить по стаканчику. Может, даже разделись догола и сплясали с ними военный танец вокруг тотемного столба.

— Кристина! — воззвал я. — Ты же хорошая девочка, не то что этот невоспитанный варвар. Расскажи!

— Они очень похожи на нас, — ответила она. — Высокие. Смуглокожие. Если одеть любого из них в нашу одежду и выпустить на улицу — никто и не обернется.

— Ладно, черт с ними. А с Берком что могло случиться, как по-вашему?

Влад и Кристина переглянулись.

— Представить себе не могу, — сказал Мартынов. — Хотя таинственные исчезновения на Тихой случались и раньше. В тридцать первом году в этом самом Восточном массиве пропала экспедиция Борисова — Родригеса. Двумя годами раньше исчезли четыре метеоролога на плато Михорас. В пятьдесят втором на одном из островов Большого архипелага потерялись восемь научников экспедиции Аарона Карра; и одновременно двое его же людей — на острове в архипелаге Гринберга. Ну и так далее. При нас тоже был случай. Сопляк-стажер, вообразивший себя крутым исследователем, втихую сбежал в леса с запасом продовольствия.

— И больше его никто не видел, — вставила Кристина.

— Точно, — подтвердил Мартынов. — Эрцог выслал на поиски всех кого мог. Мы с Кристой тоже участвовали. Восемнадцать дней сто с лишним человек прочесывали джунгли, но это привело только к потере одной из поисковых групп, а затем и второй. После чего сверху спустили приказ свернуть спасательную операцию и временно запретили высадки в Восточном массиве. Итого, Эрцог потерял девять человек, из которых восемь были тертыми ребятами, прошедшими не один десяток планет. Я хотел было плюнуть на запрет и высадиться на Тихой еще раз, но Криста отговорила.

— А как все эти случаи связаны с рэдвольфом? — спросил я.

— Большинство никак, — ответил Мартынов. — Хотя, к примеру, наш сопляк хотел найти как раз его. Может, даже нашел.

— А тамошние местные что обо всем этом думают?

— Я говорил с военным вождем племени Итко... — протянул Мартынов.

— А ведь контакты с туземцами строго запрещены, — не удержался я.

Он метнул на меня свирепый взгляд.

— Так вот, тамошние местные, как ты выразился, об этом не думают — они с этим живут. Рэдвольфа они называют Айтумайран. Он у них вроде верховного бога, и в основном занимается тем, что бродит по джунглям и карает грешников за плохое поведение. А еще он владыка загробного мира.

— Туземцы верят в вечную жизнь?

— В отличие от тебя, атеист несчастный... По их верованиям Айтумайран жестокий, но справедливый бог, всемогущий и вездесущий. А на тот случай, если он все же куда-то не успеет, у него под началом есть целая команда богов айту разных рангов. Каждый из них заведует чем-то одним: деревьями, ручьями, лесными тропами. Полный раздел сфер влияния. Айтумайран в их дела обычно не вмешивается, с текущими задачами они справляются сами. Воплощаясь в разных чудовищ, айту могут запросто пришибить нарушителя табу или довести его до сумасшествия.

— Чудесные создания... А добрые боги есть?

— Нет. То есть злые одновременно и добрые тоже. Не спрашивай меня, как такое может быть. Но если правильно себя вести, то боги пошлют вдоволь пропитания, и этого в представлении туземцев достаточно, чтоб считать богов эталоном милосердия. А нечестивцев ждут несчастья, болезни и смерть. Разных табу великое множество, так что когда туземцы гибнут на охоте, или разразится эпидемия, или соседнее племя совершит набег на их деревню, вопросов не возникает: был нарушен какой-то запрет, а при таком их изобилии ничего не нарушать — дело невозможное. В случае же особо тяжких проступков за дело берется сам Айтумайран. Воплотившись в образе огненного зверя, он является к провинившемуся, причем тот может с ним драться и даже его убить. Однако шансов избежать расплаты нет: во-первых, Айтумайран весьма живуч и убить его ой как не просто. А во-вторых, будучи убит, он просто воплотится еще раз и придет к нарушителю табу снова. Ну как, удовлетворил я твое любопытство?

— Отчасти, — пробормотал я. — Теперь скажи, что из этого может иметь отношение к реальности?

— Ну, знаешь...

— Я серьезно. Возможно ли, чтоб под этой мифологией и конкретно под легендой о рэдвольфе были основания? Крайне опасный редкий хищник. Какая-нибудь мутация. Что-то в атмосфере. Вирус, провоцирующий психоз и продолжительные галлюцинации...

— С этой точки зрения возможно что угодно из того, что ты назвал, или даже все вместе. — Мартынов закинул руки за голову, сцепил их на затылке и с хрустом потянулся. — Но что именно происходит на Тихой, никто не знает, и если сейчас открыть дискуссию на эту тему, то она будет пустой болтовней дилетантов. Ты не первый, кто заинтересовался рэдвольфом. Ребята куда серьезнее нас с тобой пытались раскопать что-то еще в то время, когда Тихая не была заповедником. Кое-кто до сих пор не теряет надежды, и Берк тому пример.