Джон Шеттлер - "Киров-5: Девять дней падения"

Федорову пришлось сделать усилие, чтобы сохранить серьезное выражение лица. Он повторил приказ:

— А теперь вы и ваши люди оставите оружие сержанту и найдете лопаты, лейтенант. Затем вы почистите оба вагона. Положите туда свежей соломы, убедитесь, что все люди будут накормлены и поставите по бочке воды с чашками в каждый вагон. И сделаете это в темпе! Поезд должен следовать по расписанию, как вы сами сказали мне минуту назад.

Лейтенант НКВД был в ярости, но явно напуган. Его взгляд метался от Федорова к Трояку и обратно, а рука все еще держалась на кобуре. Он покосился на своих людей. Трое все еще стояли у открытой двери вагона с винтовками с примкнутыми штыками в руках и смотрели на лейтенанта, задаваясь вопросом, что им делать. Один из них медленно поднимал винтовку, направляя ее на Федорова, пока не услышал новый голос. Зыков пристально следил за ними, в особенности за вооруженными. Он спокойно вышел на всеобщее обозрение, держа наготове российский спецназовский пистолет-пулемет.

— Наконец-то работа для моего "Бизона-2", — сказал он, указывая на оружие, направленное на солдат. — Патроны повышенной мощности девять на восемнадцать от пистолета Макарова в шнековом магазине на шестьдесят четыре штуки*. Семьсот выстрелов в минуту. То, что нужно, чтобы зачистить помещение. — Он стоял, глядя на солдат с мрачной улыбкой.

** ПП-19 "Бизон" используется только МВД РФ и никогда не состоял на вооружении морской пехоты

Наконец, лейтенант отдал приказ:

— Опустите оружие и делайте так, как говорит товарищ полковник, — сказал он с явным напряжением, покраснев от гнева и унижения. Затем он повернулся к Федорову. — Это неслыханно! Начальник службы охраны захочет узнать об этом, я вас уверяю.

— И где он? Где-то здесь? — Федоров огляделся по сторонам. — Так где он? Еще кому-то нужно разъяснить, как делать свою работу?

Лейтенант бросил окурок на землю и, кинув досадливый взгляд, повернулся, но Трояк положил ему на плечо руку, удерживая на месте, а затем ловко вытащил пистолет из кобуры.

— Он же оглох, товарищ полковник. Собрался уйти, не сдав мне оружие, как вы приказали.

— Прискорбно, — сказал Федоров.

Зыков стоял в нескольких шагах от него, пытаясь сдерживать смех, но продолжая пристально следить за солдатами. Затем, по жесту Трояка, он быстро собрал у них винтовки. В задней части вагона нашлись лопаты, и Федоров поручил Трояку проконтролировать, чтобы все было сделано правильно.

— А что с ними? — Лейтенант НКВД указал на людей в поезде.

— О них не беспокойтесь. Я прослежу за ними, пока вы будете работать. А теперь приступайте, товарищ лейтенант. У меня тоже есть свое расписание. Сегодня я должен проверить еще три поезда, а вы только что прервали наш обед.

Лейтенант и его люди разгрузили первый вагон, и Федоров отметил, что они помогали малолетним и немощным. Он также сказал Зыкову вывести пятерых солдат, ехавших с ними, и разгрузить второй вагон с заключенными. Увидев то, что случилось, и поняв, что им предстояло и дальше ехать в одном вагоне с этим неожиданно появившимся полковником, они не выразили протеста и быстро взялись за дело. Когда лейтенант увидел этих людей, то, естественно, предположил, что это были солдаты из подразделения Федорова, и внутренне обматерил свою неудачу, выразившуюся в том, что он нарвался на этого полковника. Он не ожидал встретить здесь еще одно подразделение НКВД.

Федоров следил за происходящим, пока не убедился, что работа ведется в соответствии с его приказом. Он отправил железнодорожников на станцию, и велел им принести любую свежую солому, которую они смогут найти — она часто хранилась именно для таких целей. Прошло два часа, и когда работа закончилась, Федоров снова принялся за лейтенанта.

— Ваше имя? — Потребовал он.

— Лейтенант Микаэл Суринов, — человек был явно не рад, но достаточно пришел в сознании, чтобы не спорить с полковником, появившимся здесь ни с того ни с сего. Однако внутри у него жгло от обиды и гнева на то, что он был вынужден сделать.

— Ну что же лейтенант, вы опозорили свое звание. Да, ваша работа заключается в охране заключенных, да, это грязное дело, но нельзя поступать так — не с нашими собственными людьми. Для таких дел есть фашисты.

— Но это государственные преступники! — Запротестовал Суринов.

— Возможно, но в первую очередь они люди. Кто знает, что они совершили, чтобы оказаться в этом скотовозе? Скорее всего, ничего. Скорее всего, просто какой-то козел решил, что они должны оказаться здесь. А ваш подчиненный только что не ударил штыком десятилетнего ребенка*, плачущего над своим Dedushka! Куда следует поезд?

* На всякий случай, возраст привлечения к уголовной ответственности в 1942 году составлял 12 лет за особо тяжкие преступления и с 14 за остальные

— В Хабаровск. Лагерь "Верхний".

— В Хабаровск? Замечательно. — Федоров улыбнулся, понял, что у него сложилась неплохая lozh. — Я только что из инспекции оттуда, и скоро вернусь. Убедитесь, что в поезде будет чисто и гуманно на время всего пути на восток.

Он осмотрел вагоны, все еще не слишком удовлетворившись. Слишком много людей располагались на слишком малой площади. Поэтому он сказал Суринову следовать за собой и направился осмотреть остальную часть поезда. Два других вагона были почти пусты, как и в его собственном поезде.

— Кто едет в этом вагоне?

— Мои люди, разумеется, — сказал Суринов.

— Пять человек на весь вагон? Здесь может разместиться тридцать. Кто в остальных вагонах?

— Это мой вагон, — Суринов поднял подбородок, глядя на Федорова через очки.

— Ваш вагон? — Неодобрение в голосе Федорова было очевидно.

Он решительно подошел к вагону и заглянул внутрь. Он увидел трех молодых женщин, которые были очевидно напуганы, а у одной явно была разбита губа. Он нахмурился, сразу все поняв и сильно расстроившись.

— Предпочитаете общество женщин, верно? Что же, вам нужно обновить понимание дисциплины, лейтенант. Вы офицер внутренних сил безопасности, а этот поезд направляется на восток с определенной целью, и это не бордель! Хотите разделить вагон с женщинами? Что же, быть по сему!

Он отошел, и вскоре его подчиненные вывели из тесных крытых вагонов всех всех babushkas, которые могли быть следующими, кто умрет в долгом пути в холодных вагонах. Там были и супружеские пары, которые также решили вывести вместе. Вскоре Зыков и Трояк разместили всех их в более комфортных пассажирских вагонах. Затем Федоров вернулся к лейтенанту, вывел девушек из вагона и отправил их в крытые вагоны, рассудив, что они будут для них более безопасным местом. По крайней мере, он так считал.

На лице лейтенанту Суринова ясно отражалась сдерживаемая ярость, хотя он и ничего не мог сделать. Что это был за полковник? Он никогда не видел его на этой линии ранее и вообще не слышал, чтобы полковник НКВД мог вести себя подобным образом.

Когда переселение было завершено, Федоров вернулся к Суринову с очевидно угрожающим видом:

— Я вижу, что в вашем вагоне не осталось места. Все места заняты, так что вам и вашим людям придется ехать в локомотиве или в тендере. Понятно? Не беспокойтесь об этих людях, проводники с ними управятся*. Они останутся там до тех пор, пока вы не доберетесь до места назначения, и к ним следует относиться с уважением. — Он говорил громко, чтобы все в обоих вагонах это слышали.

* А вообще, с чего он взял, что все эти люди — невинные овечки? Это же не эсэсовцы евреев в концлагерь везли, чисто за неправильную национальность

— Дальше... Мои люди вернут вам оружие, но без штыков. Это люди, а не скот, чтобы вы погоняли их острыми палками. Что с ними будет в Хабаровске, зависит от коменданта лагеря, но пока они следуют на восток, за них отвечаете вы. Я насчитал здесь сто восемьдесят три человека и ваша задача доставить их в целости и сохранности. Упаси вас бог*, если хоть кто-то еще умрет прежде, чем поезд прибудет в Хабаровск. И оставьте в покое девушек! Они тоже чьи-то дочери. Вам ясно?

* А полковник НКВД точно бы так сказал? И кстати, 183 человека в ДВУХ вагонах? Это даже суровее, чем страшилки по 70 в одном вагоне, не говоря уже о том, что в реальности в теплушку влезало человек тридцать

Суринов был явно недоволен, но не пытался возражать. Его глаза сузились, лицо покраснело от возмущения и унижения. Федоров понимал, что поменять его нрав будет не так просто и опасался, что как только поезд прибудет на следующую станцию, он не только вернет все, как было, но и попытается выместить злобу на этих людях. Он решил, что следует сделать свои приказы более категоричными.

— Я ничего не прошу, лейтенант. Вы получили приказы и вам лучше их выполнить. Когда я вернусь, я наведу справки. Я записал ваше имя, лейтенант Микаэл Суринов. Если я узнаю, что вы взялись за старое и с этими людьми снова начали плохо обращаться, я могу вас заверить, что вам предстоит долгая и увлекательная разъяснительная беседа с товарищем сержантом. Если же я узнаю, что мои приказы не были выполнены... Я надеюсь, вам понравится ваша поездка на поезде, лейтенант. Потому что она станет для вас последней.

Он сильно ткнул лейтенанта пальцем в грудь, где, как было принято считать, находилась человеческая душа, развернулся и пошел прочь. Вернувшись в свой поезд, уже готовившийся отбыть, он ощутил слабое чувство удовлетворения.

Когда поезд тронулся, Федоров оглянулся в последний раз и увидел, как другое эшелон медленно направился на восток. Он понимал, что не мог встревать во все, что ему на нравилось на своем пути, и что вперед этих несчастных ждали суровость и жестокость, но не сегодня. Его вмешательство было лишь небольшим проявлением сострадания в море горя и войны, но сегодня этого было достаточно, и лишь это имело значение.

Он расположился в купе. Provodnits в форме начали проводить проверку вагонов. Он видел и слышал все из окна вагона, и когда Федоров встретился с ним взглядом, он увидел проблеск симпатии так, где ранее были лишь настороженность и страх.

Дальше будет хуже, подумал Федоров. Поезд медленно приближался к зоне военных действий, и ему предстояло увидеть больше проявлений военной активности и намного больше человеческого горя. Добраться до Кизляра будет тоже нелегко, когда они покинут магистраль в Омске. Впереди их ждали еще больше опасностей. И дело было не в километрах, отделяющих их от места назначения, а в десятилетиях, отделяющих их от того времени, из которого они прибыли. Чтобы добиться успеха, им предстояло завершить этот опасный путь, найти Орлова и благополучно доставить его на побережье Каспийского моря, в надежде, что прибудут спасатели, которые доставят их домой. Если им это не удастся... Он не мог увидеть что-либо во тьме. Они должны были выполнить свое задание, спасатели Вольского должны были найти их. Весь мир зависел от этого.

ГЛАВА 3

* * *

Он очнулся от беспокойного сна с этой мыслью — весь мир зависел от него — но затем раздался звук, от которого кровь застыла в жилах. Он сел в темноте, пытаясь проморгаться, сосредотачивая внимание на звуке, похожем на далекую артиллерийскую канонаду, на долгий, низкий, угрожающий раскат грома, на невероятно далекое, странное эхо чего-то огромного и ужасного. Что же это было? Он изо всех сил пытался вспомнить, где он. Долгий путь по железной дороге через сибирские пустоши... Иланский... Гостиница...

Покинув Иркутск, поезд направился на северо-запад в сторону Красноярска, преодолев еще шестьсот километров за еще один долгий день. К сумеркам они находились в нескольких часах пути от города, когда поезд остановился на плановую стоянку в небольшом городке под названием Иланский. Железнодорожные пути шли через лесистую местность, затем поворачивали на юг вдоль реки и, наконец, входили в город, разделяясь на несколько путей, ведущих к сортировочной станции. Здесь предстояло разгрузить три грузовых вагона из состава поезда, который затем продолжит путь на запад через Красноярск, Новороссийск* и, наконец, прибудет в Омск.

* Так в оригинале. Разумеется, Новосибирск, но путать их святое дело

Федоров узнал о гостинице от железнодорожников. Они называли ее "Locomativnyh", то есть "гостиница для железнодорожников", представляющей собой старое здание в нескольких кварталах от железнодорожной станции. На разгрузку поезда требовалось шесть часов, поэтому Федоров решил отдохнуть там, надеясь обнаружить нормальную еду и поспать несколько часов прежде, чем поезд должен будет отправиться сразу после полуночи.

Они вошли в старую гостиницу, и Федоров увидел в прихожей портрет пожилого седого человека с намасленными усами, очевидно, основателя заведения еще до Революции. Он поговорил с администратором, также исполнявшей обязанности официантки в столовой, молодой женщиной по имени Иляна*, названной так в честь города. На ней был простой белый фартук и красный платок на голове. Она словно испугалась, когда они вошли, и Федоров обратился к ней максимально дружественно, пытаясь успокоить ее страхи.

* Так в оригинале. Это реальное женское имя, правда, румынское

— Не беспокойтесь, — сказал он. — У нас нет здесь дел. Мы просто едем на запад, а железнодорожники хорошо отзывались о вашей гостинице. Это ваш отец? — Он улыбнулся, указывая на портрет за стойкой.

— Мой дед, — тихо ответила она. — Он построил эту гостиницу еще в прошлом веке, а когда Комиссариат установил здесь власть, она превратилась в гостиницу и дом отдыха для железнодорожников. Все лучше, чем армейские бараки. У меня есть комната с тремя кроватями на втором этаже, а через полчаса подам ужин — сегодня будет горячее тушеное мясо со свежим хлебом.

— Замечательно, — сказал Федоров. Он занял стол в столовой, ощущая уже появившийся в комнате сильный запах, от которого разгорелся аппетит. Пока что они питались хлебом, сыром и какой-то сухой колбасой, которые Трояк раздобыл по пути, однако вскоре им подали неплохое тушеное блюдо с картошкой, морковью, сельдереем, луком и даже немного вареной говядины. Подлива была свежей и особенно неплохой, а горячий чай — именно тем, чем нужно.

— До Красноярска три или четыре часа, — сказал Федоров. — Но мы доберемся туда до рассвета. Предлагаю немного поспать до полуночи.

— Нормальная кровать всегда хорошо, — сказал Трояк.

Федоров на мгновение задумался.

— Старшина, как вы оцениваете наши шансы? — Он не стал пояснять вопроса, но Трояк видел его волнение и понимал, что он говорит о поисках Орлова.

— Мы найдем его, — твердо сказал он.

— Мне бы вашу уверенность, — сказал Федоров. — Россия она большая, хотя мы, конечно, и знаем, где начинать поиски.

— Если куртка все еще на нем, мы сможем отследить его по сигналу. Я могу включить ее, если мы окажемся в пределах пяти километров.

— Можете? Я этого не знал! — У Федорова ощутимо полегчало на душе.

— Тоже касается и вас, — сказал Трояк. — Так что никогда ее не снимайте. Это наше средство связи, и мы сможем отследить Орлова по системе "свой-чужой" в подкладке. Она есть у всех морских пехотинцев.