Les

Мне пришлось лишь разводить руками.

— Ладно, — сказал Лешек, — пошли, покажу деревню и что вокруг.

Каменная деревня оказалась гораздо больше, чем мне представилась вчера. Проходя по ней, Лешек рассказывал, кто в какой пещере живет и чем его обитатели занимаются. Оказывается, что помимо таких понятных мне занятий, как охотник, следопыт, "сажательница семян", было множество таких, названия которые мне ничего не говорили. Приходилось просить пояснять. Скажем корневик, это люди, которые выкорчёвывали пни. Мирка, Силантий и Клим, как раз и были корневиками. Были ещё коравяки (кто снимал кору с деревьев), долбёжники (они рубили деревья и разделывали их). Были шкурники, лёнщицы (выращивали и перерабатывали лён) и много разных других профессий. Чуть ли ни у каждой пещеры был свой профиль. Мой первоначальный взгляд на дикость и отсталость здешних людей здорово переменился. Умеют здесь не только валить деревья, но и обрабатывать и создавать предметы из дерева. И не только из дерева, но и из камня.

— Камни у нас здесь разные. Есть твёрдый камень. Как тот, в котором мы живём и из которого мы создаем все орудия, а есть камни мягкие. Из них — украшения разные. А есть и вовсе глина, а, поместив её в святой огонь, она превращается в камень. Хрупкий это камень, но зато такой, каким мы его сделаем. В нём мы храним зерно, вар, воду.

Лешек явно раскрыл мне военную тайну. Да ещё с такой гордостью, что будто я такого чуда и знать не мог. Видать, гончарное производство им пока не по плечу.

Наконец, деревня кончилась, и мы вышли на большой луг. Вдалеке виднелся лес. Мой лес. Именно он отделял этот мир от моего, откуда я прибыл. И первой мыслью у меня было бросить всё и податься туда, пройти злополучной Гатью и оказаться в привычной среде. Но рюкзака с собой не было. Да и теодолита тоже. Кстати, нужно будет спросить, где же он.

— Такое поле пропадает, а вы лес корчуете под поле. Что же вы здесь ничего не сажаете?

— Здесь земля плохая. Не родит ничего.

— Почему?

— Пойдем, покажу.

Метров в ста обнаружилось озерцо. Но не воды озерцо, а нефти. Уж что-что, а нефть я повидал.

— Смерть-каша. — Объяснил Лешек. — Здесь и находиться долго нельзя, голова начинает болеть.

— Да, дела. У нас эту кашу по всему миру ищут, а здесь — пожалуйста, под ногами лежит.

— На что она вам? — в ужасе спросил Лешек.

— Да топливо отличное. И множество различных вещей из нефти делают.

— Что из неё сделать можно?

— Ну, скажем, тот же мягкий камень.

Ответом мне было понимающая улыбка — моя шутка была оценена по достоинству. А я не стал переубеждать. Всё равно сами они асфальт не скоро сообразят добывать, а я здесь уже завтра не буду.

Слева, ручей делал изгиб, противоположный берег вздымался, а на нём начинался сказочный лес. Сказочность его была в толщине деревьев. Казалось, что это лес баобабов. Но то были просто дубы.

— Давай, прогуляемся туда, — предложил я.

— Что там хорошего? — мрачно произнес напарник.

— Вот и посмотрим, что.

Едва войдя, мы наткнулись на два здоровенных боровика.

— Нельзя их трогать, — испуганно закричал Лешек.

— Почему?

— От них помереть можно.

— Вы что же, грибы не едите?

— Только баба-Тана знает какие, можно. Что она сорвёт, то те и можно. Остальные — отрава.

Пришлось пройти мимо. Может оно и к лучшему, что только один человек в деревне понимает в грибах. Сколько жизней в нашем мире унесли грибы! Всяк считает себя знатоком и вместе с сыроежками поганки собирает.

Лес был добрым, приветливым и богатым. Такого леса я ещё не встречал. Будто не лес, а Парк культуры. Без асфальтовых дорожек, но парк. И грибы как искусственные. А вот ягод что-то не видать было. Правда, встретился куст шиповника. Но он еще не поспел.

— А что, ягоды тоже баба-Тана вам не даёт собирать?

— Ягоды собираем. Но для этого ходим когортой.

— Зачем это?

— Чтобы побольше людей их поело, ну и так безопаснее.

— Что может быть опасного в таком бору?

— Волки. Да и медведь сюда наведывается. Малинку и он любит.

— Неужто они так близко к вашему жилью подходят? Что и собак не страшатся?

— Соба-а-а-к? А что это такое: собак?

— Ты что, не знаешь, что такое собака? Так ведь у вас в деревне они есть. Я когда за ручей в кусты ходил одну такую встретил.

Мой напарник побледнел.

— Как выглядела "собака"?

Тут уже пришёл черед испугаться мне.

— Как обычно. Тот же волк, только это домашнее животное.

— Волк домашним животным не может быть ! — уверенно заявил Лешек. — И что же животное делало?

— Да ничего. Стояло и смотрело на меня. А когда я его попытался прогнать — зарычало. Ну, я плюнул, повернулся и ушёл.

— Повернулся спиной?

— Ну да! А что мне было делать? Просто я испугался сперва, уж очень неожиданно она появилась. Или он. Но мне и в голову не пришло, что это волк. Хотя, теперь я понимаю, что это действительно был волк. Молодой, поскольку небольшой, но волк.

Лешек присел и, глядя на меня перепуганными глазами, пролепетал:

— Предсказание! Сбывается!..

— Какое предсказание?

Но Лешек только лишь рукой махнул.

— Нужно срочно сообщить Веку.

И мы направились обратно в деревню.

Мы шли, а у меня из головы не шло, что я упустил из виду какое-то важное обстоятельство. На что-то нужно было обратить внимание, но я прошёл мимо. Но что? Я никак не мог сообразить.

СУД

Уже подходя к деревне, я обратил внимание, что песчаные отмели у ручья подходили почти до пещер. Наверно это летом ручей столь тихий и мирный, а весной вода затапливает и пещеры. Вот, очевидно, с этой, наиболее низкой части. Если же насыпать гравия кубов двадцать, то ближайшие пещеры можно от половодья уберечь.

Но и эта мысль вылетела из головы, как только мы вошли в деревню. Лешек нахмурился.

— Что-то случилось! Только бы не Чёрный человек.

Когда подошли к площади перед пещерой вождя, то оказалось, что здесь собралась значительная толпа. Видать, вся деревня. Люди кричали, но что — понять было невозможно. Перед пологом пещеры стоял Мирка, а его держали высокие и здоровые мужики. Вид их не предвещал для Мирки ничего хорошего. Наконец полог отодвинулся и вышел вождь. Крики тот час прекратились.

— Что случилось? Говори, Хомка.

— Вчера вечером, когда я с семьёй спал, Мирка украл куль гороха.

— Это правда? — спросил Век.

— Нет! — глядя вождю прямо в глаза, ответил Мирка.

— Он врет! — закричал Хомка, — он ночью дома не был. Его отец сознался.

— Это действительно так? — спросил Век седовласого мужика, стоящего поблизости.

— Правда, — признал старик и склонил голову.

И тут я вспомнил, что Мирка приходил этой ночью ко мне! Не мог Мирка воровать той ночью! Его мысли были далеки от низменных чувств. Уж очень он верил в мою сверхъестественную суть.

— Постойте, — закричал я, — погодите, я постараюсь доказать, что Мирка не виновен.

Еще не представляя как именно это сделаю, уже твёрдо понимал, что сделать это придется. Все обернулись и пропустили меня вперёд.

— Но прежде, расскажите хоть вкратце, что за предание бытует у вас в роду? Это очень важно.

Все молчали. Молчал и Век. Затем заговорил.

— Возможно, предсказание и сбывается. Слушай! Когда-то, очень давно, Гатью, как и ты, к нам вышел человек. Он тоже был одет по странному. И сам был странный. Но у него был огонь! А у нас его не было. Если запалит летом молния дерево и нам удастся сохранить его у себя на зиму, значит, живём. А нет... Тот человек научил нас самим добывать огонь. Непростое это дело. Но мы научились. И мы выжили. Соседи снизу по реке в ту зиму погибли. Все! А мы, выжили! И ещё тот человек научил нас обжигать на огне глину и делать из неё сосуды. Раньше, половину наших запасов съедали мыши. Теперь всё сохраняется. Только благодаря нему мы и живём. Теперь с нами считаются другие соседи. Нас не обижают. Так вот, тот человек сказал, что наступит время и придет с той стороны новый человек и наш род ещё более укрепится.

— Хорошо, но Мирка и его сподручные, встретив меня, не исполнили твой, Век, наказ и не убили. Оставили меня в живых. Более того, они привели к себе в деревню, тем самым поставили под удар весь род. Что их ждало, окажись я Черным человеком?

— Смерть! — жестоко резанул Век.

— Вот я и спрашиваю вас, станет ли человек, которого, очень вероятно, ждет смерть по ночам красть у соседей?

По толпе прошёлся легкий ропот.

— А вот и станет! — настаивал на своём Хомка, — А куда же ночью ходил Мирка? Да и где горох?

Толпа вновь заревела, но я уже понял, что надо делать.

— Ко мне он ходил. Очень ему хотелось, чтобы я оказался человеком из предания. А горох? Семья у тебя какая, Хомка?

Все остолбенели. Даже Век смотрел на меня удивлённо.

— Семья, как семья, — недоумённо произнёс растерянный человечек. — Я и вот жена...— указал он на женщину, что стояла рядом.

— А дети? — спросил я.

— Детей на вече не пускают! — важно изрек вождь.

— А вы пустите. Пусть она приведет своих детей и тогда ясно станет, где горох.

Век кивнул, и жена Хомки ушла.

— Ну а пока мы ждем, скажи, Хомка, а какой он куль-то был? Большой ли?

— Да нет, — брякнул тот, не понимая, к чему это я. — Вот такой, примерно. — И очертил в воздухе объём с голову.

— Ну, а где жена его хранила?

— Подле себя. В стене ниша есть. Там все наши припасы.

— И как же это Мирка через жену твою перелез, а она и не заметила того?

Толпа грохнула от смеха. Хомка покраснел, затем взбычился и бросился в сторону, хлопавшего от изумления глазами, Мирки. Но был тут же перехвачен.

Пришла жена и привела детей. Старший был преисполнен гордости. Впервые ему дозволено было присутствовать на общеродовом вече. Средненький, ершился, брыкался и идти явно не желал. Младшая — девчушка лет пяти, сидела на руках у женщины и ревела в голос. Мать её пыталась успокоить, но никак не удавалось.

Я осмотрел их и обратился к среднему. Лет ему было не более семи. Самый шкодливый возраст.

— Как звать тебя, парень?

Парень меня ни слышал и не видел.

— Отвечай, коли спрашивают! — рявкнул вождь,

— Край! — тут же отозвался малец и уже не мог отвести от него своего взгляда.

Подойдя к парню, я потрепал его по волосам и тихо и даже ласково спросил:

— Съел горох?

— Ага! — тут же, не задумываясь, ответил он, глядя уже на меня.

Народ засмеялся. Но теперь это уже было просто веселье. Чувствовалось, что напряжённость ушла.

— Что ж ты не признался отцу, когда тот объявил, что это другой человек украл. Ведь ты же знал, то Мирку могли убить. Убить ни за что!

— Ну и что?

— И тебе его не жалко?

Мальчишка посмотрел на меня непонимающе и пожал плечами.

Нет, не моё это было дело. Зря я завёлся. В чужой монастырь, как говорится... Но я не удержался. Присел, посмотрел ему прямо в глаза и тихо сказал.

— Тогда убить придется тебя. Тебе не жалко сородичей, а сородичам не будет жалко тебя. К тому же, ты украл!

Оказалось, что несмотря на мою тихую речь, меня слышали все. Нависла не то что гнетущая тишина, а и вовсе угрожающая. А тем более она стала явственней, когда Край заорал и вцепился за подол матери. Малышка на её руках уже не кричала, глядела на меня как на чудище и, похоже, даже не дышала.

— Мама! Я жить хочу! — орал во всё горло малец.

— А Мирка, разве не хочет? Почему же ты его не пожалел? И чего же нам теперь жалеть тебя? — задавал я вопросы, перекрикивая испуганного малыша.

Все кругом смотрели на меня сурово, с неодобрением. И лишь у Века на лице сияла радостная улыбка. Он стоял, скрестив руки, молчал и вроде как отсутствовал, но было понятно, что последнее слово будет за ним.

— Так то он, а я — это я.

— Хорошо, успокойся, никто тебя убивать не будет. Но и ты пойми, Мирка — это тоже ты. И мама, и отец, и Век, и друзья твои — всё это тоже ты. Может быть, кто-нибудь из них завтра жизнь твою спасут. А если ты никого не будешь жалеть, то спасти тебя, может, и некому будет.

— Дело закончено! — произнёс вождь. — Прости, брат! — кивнул он Мирке. — Хомке десять прутьев за необдуманный навет и за то, что семью не блюдёт!

С тем вождь развернулся и ушёл в свою пещеру.

ПЕЩЕРЫ

До вечера, когда намечалось зажжение огня, было ещё много времени и я решился прогуляться к лесу, из которого я и ввалился в этот странный мир. Конечно же, ломиться через него тут же я не собирался. Не такой уж простой, лес этот, оказался. Но и деваться было тоже некуда. Завтра мне предстоит вновь пересечь и лес, и болото в нём, и ту незримую черту, которая разделяла миры.

Впрочем, а сколько миров разделяла та черта? И у нас, в деревне поговаривали о Чёрном человеке (правда, мы, горожане, не слушали этого), и здесь. К тому же здесь, эти Чёрные люди бывали значительно чаще.

— А что за чёрные люди? Кто они? Ты их видел? — спросил я своего, теперь уже неизменного спутника.

— Видел, а как же. У нас их все видели. Лучше бы их не видеть. Кто они? Не знаю. Но от них беды нам. То жёнку умыкнут, то ребёнка. А иногда поле помнут.

— Как это?

— Да так. Приходишь утром, а по полю полоса. Будто корягой прошли. ровнёхонькая такая.

— То есть, что это именно они, не видели?

— Нет, не видели, но кому ещё? Чаще они мимо проходят. Не трогают. Но после них всякие напасти случаются. Прошлый год как прошли они, Сетупка наша из берегов вышла. Ты же её видал — перейдёшь и ног не замочишь, а тут вдруг бешенной стала. День всего шумела, а бед на год принесла.

— И что, они все из того леса и являлись? — указал я на лесную полосу в отдалении.

— Конечно. Откуда же ещё? Нет, иногда, и когда обратно шли, видели.

— А как они выглядят?

— Известно как — чёрные, блестящие, что твой жук.

— Ну, а руки, ноги, лица? Какие?

— И руки как у людей, и ноги. Вот только пальцев на руках на один больше нашего. А лиц — не разглядеть. Головы чудные. Спереди как скол, острое ребро. Да и вверх заостряются. И ни носа, ни ушей, ни, тем более глаз — не видать.

Так, выходит, не выдумка всё это. И по всему видать, здешняя среда для них чужая, раз в скафандрах ходят. Точно скафандры. Иначе бы глаза видны были. Рот, уши у чужих — пойди, пойми где могут оказаться, а глаза — только на голове. Интересно бы их увидеть, пока назад не вернулся. Вот удивятся наши, когда я в точности нарисую пришельца. Но, говорят, не часто шастают.

Я прошелся вдоль кромки леса. Странно всё. По одну сторону — лес, а по другую — луг. И граница чёткая и, что более странно, ровная. Не лес, а лесополоса. Будто специально засаженная. Правда, деревья все старые и толстые, а новой, молодой поросли — не видать. Так не бывает. Правда и то, что и лес необычный. Такого леса тоже не бывает. Нужно пока не ушёл, побольше узнать из жизни здешних обитателей. Жалко, что я геодезист и геолог, а не историк. На что больше внимание обращать?

— А как у вас ваш мир устроен?