Юноша убрал подарок себе в суму и вышел из хижины. Проходя мимо Джья-сы, остановился и проговорил:
— Я верну долг, — сказал и пошел мимо снующих туда-сюда женщин к лесу. Старейшина, опершись плечом о стену тхерема, проводил его долгим взглядом, хитро сощурился и пробормотал, едва шевеля губами:
— Кто знает, зачем этот Пыин-ва пришел к старику... Искатели мудрости — странные люди, а он верно один их них. Иногда от них бывает толк. Посмотрим...
Джья-сы заулыбался своим мыслям, которые, опережая одна другую, уже мчались вперед, перепрыгивая время. Заметив в кругу женщин, выскабливающих оленьи шкуры, свою дочь, старейшина кивнул ей и скрылся в хижине.
Старик сидел перед небольшим обветшалым тхеремом, покосившимся на один бок, в следствие толи неровностей берега, толи из-за неприхотливости хозяина ("Или безразличия?"), который не потрудился выбрать более удобное место для своего жилища. Оленьи шкуры, покрывающие остов хижины, во многих местах были небрежно залатаны неровными клочками шкур, а кое-где виднелись оставленные безо всякого внимания дыры.
Сам жрец выглядел немногим лучше своего дома: на нем были длинная до колен рубаха, когда-то белая, но теперь от долгой носки, приобретшая грязно-серый цвет, протертая почти до дыр на локтях, давно утратившая свой первоначальный нарядный вид, такого же вида штаны и стоптанные, заскорузлые чи, подвязанные, тем не менее, совершенно новенькими шнурками с костяными побрякушками, изображающими, как заметил юноша при приближении, птиц и рыб. Наряд колдуна довершала маленькая круглая шапочка с оторочкой из беличьего меха, который местами уже выпал, выставляя на показ белесые проплешины. На шее болталась целая связка ожерелий из мелких птичьих косточек и клыков хищных зверей, а на обнаженных по локоть предплечьях старика красовались широкие, в ладонь, резные браслеты из бивня.
Лицо старика, потемневшее и сморщившееся от солнца и прожитых лет, все же, вопреки ожиданиям, был приветливым и бодрым; черные, совсем узенькие, глазки, едва проглядывающие сквозь глубокие морщинки и набухшие веки, сверкали каким-то внутренним огнем и говорили о живости и бодрости ума их обладателя. Седые волосы, стянутые в пучок на затылке, пышным хвостом ниспадали на худые плечи, точно каскад пенящихся струй. Седые усы и борода придавали лицу жреца некоторую степенность, надлежащую человеку его возраста и положения.
И все же, как отметил юноша, старик не был похож на человека обладающего властью и Силой, в его внешности чего-то явно не хватало: не было величавости, что-ли, или, может быть, надменности. Пока не было, но может это обманчивое впечатление. Внешность его никак не вязалась с тем образом, что существовал в предании. Он больше походил на обычного человека, нежели на великого жреца, слава о котором разошлась во все концы земель Тхе-Вей. "Вот он — грозный герой легенд и людских перетолков, наделенный неимоверными способностями и великой мудростью! Не ошибка ли это?" Нет. Молодой охотник знал наверняка: это тот самый человек, который ему нужен, кто же еще? Внешность, зачастую, бывает обманчива, скрывая истинное лицо своего хозяина. "Чего ждать от такого человека?"
Юноша мельком глянул на стоящие рядом вешала и вдруг отшатнулся: на верхней перекладине, на которой висели связки вяленой рыбы и тонкие жгутики мяса, восседал, сверкая иссиня-черным оперением, крупный ворон, склонив увенчанную толстым клювом голову набок и с любопытством наблюдая за приближением незнакомца. "Значит, правда?!" Юноша слышал где-то, что подобно древним колдунам с севера, па-тхе Сау-кья обзавелся вороном, который стал его глазами и ушами, кружась в вышине и обозревая землю. Такая птица, если уметь правильно с ней обращаться, может стать отличным помощником, пересказывая своему владельцу чужие замыслы и секреты. Люди говорили, что таких птиц держат многие Сау-кья, сопричастные Миру Духов.
Старик сидел в пол-оборота к нему и, казалось, не замечал гостя. Он весь сгорбился и ушел в себя, сосредоточенно глядя на свои руки, в одной из которых был зажат кусок дерева или кости (юноша не мог точно разглядеть), а в другой резец. На земле рядом с ним и его коленях белели завитки стружек. Охотник сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился, не решаясь нарушить его работу и не зная, что сказать. Трепет охватил его душу. Старец же продолжал скоблить острым лезвием заготовку, снимая стружку за стружкой.
"Прикидывается простачком," — юноша вытер бисеринки пота над верхней губой. Он посмотрел на ворона и, встретившись с ним взглядом, опустил глаза: колдовская птица, неизвестно чего можно ожидать от ее внимания. Ворон, перебирая когтистыми лапами, прошелся туда-сюда по перекладине и сбоку заглянул в лицо своему повелителю, словно спрашивал: что с этим-то делать? Но жрец не обратил на него внимания, продолжая вырезать какой-то образ: только прикусил кончик языка от усердия. Юноша пригляделся: в крючковатых с выпирающими суставами пальцах старика крутилась фигурка, похожая на человека: по крайней мере, что-то похожее, так как видны были ноги и плечи. Мастер переворачивал заготовку то так, то эдак, делал резцом засечки.
Лишь, когда тень от решившегося, наконец, подойти ближе после долгих сомнений юноши упала ему на колени, жрец медленно поднял голову, хотя глаза, опередив это движение, мгновенно уставились на незнакомого охотника, который, в свою очередь, старался изо всех выдержать этот взгляд.
— Повернись к свету, — бросил жрец тихим, но внятным голосом, в котором чувствовалась суровость и привычка, чтобы ему подчинялись. Охотник немного отступил и встал так, чтобы солнце освещало его лицо. — Так-то лучше, — буркнул старик, откладывая резец и недоделанную фигурку. — Так-то лучше. Ты кто? Я тебя не знаю. Ты не наш, это точно, не Сау-кья и не из Малого Народа... — он наклонил голову в одну, потом в другую сторону, точно надеялся таким образом разоблачить незваного гостя, который оторопело хлопал глазами. — Кто же ты, кто? Нет, нет, не узнаю — Жрец мотнул головой. Затем его бегающие глазки остановились и он строго проговорил: — Говори, кто ты и зачем пришел ко мне?
Охотник замешкался, кашлянул, посмотрел на ветхую, казавшуюся такой же древней, как и ее хозяин, хижину, на сходящиеся шесты ее, украшенные красными тесемками и деревянными изображениями духов, закопченными в дыму очага, потом на ворона перебиравшего клювом перья на распахнутом крыле, и снова на старика.
— Мое имя — Чаа"схе из рода Пыин-ва, — выдохнул он.
Старик поднял брови.
— Пыин-ва, — повторил он. — Так это про тебя мне ночью говорил Джья-сы. Понятно, — в глазах жреца заиграл хитрый огонек.
"Так Джья-сы все же навещал старика? Значит, все было уже заранее условлено.., — пронеслось в голове юноши. — А еще прикидывается!"
— Пыин-ва, Пыин-ва, — задумчиво бормотал старик, потирая ладони. — Давненько я не видел никого из вашего рода. А ты знаешь, — его голос вдруг приобрел силу, — почему ваш род носит это имя? Нет? Была такая река, там, где раньше жили Тхе-вей. По ней вас и прозвали, а вовсе не потому, что вы такие громкие, — жрец засмеялся, обнажив поредевшие ряды желтых зубов. — Так-то! А слышал ли ты, Чаа"схе, из рода Пыин-ва о Намуг Вей-схе? — юноша кивнул: он и не ожидал, что старик сразу начнет разговор с того, что так сильно (мучительно сильно!) его интересовало. — Знаешь? Хорошо... — видно он был немного разочарован, что не удалось пожурить пришельца. Потом спохватился, шлепнул себя по худым коленкам и добавил: — Что же ты стоишь? Садись, садись, — и похлопал рукой по земле рядом с собой.
Чаа"схе покорно присел, подобрав ноги. В руках старика опять появились фигурка (деревянная, точно) и каменный резец и он продолжил прерванную работу. Юноша невольно залюбовался его отточенными движениями: резец прохаживался по заготовке, отделяя ненужное, усиливая детали и подправляя контуры; фигурка с каждым прикосновением лезвия все больше и больше походила на человека. Резче обозначились плечи, тонче стала шея, округлилась голова. Только стружки летели. "Потом колдун душу в него вдохнет".
— Джья-сы сказал мне, что ты принес добрую весть, но какую, говорить не стал, ты, мол, сам все расскажешь. Обещал — мне понравится, — жрец слегка глянул на Чаа"схе из под седых бровей, топорщившихся, как ягель.
Юноша почувствовал, как вновь подступает страх: как сказать, какие слова выбрать? С чего начать? А старик продолжал свое занятие, шумно сопя, в ожидании ответа.
— Ну же! — взвизгнул он, так и не дождавшись.
— Великий жрец, прости! — взмолился Чаа"схе, чуть отодвигаясь, будто боялся, что колдун ударит его. — У меня есть для тебя хорошая весть. Джья-сы правду сказал.., — голос дрожал, мысли смешались, язык ворочался с трудом, словно рот его был полон земляных орехов. — Была Большая охота... охотники нашли следы... Большие следы, таких ни у кого нет, кроме...
Голос сорвался, захлебнулся в булькающих звуках. Резец замер в руках старика. Он оборотил лицо на собеседника, расширил глаза.
— Что за следы? — нетерпеливо спросил он. И амулеты на его груди зловеще зашелестели.
Юноша начал было рассказывать о Большой осенней охоте, для которой объединились охотники трех родов Тхе-Вей, как они выслеживали и загоняли дичь, но старик властным жестом прервал поток его излияний.
— Все это я знаю. И сам не раз участвовал в Большой охоте. Следы... чьи они, кто оставил их. Про это рассказывай.
Чаа"схе, несколько обескураженный, опять притих: он, впервые в жизни участвовавший в Большой охоте, так хотел поделиться хоть с кем-нибудь своими переживаниями и впечатлениями, а его не хотят слушать. Было обидно. Но он нашел в себе силы подавить это жгучее чувство и твердо продолжать:
— Наши охотники ходили у Гладких гор и в месте, где к равнине выходит Лед, увидели большие следы. Много следов. Раньше таких никто не видел, но все догадались, кто их оставил: Старшие братья. Целое стадо. — Чаа"схе сделал паузу и перевел дыхание. Резец выпал из дрогнувших пальцев жреца и звякнул, ударившись о камни, прикрытые мхом.
— Правду ли говоришь? — почти закричал старик, и было видно, как дрожат его губы. — Следы Старших братьев, ты не ошибся? Это точно были их следы, или вы ошиблись? — голос его сорвался на хрип, перешедший в сухой надрывный кашель.
— Я не видел следов, я лишь слышал, что сказали охотники. Они говорили убедительно, да и кто еще может оставить такие следы: — юноша развел руками, показывая какого размера были отпечатки, обнаруженные у подножия Гладких гор. — Вот такие. Мне друг сказал, а он видел. Разве есть в Мире еще кто-нибудь, кроме Старших братьев, кто мог бы оставить такой след?
Старик молчал; приложив руку ко лбу, он напряженно думал. Его крохотные глазки нервно бегали из стороны в сторону, лишь ненадолго приостанавливаясь на юноше, замершем в ожидании. Но жрец не торопился; он весь ушел в себя, потрясенный только что услышанным. Это не скрылось от глаз Чаа"схе и юноша едва заметно улыбался; не зло, по доброму, радуясь за старика. А потом и он вдруг призадумался: а может правда ошибка? Ведь все говорят, даже жрецы, что Старшие братья давно подались в Страну Мертвых. Кто-то даже рассказывал, помнится, что как-то встретил в степи целые завалы из их скелетов: Ге-тхе не забыл о своей клятве и медленно, но верно его огненные стрелы поражали недостойных отпрысков, посмевших ослушаться Создателя. Может, охотники что-то напутали? Но, с другой стороны, даже колдуны не спорили с тем, что это были действительно следы Старших братьев.
— Извини, о па-тхе, — торжественно заговорил Чаа"схе. — Быть может, наши люди ошиблись. Некому было подсказать...
Но колдун прервал его:
— Нет, нет, брат. Ты и твои сородичи совершенно правы. Кто спутает след живого существа с чем-то еще? Разве такого человека можно назвать охотником, мужчиной? Нет, нет, ты прав. Это следы Старших братьев. — Голос старика обрел свою прежнюю твердость, но руки судорожно вертели деревянную фигурку человеческого существа, показывая, что внутренняя буря еще далеко не улеглась. Но вот морщинки в уголках глаз стали резче, дернулись седые усы и жрец беззвучно засмеялся, — Ха! Теперь-то уж никто не сможет сказать, что духи покинули Котла Вей нья! — вскричал он и потряс в воздухе кулаком, сжимавшим деревянное тельце. — Чаа... Чаа"схе! Ты принес мне добрую, нет лучшую весть за все последние годы; уже много лет я не слышал ничего более приятного. Спасибо тебе за это, пусть духи будут благосклонны к тебе и твоим родным. — Жрец смахнул с глаз выступившие толи от смеха, толи от волнения слезы и тяжело встал на ноги. — Тут у меня есть кое-что, — сказал он, кивнув на тхерем. Повертел деревянного человека и бросил его на землю, где переливался на солнце кремневый резец. — Подожди Чаа... Чаа"тхе?
— Чаа"схе, — поправил юноша.
— Подожди, Чаа"схе, я сейчас. — Сказал жрец и заковылял на нетвердых ногах к хижине, где и скрылся. Потом он вновь появился, неся в обоих руках по запеченной утке. — Раздели со мной трапезу, дорогой гость, — он сел на прежнее место и протянул одну тушку Чаа"схе. — Ты сам, наверное, не догадываешься, как порадовал старика! — он опять рассмеялся. — Угощайся, Чаа"схе, угощайся! — добавил жрец, с хрустом погружая зубы в запеченную утятину.
Они дружно взялись за еду и теперь Чаа"схе мог сполна вознаградить себя за утренние неудобства, когда он почти не притронулся к еде. Он с жадностью налег на предложенное угощение, уплетая нежное птичье мясо за обе щеки. Старик же ел медленно, тщательно пережевывая мелкие ломтики мяса. При этом он еще кормил с руки ворона, который соскочил с сушил и сидел теперь на хозяйском плече. С негромким урчанием птица следила за каждым движением Котла Вей нья, с наскоку хватая предложенное им мясо. Юноша, наблюдая эту сцену, дивился, но старался не подавать вида, будто все происходящее было чем-то непривычным: расскажи кому — не поверят.
Старик съел совсем немного, в отличае от своего молодого гостя, который умял утку почти целиком: только крылышки остались. Котла Вей нья собрал все объедки и ссыпал в траву; ворон спорхнул с его плеча и принялся расправляться с ними. Жрец сходил в хижину и принес бурдюк с веселящим напитком. Юноша поморщился: он все еще чувствовал себя немного разбитым после вчерашнего гулянья; пить дурманящую воду совсем не хотелось, но обидеть па-тхе никак нельзя, поэтому он с притворным удовольствием отведал поданное угощение, даже причмокнул. Так они сидели друг против друга и бурдюк неторопливо переходил от одного к другому. Они вели спокойный разговор о событиях прошедшего лета, вернувшись к Большой охоте. Потом жрец спросил о каком-то знакомце из его рода, но юноша даже никогда не слыхал о таком.
— Время идет, — вздохнул старый па-тхе. — Он наверное давно отправился к предкам... Жаль... Хороший человек был.
Чаа"схе увидел отразившуюся в его глазах грусть и тоску и, быть может, впервые задумался о печали, вызванной приближением конца земной жизни, которую ощущают на своем сердце все старики. "Тяжело, должно быть..." Но мысль как вошла в его юное сознание, так же быстро и выпорхнула оттуда: он молод, ему незачем думать об этом, слишком рано. Вскоре Котла Вей нья похлопал себя по бедрам и стряхнул задумчивость, заулыбался.
