Мертвые Земли (1-26 главы)

После сытного ужина путников начало клонить в сон, и они разошлись по комнатам. Ольвэ долго втолковывал насупившейся Альке, что она будет ночевать в отдельной комнате, что все будет хорошо, что они через стенку, достаточно лишь постучать в тонкую перегородку... Алька упрямилась. Остановил споры Тин, заявив, что его, архимага, стена если что случится, не остановит, а спать ей, такой большой девочке, нужно одной — ибо неприлично. Втолкал опешившую от такого девушку в её комнату, туда же внес вещи, состроил самое строгое лицо, какое мог, и захлопнул дверь. Судя по всему, девочка чуток посопела, по-возмущалась и потопала устраиваться.

— Быстро она приходит в себя, — Ольвэ пристроил опротивевшие за год путешествия сумки на пол, — Прямо на диво.

— Да, быстро, и хвала Богам, что она еще маленькая — сильный след не оставит все пережитое, хотя и не изгладится полностью.

Тин сделал то же самое и пошел умываться, махнув другу, мол — помоги. Ольвэ полил ему на руки воды, подал полотенце, и пихнул локтем, чтобы пропустил к умывальнику, замер в ожидании.

— Да и с матерью её дело темное, не до конца понятное. Я понял только, что ее убили — а как, кто — не понятно. Либо она не помнит сама, что странно, либо просто молчит — вспоминать и рассказывать не хочет, — Ольве дождался, когда друг тоже польет ему на руки и начал самозабвенно плескаться, пофыркивая от удовольствия.

— Скорее не может. Эти воспоминания, как болезненные, её память от нее закрыла. Я с таким сталкивался, у людей, правда, но бывало. Время придет и она все вспомнит, — Тин с неодобрением покосился на товарища, плещущегося как самый заправский тюлень, разливая вокруг себя воду. Протянул ему свежее полотенце и пристроил пустой кувшин обратно на столик.

Тем временем постучалась служанка, принесшая заказанную ранее для Альки одежду — пусть с чужих плеч и поношенная, а все же лучше того кошмара, что ей вручили на хуторе. Хотя надо сказать, что служанка Сивы — звали ее, как потом сказала Аля, Марка, тайком положила девочке в рюкзак вполне сносное легкое платьице, костяной гребешок с выломанным зубцом, да Сива-тавернщик (тоже тайком от женушки), добавил от себя легкую суконную курточку зеленого цвета и штаны им же в тон: 'Для дочки берег, а не дали Боги...'. Только рубашки никто ни одной не догадался припрятать. Поэтому, пока Алька возилась с лошадьми, они порасспросили служанку на предмет одежки, просто соврав, что девочка одежду потеряла, а то, что смогли найти для неё на хуторе, ей совершенно не подходит — ни по рангу, ни по возрасту. Служанка, когда пара серебрушек перекочевала в её карман, пообещала поискать что-нибудь подходящее.

Сейчас же двое мужчин с сомнением осмотрели кучу вещей в руках служанки и хором отправили её к Альке. Пусть сами разбираются.

К ужину спустились все вместе — приодетая Алька сильно смущалась, постоянно одергивая непривычное для нее длинное, до щиколоток, платье и пытаясь пригладить волосы, которые служанка помогла ей уложить в подобие прически, чуть-чуть подправив в некоторых местах ножницами. В итоге получилась миловидная девчушка-эльфинид. С оригинальной прической. И крайне смущенная своим преображением. Её в спину слегка подталкивал Ольвэ, а сзади с независимым видом — я-не я и балаган не мой — шел Тин. В зале они кивком головы поздоровались с трактирщиком и заняли свободный столик. Едва они расселись, как к полному восторгу Альки, в трактир, с шумом и гомоном, бряцая оружием, ввалились памятные по тракту гномы. Алька аж привстала с лавки, что бы по-лучше рассмотреть их по-лучше.

— Аль, ну что ты прям... Э... Ну... Ну ты поняла! — Тин дернул Альку за поясок, заставив сесть на лавку.

— Я их первый раз вижу, Тинвэ! И я — маленькая! Мне можно смотреть, вот!

— А они — взрослые, и не любят, когда на них пялятся! — Тин нахмурился и строго посмотрел на Альку, но это ее не смутило, а наоборот — вызвало новую волну любопытства, и её звонкий голосок прорезал внезапно наступившую тишину:

— То есть, они больше не вырастут? Совсем-совсем? Такие вот маленькие и будут? — в голосе девочки было столько неподдельного сочувствия, что Ольвэ, не выдержал и захихикал, уткнувшись носом с сложенные на столе ладони, а Тин как-то даже по-новому взглянул на гномов.

— Ну да, — отсмеявшись, выдавил Ольвэ, — Такими вот и останутся. Только это им не мешает нисколечко, поверь мне.

Тут произошло сразу несколько событий: гномы расселись за столами напротив — ничто теперь Альку не отвлекало от разглядываний, Ольвэ позвала служанка к трактирщику, желавшему лично передать какое-то послание от гильдии, А у Тина дернулся в кармане камень-артефакт — вызов, и, как на зло, срочно. Бросив хором девочке 'Никуда не ходи, сиди-ешь', старшие эльфы разбежались в разные стороны...

Минут десять спустя, торопливо вернувшись к столу, Тин, естественно, за ним никого не обнаружил — Ольвэ болтал с хозяином, облокотившись о стойку, а Алька... Зардевшаяся Алька сидела на лавке за столом у хохочущих гномов. Те бодро разливали по кружкам пиво (темное, гномье, из своих же бурдюков, и попробуй им запрети!) и передавали из уст в уста какую-то шутку, что им сильно, видать, глянулась, так как взрывы хохота волнами распространялись от центра стола к краям. Алька совсем уже у них, видать, освоилась, так как во всю расспрашивала о чем-то старшего из караванщиков, который довольно ухмылялся и поглаживал шикарную бороду широкой как лопата пятерней с узловатыми пальцами, и перстнем старшего Рода на безымянном пальце.

Тин сидел не шевелясь. Уж он-то знал, как легко обидеть гордого и вспыльчивого гнома. И сколько времени уходит на то, чтобы обучить в достаточной мере грамотного посла всем тонкостям общения с подгорным народом. Но Алька, поскольку ни в какие тонкости дипломатии не была посвящена, брала непосредственностью и очарованием. И гномам, похоже, нравилась эта искренность больше, чем изысканные манеры послов.

Несколько минут спустя сын караванщика (гном, что сидел от старшего по правую руку, да и знаки рода были одинаковые, не говоря уже о том, что похожи так, будто из одной формы отливали) по кивку отца, достал заплечный мешок и вытащил из него не большой сверток из дорогой, хорошо выделанной кожи. Гномы, все, как один, уважительно замолчали. Сын передал сверток отцу, а тот, в свою очередь, держа его на ладони, торжественно и раскатисто произнес:

— Не каждый день я, Трар, сын Траора-оружейника, встречаю столь прекрасную эльфийскую деву, так живо и просто интересующуюся нами, подгорным народом! И коль тебя так поразило наше мастерство, то я дарю тебе вот этот подарок — это первая достойная работа моего сына и наследника! Береги его, и помни нас, 'маленьких, но таких красивых караванщиков', — по рядам гномов опять прокатился взрыв хохота, кто-то, в порыве эмоций, застучал кружкой по столу, — Расти на радость и гордость тем, кто тебя воспитывает! Может Боги сподобят — увидимся вновь, и я, или сын, спросим с тебя — достойно ли ты им владела. И пусть он оберегает тебя и твою честь, маленькая эльфийка!

С этими словами он вложил в ладони девочки сверток. Алька замерла, боясь пошевелиться, во все глаза пялясь на сверток. Повернулась к Трару и одними губами прошептала — 'Можно?' Тот, широко улыбаясь, кивнул, потом она взглядом поискала Тина и Ольвэ и умоляюще на них уставилась. Столько всего было в этом взгляде, что Тинвэ, проглотив в горле комок, кивнул. Ольвэ, наблюдавший за всем от стойки, тоже утвердительно кивнул девочке и одобрительно улыбнулся — мол, смелее!

Алька развязала ремешки, развернула кожу и ахнула — это был кинжаличик, как раз ей по руке, в чудесных, черных, украшенных ажурной серебряной филигранью, ножнах. Крохотные цветы, чьи маленькие, с алькин ноготок на мизинчике, самоцветы-лепестки искрились, а капли прозрачной росы, будто настоящие, ловили и преломляли свет, серебряные листики и стебельки будто только что качнул утренний ветерок — вот мгновение, и они снова придут в движение и вернуться на свое место, а рукоять самого кинжальчика казалась продолжением дивных ножен. Будто и не кинжал вовсе, а так, затейливое украшение юной даме на платье. Когда Алька, зачарованно, дрожащими пальцами вытащила кинжал — узкий и тонкий, в полторы ее ладошки длиной и всего в два пальца шириной, Трар приосанился, любуясь на булатное узорчатое лезвие, а его сын смущенно зарделся:

— Троин, с этой работы и далее, получил право на свою собственную печать мастера! И, видя, как ты впечатлена, девочка, думаю, это решение было не преждевременное.

— Да, Трар, сын Траора-оружейника, и ты, достойный Троин, сын кудесника-Трара, вы умеете делать вещи, которые превосходят своей чудесностью даже саму природу. Это так же прекрасно, как и живые цветы, но тем волшебнее, что вы создали это своими руками, сами! Я буду беречь ваш дар, добрые гномы! Спасибо вам! — голос девочки пресекся, и она, не стесняясь, вытерла выступившие слезы рукавом.

Все гномы, услышав ответ девочки, заулыбались и приосанились, подмигивая друг-дружке и довольно покряхтывая.

Девочка аккуратно спрятала кинжал в ножны, Траор сам помог Альке опоясаться протянутым соседним с ней гномом нарядным, черным же с серебром пояском, и добавил тише уже:

— Я только надеюсь, маленькая, что подарок наш так и останется для тебя памятью о нас, да украшением к праздничному платью, да дочери твоей, прелестнице, передашь по наследству, сказав — от кого и когда получила сей дар! — В голосе гнома засквозила такая печаль, что Алька, не сдержавшись, погладила его по обветренному и темному от огня горна, лицу. Тин опешил. Гномы разулыбались, а предводитель, торжественно поцеловав ручку девочки, сказал ей — 'ну, ступай к своим!'. Алька кивнула, пара гномов, вскочив с лавок, помогли Альке выбраться — она аккурат с них ростом-то и оказалась.

Та уже пошла было к своему столику, но тут резко остановилась, развернулась к Трару и быстро, порывисто, обняла его, что-то шепнув на ухо, затем так же быстро обняла его сына, и, совсем уже смутившись, побежала к замершему, как истукан Тину.

Ольве, отошедший от шока, тоже вернулся к дяде. И, дождавшись Эльки, синхронно с Тинвэ, встали и молча поклонились Гномам. Те ответили эльфам тем же.

Когда же все сели, а в заведении установился обычный порядок, оба эльфа уставились на макушку сосредоточенно жующей Эльки, кажется, задавшейся целью изучить каждую трещинку на краю глиняной миски.

— А-а-а-аль? — Ольвэ наконец обрел дар речи, — А чем ты их так рассмешила-то? — Из далека начал маг.

— Нууууу.... — Алька склонилась еще ниже, — Я спросила — как они — такие же маленькие, как и я, умудряются носить такие тяжелые доспехи... А потом они мне показали — как.

— Ну и как же? — Это уже Тинвэ.

— Меня над головой вместе с лавкой подняли! — Алька решилась поднять на них сияющие глаза, — Я сказала, что теперь верю, что вы взрослые и что вы — гномы, так как не-гномы бы так не смогли!

Тин изогнул бровь, с уважением покосившись на здоровенную, тяжелую дубовую лавку, а Ольвэ, как и ранее гномы, зашелся смехом, наблюдая за реакцией друга.

— Ну потом я их расспрашивала о них, и они мне кучу всего рассказали — в основном — кто из них — кто, и кого как зовут, но и чудесные вещицы показывали всякие — перстни, бокалы, брошки. Украшения и оружие свое тоже показали. Оно у них невероятно красивое, но очень-очень тяжелое. Я не просила ничего, просто расспрашивала, а они — вот, — выпалила девочка, осторожно погладив пальчиком ножны кинжала.

— Это очень дорогой подарок, Алька, — Ольвэ стал очень серьезен.

— Я знаю, Ольвэ! Я была искренне, когда отвечала и благодарила Траора и его сына. Я их никогда не забуду, — совсем уже сонно добавила она.

Ольвэ, поняв, что от всего пережитого за день, девочку клонит в сон, повел ее наверх. Тин, пожелав им доброй ночи, отправился на улицу за здание трактира — вызывать обещанный дождь. На шум дождя на улицу высыпали-было все постояльцы, кроме гномов, но, поняв, что тучи собрались только над небольшим участком Тракта и леса вокруг заведения, тяжко вздыхая, побрели обратно.

Глава 5.

— Граница Эльфийского королевства—

Последняя, третья, неделя пути проходила совсем скучно и однообразно — тракт-трактир, день в пути, ужин и ночь в трактире, завтрак, снова пыльный тракт, перекус по пути и так до следующей ночи. Разговаривать было особо некогда, да и шумно — чем ближе к столице, тем большая толпа сновала по тракту. Трактиры разрослись до небольших улиц с множеством заведений, где путник может найти все, что душе угодно, и от которых эльфы аккуратно но старательно оттирали свою юную подопечную в сторону наиболее приличных заведений.

Несколько раз были наивные попытки карманников срезать кошелек, но воришки оставались ни с чем, кроме ожогов на руках — если везло, или укусов бдительных эльфийских коней — если не очень повезло.

С момента, как начали приближаться к границе, людей среди путников становилось все меньше и меньше, их сменили гномы, полу-эльфы, спешащие по своим делам, вестники, мчащиеся на тонконогих, белоснежных, стремительных сильфах под синими с серебром попонами, да изредка попадались дроу, злобно косящиеся на ласково и радостно улыбающегося им в ответ Ольвэ-полуэльфа, но совершенно, к удивлению Тина, игнорирующие их найденыша, принятого ими за эльфинида.

Они стояли на досмотре перед въездом на Великий Мост, соединяющий эльфийский и человеческий берег реки Граничной, когда очередная пара дроу, стоящая чуть впереди них в очереди, прошипели в адрес мага-полукровки несколько крайне неприличных фраз на эльфийском, касательно происхождения Ольвэ. Алька не удержалась и спросила:

— Ольвэ, а почему эти... эльфы так на тебя шипят?

Ольвэ усмехнулся и, встрепав свои непокорные вихры пятерней, пояснил:

— Вот представь, малышка, что кто-то считает людей животными. Представила?

Алька с серьезным видом кивнула, а Ольвэ продолжил:

— Вот я для них — гораздо хуже животного, поняла?

Алька, нахмурившись, энергично помотала головой. Отрицательно, к сожалению. Тин ухмыльнулся, а Ольвэ, пожевав губу, попробовал подойти к объяснениям с другой стороны:

— Ла-а-а-адно... Ну вот если мужчина, например, женится на козе — это как?

— Ну это не правильно... Это не хорошо. — Уверенно заявила Алька, и, подумав, добавила, — Это он дурак и извращенец!

— Аля! — Строго произнес Тин.

— Ну ладно, он — больной, совсем, на голову! — быстро нашлась малявка, ни чуть не стушевавшись.

Тин недовольно буркнул что-то про отсутствие воспитания, а Ольвэ, наставив указательный палец на себя, назидательно изрек:

— Во-о-от! И для них я — помесь козы с эльфом! И родители мои — больные, на голову.

— Ну ты сравнил, Ольвэ! Коза — это коза! А люди — это люди! — заносчиво произнесла Алька, непримиримо сложив руки на груди. Даже губы надула и носик свой курносый вздернула!

— Ну а они, — Ольвэ кивнул в сторону дроу, с интересом слушающих их разговор, — Так не считают! Для них люди сродни козе.

Алька сидела, насупившись, и пыталась переварить информацию, а Тин уже в открытую посмеивался над другом, когда в обсуждение вклинился голос еще одного эльфа — рыжеволосого и довольно низкорослого и кряжистого, с узкими и длинными ушами, торчащими из сложной прически, украшенной множеством тонких цепочек, стоящего за ними во главе вереницы телег, запряженных серыми, массивными тяжеловозами: