Третья ипостась. Часть 1

— Нет, конечно, Всемогущая, что я могу тут трогать?

Глазки бегали. Ну точно, врет! Только не об этом. Здесь явно не он хозяйничал. Следы, конечно, не шестидесятивековой давности, но и не вчерашние, слой пыли достаточно толстый. Тут стояло что-то, размером с шифоньер, упавший навзничь. А помещение находится вроде прямо под моей каморкой, только тремя уровнями ниже. Интересно, что же тут было?

А по поводу его вранья... В одной из комнатенок, через которые я пробегала сама не своя, мне все же удалось заметить совсем свежие следы около большого шкафа с множеством ящиков. В мое время в таких обычно хранился архив, ящики выдвигались далеко вперед и содержали папки в алфавитном порядке. Но ведь там можно было хранить не только документы. Что-то подобное стояло и в кинотеатрах перед входом в зал, и в этом случае ящики содержали специальные очки для просмотра фильма в 3D. Что искал здесь парень, которому удалось открыть мудреный замок капсулы и даже вывести меня из сложного состояния, назвав которое просто сном и самолет можно поименовать мухой. Что он знает? Кто он вообще?

Мы шли дальше. В следующем коридоре тоже был очень широкий участок рухнувшего пола, но Апрель, подхватив меня одной рукой, сиганул с места и уверенно приземлился уже на той стороне. Я даже испугаться не успела, а он уже осторожно поставил меня на ноги и ни слова не говоря, пошел дальше. Я следовала за ним, размышляя, что ждет меня в этом мире, через такую прорву времени от того, когда я родилась, прожила шестнадцать ничем не примечательных лет, обрела меньше чем на год пронзительное, сумасшедшее счастье, а потом просуществовала пять таких, о которых не хочу вспоминать никогда.

Наконец, мы вышли в огромный вестибюль, и я невольно замедлила шаги, не в силах поверить своим глазам. По расколотым плитам пола ползли толстые лианы и мхи, которые взбирались так же и на высокие стены, полностью оплели потолок и свисали сверху, как новогодний дождь из фольги. Такое ощущение, что в помещение переселилась часть непроходимого леса, и через эти дебри мы насилу добрались до большого проема, который в свое время закрывали многослойные двустворчатые ворота — последний бастион между лабораторным корпусом и открытым воздухом. Сейчас они валялись на полу в совершенно искореженном виде, а в дверной проем по-хозяйски просунулась толстая ветвь росшего прямо перед входом дерева, украшенная какими-то вьющимися растениями, как рукав нарядной блузки кружевами. Упомянутые двери, судя по их толщине, до последнего момента не сдавали позиций, выполняя свою бесполезную работу, сохраняя то, что давно уже было брошено и не требовало защиты. Но, в конце концов, как и многое другое, они уступили живой дикой силе и были выдавлены этой наглой веткой. И теперь являлись просто грудой мятого железа, никому не нужной, сломанной и жалкой, совсем как моя едва начавшаяся жизнь.

Я замерла на пороге. За ним было светло, в глаза непривычно била зелень и пестрота многоцветья, источающая нежный, очень приятный аромат. Мутное небо, полностью затянутое серовато-белесой пеленой, нависало как-то очень низко, сквозь эту мглу просачивался скудноватый свет, достаточно, однако, яркий, чтобы освещать этот пасмурный день.

Я никогда раньше не видела этого места. На полигон меня везли с завязанными глазами, "режим секретности", мать их, несмотря на то, что меня мало волновал пункт назначения. Потом эта глупая шпионская игра вызвала у меня истерику, я давилась от смеха, не смея открыто расхохотаться в этом жутком месте. Я даже не знала, в какой части света он находится, может, вообще на каких-нибудь Филиппинах. Хотя нет, здесь на первый взгляд растительность была привычной и знакомой мне. Везли меня долго, но ведь они могли круги нареза?ть, чтобы запутать. Тайна, абсолютная тайна, т-с-с-с-с-с! Может, вход в бункер находится в этом здании? Поэтому сейчас я с любопытством вглядывалась в местность, очерченную дверным проемом, хотя и отдавала себе отчет, что за прошедшие века все изменилось, и неоднократно. Судя по тому, что мне было видно, это был комплекс из нескольких строений, вернее, остатков строений, и более-менее целым было то, что высилось из густого леса левее и подальше. Остальные находились в разной степени ветхости и выглядели как руины древнего монастыря, виденные мной на какой-то картине.

Апрель шагнул за порог, обернулся ко мне и подал руку. Я смотрела на нее, будто парень протягивал мне самую мерзкую на свете гадость, хотя и не очень представляла, как такая гадость могла бы выглядеть. Внезапно возникло нелепое желание вернуться и забраться в капсулу. Ха, будто это возможно! Я слишком хорошо знаю, что ничего у меня не выйдет. В животе снова заурчало. Есть захотелось жутко, прям хоть ветки грызи! Столь прозаическое желание в такой момент доконало меня. Я прыснула в ладонь, потом идиотски захихикала. А чем же они теперь питаются? Может, как раз ветками? И не видать мне мороженого или креветок в кисло-сладком соусе?

Я живо представила себе горки аккуратно нарезанных веточек на белом фарфоре, и меня скрутил новый приступ хохота. Сквозь ресницы я увидела выражение тоскливой брезгливости на лице парня. Он будто размышлял, отвесить ли мне пощечину или будет достаточно просто хорошенько меня встряхнуть. Я отказалась дать ему такую возможность и решила успокоиться.

Нет, не думаю, что парень нарастил мышечную массу на ветках. Совершенно ясно, что он сполна получает жиры, белки и разного рода углеводы, поэтому отмела мысли о скудности местного рациона и немного воодушевилась.

Закрыв глаза, я постаралась расслабиться и непроизвольно судорожно сглотнула. Лицо ощутимо побаливало после интенсивных мимических упражнений. Простояв так несколько секунд и постаравшись унять бешеное сердцебиение, я глубоко вздохнула, открыла глаза и, вложив свою руку во все еще протянутую широкую ладонь, впервые воспользовавшись его галантностью, сделала шаг вперед.

Красным

Сегодня двадцать шестое августа. И не за горами очередное девятимесячное заключение в подразделении ада на Земле. Хочу утопиться! Я ненавидела школу, и это чувство было взаимным, несмотря на то, что училась я без напряга. Четверки мелькали гораздо реже пятерок, но особых личных заслуг в этом не было. Обычно я вообще не готовила домашнее задание, кропала все наскоро на перемене перед уроком, или создавала сложные схемы вероятности того, что меня спросят именно сегодня. И вот хоть бы раз ошиблась. В результате никакой систематичности знаний, но природная сообразительность не раз меня выручала. Может, дело было в элементарной лени, но я предпочитала думать, что просто не интересно. В самом деле, разве может кто-то даже сравнить события, красочно описываемые Жюлем Верном или Фенимором Купером, не говоря уже о Вальтере Скотте, с банальной повседневностью. Как потом оказалось, может, если повседневность перестает быть банальной. Многие мои одноклассники считали меня, мягко говоря, чудаковатой. А я просто хотела уйти от реальности, которая мне не нравилась, полной потерь и разочарований, отгородиться от нее миром, в котором хотелось жить. И вот, к одиннадцатому классу у меня с одноклассниками сложились такие отношения — я и они. В основном мы друг друга не замечали, соблюдая нейтралитет. Иногда они вели себя слишком нарочито, будто хотели наказать своим молчанием. Боже, если бы они знали, как параллелен был мне их цыплячий остракизм! Но одна группка меня просто изводила. Предводительствовала ею очень красивая девушка Наталья. Чего я ей сделала — понятия не имею. В чем она со мной соперничала, оставалось загадкой. Меня трудно было назвать даже просто милой. Невысокого роста, до недавнего времени пухленькая и неповоротливая, с нездоровой кожей и тусклыми волосами, а квадратной формы очки придавали мне вид вообще крайне нелепый. Недаром Сашка прозвал меня ученым пельменем. Хотя после недавних событий полнота покинула список моих недостатков. Горе иссушило меня, чему немало способствовало отсутствие прежнего аппетита. Внешность меня заботила мало. Может, это и раздражало моих преследователей?

Однако их мерзкие нападки составляли основную причину моего нежелания идти в школу. Остальное — всякие мелочи, типа учить уроки и этим отрывать время от чтения. В сутках и так мало часов!

Через неделю учебы я поняла, что мои надежды были слишком радужными. Черт, а ведь еще только сентябрь! Все оказалось гораздо хуже. Учителя — требовательнее к выпускному классу. Одноклассники — противнее и наглее. Наталья — вообще кошмар. Эта девочка вернулась после каникул еще красивее, хотя куда уж больше. Загорелая, стройная, как тростинка, она поменяла стиль и одевалась теперь как бизнес-леди: строгие костюмчики, подчеркивающие все достоинства прекрасной фигуры, туфельки на низком каблуке, карамельные колготки, светлые волосы уложены в элегантную "ракушку". Я невольно отдавала дань ее красоте, но порой задумывалась: неужели расплатой за ангельскую внешность являлся скверный характер, стервозность и человеконенавистничество? Смешно же, ей Богу, считать друзьями ее нынешнее окружение. Нападки на меня стали злее, прозвища — унизительнее, и игнорировать эту компашку становилось все тяжелее. Я старалась никого не слушать, ни на что не обращать внимания и при первой возможности уходить в свой мир — мир любимых персонажей.

Через пару недель после начала учебного года, как сейчас помню, это была пятница, я как обычно, собиралась в школу. Чашка кофе, теплый душ. У меня не было хорошей привычки готовить одежду с вечера, поэтому пришлось гладить блузку. Новая форменная юбка из дешевой ткани стояла колом и уже начинала лосниться. Я избегала смотреть на себя в зеркало в полный рост — не хотела портить себе настроение на целый день. Я знала, что выгляжу кошмарно, что самое лучшее в моем наряде то, что он чистый и выглаженный. Размышляя о том, что алгебра так и осталась не подготовленной, я повернула ключ, открывая дверь. Тут и раздался телефонный звонок.

Я ненавидела такие звонки, ненавидела и боялась их. Давно уже поняла, что этот звук, ранний он или поздний, а еще хуже, в ночи, ничего хорошего никогда не предвещает, он ставит с ног на голову привычное существование, и больше никогда, никогда жизнь не возвращается в прежнее русло. Но самое страшное в том, что не ответить нельзя! И я, перестав дышать, сняла трубку.

Звонил старинный друг моих родителей. Он сообщил, что завещание их наконец-то вступило в силу и мне, Сашке и бабушке необходимо встретиться с ним по этому поводу. Бабушке...

Дядя Стас был в длительной командировке в Богом забытом месте и не знал еще, что нашей бабушки больше нет. Что осталось всего два наследника, из них лишь я могла встретиться немедленно, потому что брат неделю назад уехал, и так задержавшись к началу учебного года в столичном ВУЗе. В школу в тот день я не пошла.

Я знала уже, что мои пропавшие без вести больше двух лет назад родители оставили приличное наследство. Круглые суммы в нескольких банках, акции крупных энергетических компаний. Они были талантливейшими учеными-физиками, занимались передовыми исследованиями, публиковали свои работы в научных изданиях по всему миру. Исчезнувшие во время авиакатастрофы в океане, не найденные после многих месяцев поисков, два года спустя они были признаны умершими. После их исчезновения я стала жить с бабушкой. Родителей не было, пенсия у бабушки небольшая, и нам приходилось туговато. Сашка к тому времени уже закончил два курса института, и собрался на этом остановиться и пойти работать, но бабушка буквально заставила его продолжить образование. Ведь он учился в самом престижном столичном ВУЗе, на факультете вычислительной математики и кибернетики. Сашка с детства бредил компьютерами и программированием, папа подарил ему самый навороченный по тем временам агрегат, и через некоторое время брат уже знал его до винтика, до самой распоследней схемы.

Саша уступил, но перевелся на вечернее, работал программистом в крупной клинике, жил в общежитии, и умудрялся даже нам с бабушкой подкидывать денег. Потом наши родители были признаны умершими официально, вскрылось завещание, и мы узнали о наследстве. Дядя Стас был назван душеприказчиком, он назначил нам хорошее содержание, но мы привыкли жить скромно, поэтому не стали шиковать и теперь. Бабушка умерла три месяца назад. Моим опекуном стал Саша, да и до совершеннолетия моего осталось совсем немного.

Саша приехал через два дня. Уладил дела с наследством, затеял ремонт в нашей большой, но обветшалой квартире. Потом заставил меня полностью обновить гардероб. Все старые вещи порядком поистрепались и висели на мне мешком, но я все равно продолжала их пока носить. Я боялась, что выбросив это поношенное тряпье, приобретенное еще при бабушке и родителях, предам их память, поэтому продолжала хвататься за то, чего уже никогда не вернуть.

Я и мебель не хотела менять, но Саша вывез ее, пока меня не было дома, и я в слезах не хотела входить в чистую, ставшую такой чужой, квартиру. Брат был максималистом до мозга костей, и тогда я окончательно убедилась, что если он на что-то решится, переубедить его сложно и исполнить придуманное он будет стремиться любыми путями. Вопрос только, есть ли черта, которую он не сможет переступить? Но я обожала его, и, в любом случае, он мой родной брат, единственный теперь человек, которому не все равно, который не останется безучастным, если со мной что-то случится.

Потом все как-то утряслось. Я начала привыкать, поняла, что иссушающая меня скорбь притупилась, будто начала стираться новой обстановкой. Осталось много бабушкиных вещиц — ее белая паутинка, вышитые ею салфетки и красивый расписной чайник, но теперь они вызывали только теплые воспоминания, а не ту выедающую душу тоску, что снедала меня прежде.

У меня было хорошее содержание, и Саша строго следил, чтобы я регулярно снимала средства на питание и все необходимое, и грозился приехать и силком заставлять меня тратить деньги. Я решила ходить в бассейн. Боже, как я полюбила плавать! Хорошее питание очистило кожу и улучшило состояние волос. Я увеличивала двигательную активность, укрепляла слабые мышцы. Ходить пешком меня и раньше не напрягало, но сейчас мои пешие прогулки приобретали иной, новый смысл. Любимая музыка в плеере, душистый прозрачный осенний воздух, ясное лазурное небо — я одна во Вселенной со своими мыслями. Этот альтернативный способ отвлечься от повседневности мне тоже пришелся по душе. Все было хорошо.