Третья ипостась. Часть 2

Это было невероятно, но убийца в самом деле попытался обстрелять наездников, однако люфт, понукаемый седоками, меланхолично повернул к нему голову, из ноздрей его вдруг потянулись тонкие струйки дыма, а тварь как-то нехотя раззявила пасть и с огромным напором исторгла из нее поток белого пламени. Ух ты, он и так умеет?!

Меня опалило жаром. Запахло палеными волосами, казалось, брови и ресницы, а также половина моей копны, мгновенно исчезли с головы, но это последнее, что я буду проверять. Взгляд мой прикипел к единственной точке. На том месте, где только что стоял настырный стрелок, лежала только кучка серебристого пепла, усыпанная какими-то железными фрагментами. Сам человек, и одежда, и арбалет, все сгорело в доли секунды.

— Стой на месте, исчадие, иначе тебя постигнет его участь! — услышала я хриплый, полный ненависти голос.

Опять исчадие! Чего они все ругаются?

— Стою, стою! — поспешно успокоила их я, и даже клинок из руки выпустила, он со звоном упал на камень, а потом глухо стукнулся сползший с левой руки щит.

Люфт немедленно повернул ко мне голову с огромной пастью, дымок все еще струился из его ноздрей.

О. Боже. Мой.

Я смотрела прямо на свою смерть. Никакая неуязвимость не спасет от пламени неизвестно какой высокой температуры, за секунду спалившего человеческое тело до кучки пепла. И ведь ничего не мелькало перед глазами, типа прошлой жизни, я видела только огромные навыкате глаза с вертикальными зрачками, обрамленные кожистыми веками, торчащие на конце морды ноздри и красный зев пасти с длинным языком и острыми, загнутыми внутрь зубами. Тише, тише, тише — навязчиво вертелось в голове, будто я могла мысленно успокоить чудовище и убедить его не сжигать меня дотла. Непонятно зачем подняла руки, сдаваясь на милость победителя. Хорошая...э-э-э ... черт, ну не собачка же! А кто? Кто бы ты ни был, не трогай тетю Афину, пожалуйста!

Люфт подлетел поближе, навис над стеной, двое сектантов спрыгнули и сразу схватили меня. Я не успела опомниться, как оказалась туго связана, с мешком на голове.

— И никакого сопротивления! Ты должна принять свою участь! — прошипели мне почти в ухо.

Кто бы возражал! Похоже, у меня одна участь. Я как переходящий вымпел, кочую из одной тюрьмы в другую. Вряд ли эти хотят просто пригласить меня на чай, тоже вынашивают какие-то коварные планы.

Я почувствовала, как меня втаскивают на летающую тушу, укладывают на что-то жесткое, привязывают веревками. Что ж, не привыкать. Мелькнула мысль, что Гварла осталась не одна, потом испугалась, не воспримет ли Королева это похищение как попытку помешать ее планам, не причинит ли вреда ребенку? Жила еще во мне надежда, что она все-таки блефовала.

Последним, о чем я подумала перед беспамятством, было то, что по крутизне я теперь точно сравняюсь с Индианой Джонсом.

Красным.

Ездить в ноябре на мотоцикле — сомнительное удовольствие, да и несколько холодное. Моментально продрогнув, я тесно прижалась к широкой спине моего спасителя, уложила щеку между его лопаткам и закрыла глаза. Меня охватила настоящая нега, полное расслабление после пережитого напряжения. Конечно, я была еще не уверена в мотивах его поступка. Такое ощущение, что он ждал моего звонка, ждал давно и безнадежно. Но это же мои собственные чувства. Может ли такое быть? Я была уверена, что скоро старания Натальи будут вознаграждены и великолепная пара украсит наш школьный быт. В любом случае, я не узнаю, пока мы не поговорим.

Внезапно мне пришло в голову, что этот момент является для меня абсолютным счастьем. Я постаралась полностью прочувствовать его. Ведь часто бывает, мы узнаем о пережитом счастье постфактум. Не всегда дано разгадать его сразу. Я смогла. И теперь тихо радовалась, прижавшись к спине парня, которого так любила.

Мы ехали уже долго, и я решила осмотреться. На глаза попалось знакомое здание, сиял светом ночной магазин в трех кварталах от моей улицы, скоро покажется и наша школа. Мы были уже недалеко от моего дома. Видимо, он почувствовал мое шевеление, сбавил скорость и остановился на обочине. Я, пытаясь отхватить кусок побольше, посидела за его спиной еще немного, делая вид, что примерзла к нему, потом отлепилась от кожаной куртки и неуклюже сползла на землю. Он тоже соскочил с сиденья и пошел куда-то в сторону. Я удивилась, потому что он направился к телефонной будке, около которой, как оказалось, остановил мотоцикл. Сунул в щель карточку, набрал короткий номер и быстро проговорил несколько слов, затем повесил трубку. Потом повернулся ко мне. Сердце защемило от прекрасного зрелища — его лицо, казалось, отодвигало темноту ночи своей красотой. Он смотрел мне в глаза, и тут я увидела, что мое божество в ярости. Точеные ноздри раздуты, верхняя губа приподнята, будто он рычит, зубы крепко стиснуты, тяжелый взгляд исподлобья тоже не предвещал ничего хорошего. Сказка кончилась. Наверное, сейчас он меня тоже побьет. Решив защищаться нападением, я быстро проговорила:

- Извини меня, пожалуйста, за наглость, но я правда... Обещаю, что этого больше никогда не повторится. Даже если повторится, я больше никогда не... И прямо сейчас сотру твой номер и никогда больше... - я глотала слова и, опустив взгляд, говорила все тише, а потом совсем замолкла.

Сейчас, когда опасность расправы осталась позади, мне стало невыразимо стыдно. Я боялась тех резких слов, которые того и гляди должны были обрушиться на меня. Как я теперь смогу сидеть с ним за одной партой? Ну хоть забирай завтра документы из школы и ломись куда подальше, чтобы не видеть больше ни его, ни Натальи, никого из моего недружелюбного класса.

Молчание затянулось, и я рискнула поднять на него глаза.

Он смотрел с отвращением, потом отвернулся и плюнул в сердцах.

- Никогда, никогда! Господи, какая непроходимая тупость! Я тебе чего сказал — сиди и никуда не рыпайся! Куда тебя понесло? Я просто сейчас прибью тебя сам, чтобы не мучиться, если с тобой что-нибудь еще произойдет. Ты хоть понимаешь, что? я пережил, когда ты сказала, где находишься? А потом еще раз — когда чуть не задавил тебя сам? Неужели на самом деле не догадываешься, что ты для меня значишь? Только слепой не заметил, а ты ходишь с таким видом, будто отвратнее меня зрелища еще не видела! Долго еще будешь меня мучить?

Он обхватил мои предплечья и слегка потряс, испепеляя яростным взглядом. От мысли, что кто-то из нас сошел с ума, мне снова стало страшно. Видимо, разглядев что-то в моих глазах, он резко убрал руки, спрятал их за спину и шагнул назад. Боится свернуть мне шею, не иначе. Оставаться в неведении больше было невмоготу, и я решила расставить все точки и запятые.

- Глеб, пардон за пробки в ушах, но я будто бы уловила, что ты там говорил о том, что я для тебя значу?...

Фраза получилась корявой, но мысли у меня тоже были враскоряку, поэтому я с волнением ждала ответа. Глеб молчал, и это затишье вновь заставляло туго сжиматься распушившийся было клубок.

Наконец он произнес:

- Я не могу поверить, что ты не прикалываешься! Хотя и для меня все не совсем очевидно. До сих пор не могу понять... - он снова замолчал.

Меня его молчание привело в ужас. Что для него не очевидно? Что ему не понять? Его отношение ко мне — неприязнь или отвращение? Чего мне ждать: простое разочарование или полное опустошение? Клубок замер, не зная, во что превратиться. А сама я замерла, глядя в его горящие огнем глаза.

- Чего ты не можешь понять? — прошептала я задушено.

- Я просто влюблен в тебя или уже не могу без тебя жить?

Как обухом по голове. Пробки в ушах наверняка стали еще плотнее.

Я уставилась куда-то вниз за его спину. Но смотрела я внутрь себя. Я изучала свой клубок — он до сих пор не мог понять, какую, наконец, принять форму. Сама в шоке, согласилась я с клубком. Мое молчание причинило парню боль.

- Ладно, все ясно, тебе я отвратителен, ты не хочешь со мной общаться, но не знаешь, как сказать это помягче, - в его словах звучала неподдельная горечь, а потом он добавил еле слышно, - если учесть, как люто ты зыркаешь на меня....

Он как-то поник, отвернулся. Весь вид его излучал такое разочарование, что я чуть не разревелась. И тут что-то рассосалось во мне, что-то жесткое, какой-то панцирь вдруг растворился, и очень захотелось поверить. Пусть даже потом будет больно, но сейчас мне просто великолепно. Клубок тоже определился и зацвел мягкими нежными нарциссами, а потом превратился в одуванчиковый пух и приятно защекотался внутри, вызывая неведомые ранее ощущения. И поэтому, когда Глеб, не глядя на меня, шагнул в сторону мотоцикла, я двинулась за ним и схватила за рукав кожаной куртки. Он остановился, посмотрел сначала на руку, потом поднял глаза на меня. Пламя, бушевавшее в них, окатило яркими волнами, но исходивший от них жар не обжигал — он ласкал мою кожу теплыми мягкими прикосновениями. Я чувствовала его силу. Она успокаивала меня и открывала мне правду.

- Подожди! — быстро заговорила я. — Ты вовсе мне не отвратителен. Я просто не знаю... Мне трудно, понимаешь? Я никогда ни к кому такого не чувствовала! Просто я не верю, что на самом деле нравлюсь тебе. Черт, да я никому не нравлюсь! Ну что у нас общего? Что?! — я уже кричала, раздраженная его непониманием.

Он повернулся ко мне, теперь мы стояли и сверлили друг друга тяжелыми взглядами. Потом отвел глаза, и я перестала гореть с ним, но память о том жаре осталась в моем сердце навсегда, хмыкнул, улыбнулся, а затем облегченно рассмеялся. Улыбка сделала его лицо просто невыразимо прекрасным. Я хорошо помнила мотив своего нежелания даже думать о нем, но больше не могла себя сдерживать. Мы одновременно шагнули друг к другу, я уткнулась лбом в его грудь, а он обнял меня, прижал крепко к себе. Хоть это и прозвучит банально, но я могла простоять так вечность. Однако организм, подверженный воздействию низких температур, не мог со мной согласиться, и пришлось пойти у него на поводу. Глеб отвез меня домой. Прощаясь, легко прикоснулся мягкими губами к щеке. Все было просто великолепно.

Глава 3

Э Т О Г О П Р О С Т О Н Е М О Ж Е Т Б Ы Т Ь!

Мешок с моей головы сорвали в темноте, и лучше без него не стало. Упавшие на лицо наэлектризованные волосы неприятно облепили лоб и щеки, что тоже не добавляло настроения. Но больше всего нервировала неопределенность. Понятное дело, меня хотят прикончить, только вот каким именно способом? Не все на меня действует...

Несильный толчок в спину — и я лечу в неведомый свет, однако спутанные волосы закрыли обзор, поэтому с грохотом падаю ничком на твердую поверхность. Если связаны и руки и ноги, сохранить равновесие довольно трудно. Ладно, успела сгруппироваться, не зря Руб заставлял снова и снова прыгать с крыши сарая до тех пор, пока не перестали появляться синяки, иначе не избежать мне сейчас расквашенной физиономии. Когда за спиной с силой хлопнуло, треснуло и щелкнуло, а потом стихло даже эхо, вызванное шагами конвоиров, я окончательно утвердилась в мысли, что джентльменов среди них не нашлось — подняться беззащитной девушке никто не помог.

Беспомощность надоела очень скоро, я начала бешено извиваться, вертеться и кататься по полу, будто мной владели все демоны ада или целый муравейник нашел новый приют в нижнем белье. Да пусть думают, кто что хочет, зато эти резкие телодвижения расслабили веревки, позволив избавиться от пут, я сбросила последние витки, резво вскочила на ноги и откинула свалявшиеся под мешком пряди с лица. Это оказалась довольно большая комната, которую можно было принять за весьма безвкусную спальню и будуар богатой престарелой кокетки или номер в борделе Сан-Франциско. Кричащие тона мебели и обивки, сплошная позолота и жутких размеров кровать, доминирующая в этом большом помещении. Но я забыла обо всем этом великолепии, обнаружив два огромных окна напротив двери. Воспрянув духом, немедленно кинулась к ним.

Ну, вообще-то я догадывалась, что убежище этих странных людей расположено в горах. Поэтому не удивилась, увидев за окнами каменные стены. Но, только выглянув наружу, стало понятно, почему беспечные похитители спокойно оставили меня здесь одну. За окном была пустота. Это выглядело даже страшнее, чем в Парящем. Снаружи не было ничего, за что можно зацепиться даже глазу, не говоря уже о руках или ногах. Нет пути ни вверх, ни вниз, везде ровные гладкие стены. Сама природа сделала это узилище совершенно неприступным. Нельзя зайти незамеченным, нельзя выйти. Меня не сможет вытащить даже Пуш, если, конечно, не научится лазить по отвесным стенам или не найдет лазейку изнутри.

Безысходность обволакивала мягким коконом, собираясь переродиться в унылую бабочку апатии. И я не хотела сопротивляться ей. Что бы ни произошло в дальнейшем, сделанного не воротишь, я подняла руку на человека, и нет мне теперь прощенья. Все, что я знала о спасителях человечества — они никогда такого не делали, как бы их не припекало. Они терпели муки, их убивали, казнили, уничтожали, но именно такие страдания и возносили их на недосягаемые высоты, и люди, наконец, проникались...

Вот именно, проникались, только гораздо позже, горько размышляла я. Люди странные существа, для того, чтобы стать героем в их глазах, нужно сначала умереть, причем, по возможности, от их собственных рук. А сейчас что? Кажется, я потихоньку начинаю понимать смысл происходящих событий.

Все сильнее меня одолевало ощущение какого-то обмана, мистификации, даже мошенничества. О чем бы ни распинался передо мной профессор, все это выглядело сейчас по-другому, и все было ложью. Спаситель, надо же! Не смешите мои валенки, и как я только могла купиться на это! Я слишком долго гнала от себя эти мысли, но пора уже развеять радужный туман и снять розовые очки: я не стала тем, кого они обещали из меня сделать.

Господи, да это с самого начала лежало на поверхности, просто я ничего не хотела видеть, цепляясь за спасительные мысли о своем великом предназначении. Хотела хоть как-то оправдать свое паразитическое существование и те надежды, которые возлагали на меня окружающие люди. Я подвела их всех, я обманка, лживое божество, и обкричись теперь, что ничего не знала. А ведь Лека, а потом и Кирилл почти открытым текстом говорили мне об этом. Брат упоминал, что эксперимент со мной не удался, что меня даже хотели уничтожить, а этот племянничек вообще зарядил, что за всем этим стояли военные и еще какие-то странные субъекты. Он же поведал, что меня должны были куда-то забрать, потому эта шайка так торопилась изучить меня. Да они явно не свои разработки использовали, даже мне казалось, что Эллер тыкается почти вслепую. Такое ощущение, что некто просто арендовал полигон и находящееся там оборудование, а так же персонал, для каких-то манипуляций надо мной по своей собственной программе, некто чужой, чуждый... другой. Но тогда напрашивается только один вывод. И страшная правда предстала передо мной во всей своей отвратительной сущности — я вовсе не защита этого мира.