Технократы и имперцы

Потом они меня спровадили гулять по роще, а сами о чем-то ещё разговаривали. А я подошла к Священному Ясеню, в каждой роще есть такой, символизирующий Мировое Древо, и поклялась на его ветвях. Харальд об этой моей клятве узнал совсем недавно. Он хотел формальной помолвки, засвидетельствованной первым попавшимся годи или готьей, такую помолвку всегда можно расторгнуть по инициативе любой стороны. А клятва на Священном дереве это совсем другое.

Он думал что я, вырвавшись из поместья в большой мир, начну меняться, и изменюсь настолько сильно, что, может быть, он станет мне не нужен. Поэтому не хотел меня связывать. Но я связала себя сама.

— Слушай, Сигрид, — перебила девушку Лаура. — Ты тут все рассказываешь про какую-то безумную романтику, про разговоры до зари, клятвы на священном дереве и так далее. А где собственно чувственное и плотское?

— Тебе не кажется, что ты слишком торопишь события? — поинтересовалась та. — Я тебе рассказываю только про второй день своего знакомства с парнем. У вас что, принято запрыгивать в постель к парню, с которым собираешься прожить всю жизнь, в первый же день знакомства?

— Про запрыгивание в постель ты уже рассказала. И именно в первый день.

— Ну вот такая я резкая. Недаром потом в коспехи пошла, а не в судоводители или механики. Но в общем, уже до чувственности дело дошло. Собственно, Халле повёз меня к друидам именно потому, что считал, что надо как-то разбудить мою чувственность. Поэтому беседа со Старшей Матерью была не просто так беседой, а сеансом лечения. У друидов не поймёшь, когда они просто тебе в глаза смотрят, а когда прокачивают через тебя поток астральной энергии...

После него я перестала всё время смотреть на себя со стороны, воспринимать себя только через мнение других людей, думать о том, что я должна. Вспомнила о том, что бывает "я хочу". И первым "я хочу" была клятва на Священном Древе. Смешно, правда?

— Не понимаю, что тут смешного, — удивилась Лаура.

— Ну клятва богам это как бы квинтэссенция должного.

— Не знаю как у вас, у нас клятвы встречаются только в старых книгах, привезённых со Старой Земли, но там вроде клятва, это добровольно принятое на себя обязательство. Оно становится должным только потому что дающий клятву так хочет.

— Ага. На втором курсе это у нас было в курсе военной психологии. Но тогда-то мне было пятнадцать лет и я этого не понимала. И про "свободу для" ещё не понимала. И со всем этим мне через два месяца предстояло оказаться в училищной казарме.

Харальд это понял, и за месяц научил меня границе между желанным и должным. Весь этот месяц мы с ним провели, путешествуя по планете. Вот свадьбы у меня ещё не было, а медовый месяц уже был.

На губах у Сигрид появилась мечтательная-мечтательная улыбка.

Лаура наконец не выдержала:

— Скажи мне прямо, наконец, ты с ним спала?

Но Сигрид не так-то просто было сбить с философски-романтического настроения:

— Кто я? Та пятнадцатилетняя девчонка, которая давала клятву на Священном дереве? Или лейтенант коспех Сигрид Сйошерна, валькирия? Или...

— Ну, допустим сегодняшняя ты. Лейтенант коспеха.

— Лейтенант Сйошерна может спать со своим командиром орлогскапитаном Вестландкрона, может со своим подчинённым капралом Йольсбергом, может вообще с кем угодно из экипажа. Потому что на флоте секс это не высшее проявление любви, слияние тел, следующее за слиянием душ, а такой инструмент для поддержания психологического климата в экипаже. Поэтому у нас все женщины на действительной службе — валькирии. Валькирия это плод вивисекции Ордена Друидов, который этим добивается получения почти что третьего пола — людей, которые внешне женщины, но в отличие от способных к деторождению женщин готовы к бою всегда, как мужчины.

— Вивисекции говоришь? Тебе что, полостную операцию делали?

— Ага. Противозачаточное, которое действует пятнадцать лет подряд, и не только предотвращает зачатие, но и снимает менструации, это не так просто. А если требуется ещё и стопроцентная обратимость, то вообще сложно. Это железа, выращенная из моих же стволовых клеток, которую потом подсаживают в брюшную полость. В общем, если ты хотела сама подкатиться кэпу под бок, я по этому поводу переживать не буду. Только это лучше было делать в первый вечер, когда победу в рукопашном бою нужно было закрепить победой над женщиной.

— Но ты меня вчера очень ловко усыпила.

— Ага. — плотоядно ухмыльнулась лейтенант. — Я тебя коварно усыпила злым друидическим массажем, чтобы воспользоваться капитанским адреналином сама. Потому что нормально оторваться с Харальдом мне получается только вне корабля. Когда у обоих отпуск. Потому что здесь он капитан, и его жена — "Антарес". Он все время думает о корабле, и даже вне вахты расслабиться не может.

Лаура тоже расплылась в улыбке. Сердиться на Сигрид с её непосредственностью было совершенно невозможно.

— А почему массаж друидический?

— А потому что вся чёрная магия, которая есть в Империи, так или иначе связана с Орденом Друидов. Обычные годи — это просто законоучителя, помогающие обычным людям выстроить свои собственные отношения с Асами. А друиды — это совсем другое. Вообще у нас простой народ их побаивается. И я, простая провинциальная баронесса, тоже. Вообще, по-моему, сейчас на борту есть ровно трое подданных Императора, которые не боятся друидов. Это кэп, Таллан, потому что она сама такая, и лейтенант Ларсон из БЧ-5.

Лаура решила, что обсуждать Таллан в её отсутствие не слишком хорошо. Поэтому перевела разговор на саму Сигрид:

— А та Сигрид, пятнадцатилетняя?

— Ну как ты думаешь, если я назвала это совместное путешествие "медовым месяцем"? Нареченная невеста, вполне совершеннолетняя по имперским законам, и нареченный жених. Что может остановить парня от того, чтобы доставить удовольствие девушке? Только подозрение что её толкает к нему в постель не желание, а какое-то неправильно понятное представление о должном. В общем, как только я действительно захотела Харальда Вестландкрона, я тут же его и получила.

Почему Технократия так называется

— А теперь ты рассказывай, — потребовала Сигрид. — Про то как вы живёте, и почему Технократия называется Технократией. А то я у вас за три дня почти ничего не видела. Сначала погуляла по городу — ну улицы как улицы, магазины как магазины, только дома повыше и на улицах меньше велосипедов и больше всяких самокатов и гироскутеров.

Потом этот внезапный ночной рейд, когда мы с Мартой вытащили из постели какую-то красивую тётку, свозили, показали ей, как нехорошего человека в вулкан выбрасывают, и вернули обратно.

Как кстати, я её тогда не покалечила?..

— Эта тётка, как ты выражаешься, известна как донна Верде, глава клана Зелёных. А почему ты её чуть не покалечила? Вроде вы с Мартой вдвоём, в бронескафандрах.

— А у неё под подушкой какой-то карманный пулемёт. Броня бронёй, но знаешь какие синяки потом бывают от попадания пистолетной пули даже в броню. А целой очередью она б меня снесла в коридор. Вот был бы у меня скафандр седьмой модели, точно бы без членовредительства не обошлось. Но девятка легче и меньше стесняет движения, так что я смогла уйти с линии прицела подкатом, и перехватить её руку.

Но это у вас вроде как называется "организованной преступностью", а кто считается не-преступностью?

— А никого. У нас нет людей, облечённых властью выше начальника городской полиции или там командующего эскадрой. И то Флот — это исключение из правил. У нас правит Машина. Поэтому наше общество и называется Технократией.

— Как так машина?

— А вот так. Мы, правда, называем её с большой буквы — Машина. Это какой-то кластер компьютеров, на котором непрерывно крутится модель общества, проверяются возможные воздействия и выбираются оптимальные.

— И люди соглашаются подчиняться? — недоверчиво спросила Сигрид.

— А почему нет? Машина не строит себе вилл и яхт, не берет взяток, не пристраивает на тёпленькие места родственников. У машины всегда есть самая объективная информация о происходящем в обществе — ведь все записи о банковских переводах доступны ей напрямую, а значит даже мороженого в уличном киоске не купить так, чтобы это не было учтено.

— И при этом действует организованная преступность?

— И когда надо, даже не Машине, а всего лишь начальнику полиции, глав кланов этой преступности берут за ушко и на солнышко. То есть какая-то плесень в тёмных закоулках общества неизбежно бы завелась. Но будь это тысячи независимых деятелей, контролировать их было бы сложнее, чем когда есть четыре клана, куда внедрены информаторы, и верхушка которых прекрасно знает, что им позволяют существовать.

— А как ваше общество адаптируется к изменениям? Ведь у вас космическая цивилизация, занятая активной экспансией. Постоянно осваиваются новые планеты, что-то открывается, изобретается, чего в программе у машины не могло быть предусмотрено?

— Я, конечно, не программист, — довольно улыбнулась Лаура. — Но кое-что по этому поводу могу рассказать. Некоторое время назад судьба меня столкнула с парнем, который достаточно активен в сообществе хакеров. Так называются те, кто совершенствует программу Машины.

— Сообщество? Это не государственная организация, не фирма? — опять в голосе Сигрид послышались нотки сомнения.

— Да, именно сообщество. Код Машины открыт, любой может скачать из сети копию и покопаться в нём. Любой может подписаться на список рассылки, в котором ведутся обсуждения и предложить свой патч. Или покритиковать чужой. Как ни странно, у них там ревьюеры больше ценятся, чем авторы патчей. Мне, гуманитарию, этого не понять. У нас, в журналистике и литературе, считается, что критиковать проще, чем создавать своё. У программистов почему-то наоборот.

Лаура сделала паузу. Сигрид не задавала следующего вопроса, лежала, задумавшись, устремив взгляд в потолок каюты. В её образование, в отличие от Лауриного, программирование входило в достаточно больших количествах. А уж у ребят с соседнего, судоводительского, факультета, включая Харальда... Пожалуй, Лаура права.

— Надо у кэпа спросить, может, он сможет объяснить почему, — сказала она после паузы. — Я, пожалуй, соглашусь, что у программистов это так, но объяснить не могу. Я это, больше по дрыгоножеству и рукомашеству, чем по компьютерам. Ну ладно, это мы отклонились от темы. Рассказывай дальше.

— Надо понимать, что патч к коду машины — это не то же самое, что закон. Это скорее кусок модели мира. На основании которой потом будет сформулирован закон, государственный заказ или что-нибудь в этом роде.

— Интересно, как проверяется, а не содержит ли модель ошибок?

— Ну, во-первых, кроме сообщества хакеров есть сообщество экспертов-аналитиков, которые собирают данные о том, что происходит в обществе, причём в основном по независимым от Машины каналам, и проверяют, нет ли расхождений между реальностью и прогнозом. Если есть, тут-то и начинается поиск путей исправления Машины.

Во-вторых, есть Сцена. Это такой виртуальный мир, куда ходят поиграть во всякие героические игры. Там тоже формируются всякие общества и крутится своя копия Машины, обычно более новой версии, которая пытается это прогнозировать.

В-третьих, есть матрицы. Кто угодно может скачать и запустить свою копию машины, населить её программами-моделями разумных существ, не обязательно людей, очень популярен, например, "9th Live", населённый кошками, и смотреть что там происходит. Конечно, не каждому по карману компьютер, куда можно загрузить копию Машины, но крупные облачные провайдеры предоставляют матрицы с почасовой оплатой. Часто людям много не нужно. Например, писателю, чтобы промоделировать события романа, достаточно буквально пары-тройки дней. У него же там обычно не целая планета, а небольшая компания героев, плюс те, кто с ними взаимодействуют.

А некоторые матрицы крутятся годами. В той же "Девятой жизни" уже, по-моему, поколения три кошек сменилось. И можно следить за судьбой отдельных персонажей или наблюдать за какими-то местами. А есть люди, которые из этого сериалы монтируют.

А ещё есть Свидетели Матрицы. Это люди, которые убеждены, что наши 30 планет это тоже чья-то то ли Сцена, то ли матрица. И когда состоялся контакт с вами, у них появилась идея, что это ваш мир настоящий, а наш — его отражение.

— Погоди, я не поняла в чем разница между Сценой и матрицами.

— Очень просто — на Сцене действуют живые люди, которые входят в виртуальную реальность поиграть. А в матрице людей нет, только программы имитирующие живых существ.

— Хочешь сказать, что на Сцене у вас совсем NPC нет? — удивилась Сигрид.

— Есть, конечно, но их довольно мало. Меньше половины.

— Тогда это у вас неправдоподобные миры должны получаться.

— Почему? — в свою очередь удивилась Лаура.

— Потому что в героические времена интересно играть только героев. А 90% людей живущих вокруг них — неграмотные крестьяне, бьющиеся как рыба об лёд из-за каждого куска хлеба, либо безымянные наёмники, третьи лучники в пятом ряду, шансы которых что-то совершить кроме того как геройски лечь костьми за короля, равны нулю.

— А ты откуда это знаешь? — продолжала удивляться Лаура.

— А я по жизни третий лучник в пятом ряду. Лейтенант-коспех на лёгком рейдере. Если я и останусь в анналах истории, то только из-за Таллан. И нас специально к этому готовят. У нас на планете популярны полевые игры, когда народ выезжает в лес дня на три или на недельку, строит крепости из досок и ткани, надевает костюмы и разыгрывает какую-нибудь сагу. Так наше училище туда специально привозят на роли простых наёмников.

Забавно бывает, когда сидят у костра наёмники, обсуждают тактику сегодняшнего боя с позиций Вегеция или там Свечина, а мимо идёт какой-нибудь король или полководец и ушки у него вянут. Поскольку он-то, в отличие от нас зачётов по военной истории не сдавал. Реально должно быть наоборот. Наёмник не должен видеть дальше своего взвода, а королю полагается мыслить стратегически.

Но и то, крестьян там обычно никто не отыгрывает.

— А как отыгрывать сражения?

— Ну, — пожала плечами Сигрид. — от эпохи зависит. Если это эпоха мечей и луков — пластмассовые мечи с затупленными кромками и стрелы со здоровенными мягкими шариками на конце. Если эпоху огнестрела, то пневматика с красящими шариками и взрывпакеты с горохом.

— Но это же больно можно сделать.

— Можно. Если пропустишь удар, можно хо-о-ороший синяк заработать. А что ты хотела — поехать на войну, пусть и на игрушечную, и чтобы больно не было? Оружие может и игрушечное, но марш-броски через леса и болота настоящие. Дрова и костры тоже настоящие.

— И вы себе можете это позволить?

— Что?

— Рубить живые деревья и жечь их для развлечения.

— Ну, во-первых, для развлечения никто не жжёт. Жгут для жизнеобеспечения — еды сварить, просушиться, согреться. Во-вторых, кто же будет живые деревья жечь, они горят плохо. На дрова берут сухостой, который всё равно из леса изымать надо. Это у нас в Сйондере, где населения не хватает, в половине лесов санитарных рубок не проводят, и получается бурелом. А в населённых местах, где проводят такие игры, там с этим строго. А-а, я поняла. У вас же терраформированные планеты в основном. А мы осваиваем планеты где есть естественная биосфера. И селимся на них не миллиардами, а максимум сотнями миллионов. Поэтому если в лесу аккуратно, с соблюдением правил жечь костёр из сухих веток, лесу не убудет. Костров не так много, леса больше. А если правила соблюдать не будешь, жди в гости друида. На играх, кстати они все время тусуются — там и травмы бывают, и за природопользованием следить надо.