Там тебя никто не ждёт

Я проглотила язвительную реплику, чувствуя, как его пальцы осторожно перебирают мои пряди. Несмотря на комизм ситуации это оказалось безумно приятно. Особенно когда Эдвард вдруг задержал локон в руке.

Я обернулась, когда пауза затянулась — осторожно, чтобы он не сжал ладонь и не дёрнул.

Медленно, как-то до странности медленно, Эдвард поднял голову. Наши взгляды встретились — на мгновение.

Я вздрогнула, чувствуя странную лёгкость — почему-то в животе. Эти... как их... бабочки?

По губам Эда скользнула и исчезла улыбка.

— У тебя красивые волосы, — вернувшись к расчёсыванию, буднично произнёс он. — Ты знаешь? Только очень короткие.

Я моргнула, ошалело глядя на мягко скользящий по прядям гребень.

Это что сейчас, комплимент случился?

— И очень странные руки. Мягкие и..., — дальше я не поняла. И потому на всякий случай промолчала.

Закончив, Эдвард выдал мне перчатки — алые, под цвет платья... тьфу ты, блио. И красивые — тоже с вышивкой.

Я встала, пытаясь привыкнуть к новому образу. Покружилась по комнате. Эх, мне безумно, дико нужно зеркало! Можно сказать, смертельно. И фотоаппарат. Когда ещё в таком маскараде поучаствую?

А вообще удобно. Жаль, что вместо нижнего белья тут какие-то — прости господи! — панталончики, а корсет (и то доисторический) заменяет бюстгальтер. Но, в общем... Неплохо. Особенно туфли. Чувствую себя почти принцессой!

Я повернулась к "принцу" и замерла.

Эдвард всё ещё сидел на кровати и во все глаза смотрел на меня... Да ещё и с таким выражением, что в пору вешаться. Будто вместо красивого пла... блио (ага! выучила!) я облачилась в чёрный балахон с капюшоном и стою тут, потрясая серпом... э-э-э... косой, то есть.

— Эдвард? Со мной что-то не так?

Он вздрогнул, и тут же потрясённо-тоскливое выражение исчезло, сменившись вежливой улыбкой.

— Ты отлично выглядишь.

Я усмехнулась, проводя рукой по волосам, некстати вспоминая, как он меня расчёсывал.

В комнате на минуту повисла неудобная тишина.

— Ты давно не была на улице, Катрин? — с видом человека, который думает совершенно о другом, произнёс Эд. — Хочешь прогуляться?

— Э-э-э... Д-д-да..., — отгоняя мысль, что так иногда свидание предлагают, пробормотала я. — Конечно.

* * *

Садик мне понравился. Большой, красивый. Без глупых клумб с цветочками — так сказать, дикая красота.

Хотя, честно, я больше думала о странном, если не сказать чудном, доме. Оказался он трёхэтажным (наша комната на самом верху), круглым — этакая башня. Винтовая лестница, по которой мы спускались, сильно напоминала такую же в главном здании нашего универа. Сколько я на её ступенях шишек набила — не счесть. Да там все бьют.

Но здесь ступеньки были не такими обкатанными. Поколения студентов, наверное, не бегали.

Больше удивляло, что, судя по планировке — это не единственная лестница и, получается, вышли мы отнюдь не через парадный вход. Почему?

А ещё по дороге встретилась парочка полуголых девиц, которые так на меня и Эда посмотрели... Я чуть сквозь землю не провалилась и тут же принялась проверять юбки — не зацепились ли. Вроде не пышные, но... чего они тогда так пялятся?

А ещё у всех девиц темнели мешки под глазами, и вид был исключительно потрёпанный. Это днём-то, считай, в полдень? Болеют? Только проснулись, а легли поздно? Чем занимались?

Эдварда я даже спрашивать не стала. Но он заметил мою задумчивость и предложил выйти в город. Наверное, ему просто надоело сидеть со мной молча в беседке.

Не скажу, что я очень рвалась в город, помня все эти грязные вонючие улочки, страх и мерзость, и собственное бессилие. Но, честно, зря боялась. Забавно: теперь этот же город виделся совершенно в ином свете. Гуляя с Эдом по тем же — или нет? — улочкам и площадям, я замечала грубую красоту странных зданий — мелких, точно деревенские домишки. Яркие цветы и флюгеры, красивые ограды, фонтаны. А ещё в этот раз сияло солнце, и мне было совсем не холодно. И почему-то становилось очень спокойно на душе в присутствии Эда. Я не вздрогнула даже, когда мимо прошли эти... в зелёных касках. Впрочем, меня они и не заметили.

Странно: на улицах было совершенно не людно. Впрочем, вскоре стало понятно, почему: все собрались на площади, куда мы с Эдом вышли совершенно случайно. Горожане столпились, предвкушающе глядя куда-то в центр и увлечённо что-то обсуждая.

Грянул колокол, и Эд, вздрогнув, сразу же попытался меня увести, но это оказалось практически невозможно: народ всё прибывал, и живым течением нёс нас к центру площади.

В общем, скоро и я это увидела: помост, костёр... и женщина, та, что несколько дней назад ползла от "касок".

Всё, что я видела в первый вечер, резко всплыло в голове. Резко и отчётливо. Сердце ухнуло в пятки, я поскорее отвела взгляд и вцепилась в Эдварда.

Мы всё-таки нашли свободную дорожку среди людского моря и выскользнули на край площади. Странно бледный Эд (хотя вряд ли и я сейчас алела майской розой) прислонился к стене, обессиленно закрыв глаза.

— Эдвард? — шепнула я, беря его за руку.

Вопрос "что это?" застыл на губах.

Позади, с помоста, перебивая гомон толпы, прозвучал громкий, леденящий душу крик.

Я застыла. Эдвард, содрогнувшись всем телом, прижал ладони к ушам.

Ещё один вопль.

Красивое лицо юноши жалко исказилось.

Господи, что с ним? Да, мне тоже страшно, но как-то... отвлеченно, что ли? Я же знаю, со мной такого никогда не случится!

Ещё один крик, протяжный и резко оборвавшийся.

Я, задыхаясь от странного запаха (думала, всего уже нанюхалась), схватила Эда под руку и потащила в первый же переулок.

Какое-то время мы шли молча — Эд, глядя в одну точку, я — пытаясь вспомнить дорогу. Потом, словно встряхнувшись, юноша вздохнул, расправил плечи, искоса глянул на меня и сам свернул на ближайшей развилке.

Мы молчали до самого дома... то есть парка. Усевшись на скамейку в беседке, Эд стащил свою забавную клириковскую шапочку и, принявшись обмахиваться ею, как веером, улыбнулся, глядя на меня.

А я — как дура, ну правда! — зачем-то выдала:

— Это ведьму там... жгли? Да?

Сначала он меня не понял ("ведьму" по-французски я не помнила, нашла английский эквивалент). Потом, потемнев лицом — точно облако солнышко закрыло, — помотал головой.

— Нет, это не ведьма...

Я напряглась, но облако уже исчезло — Эд снова улыбнулся и весело спросил:

— А почему ведьму?

— Ну, ведьм же обычно сжигают, — пробормотала я, чувствуя себя... не очень умной, в общем.

Эдвард снова (и уже привычно) уставился на меня как на восьмое чудо света.

— У вас ведьм... сжигают? — выдохнул он таким тоном, будто я говорила про убийство младенцев. Мы ещё во время первой беседы, когда я не смогла внятно объяснить, откуда такая взялась, решили, что я из другой страны... земли... города? Иностранка, в общем. Эд, по-моему, не очень-то в это верил, но почему-то решил подыграть.

— Сжигали, — осторожно поправилась я, раздумывая, можно уже снимать ту штуку на голове — кусок белой тонкой ткани вроде платка, который Эдвард зачем-то надел мне под обруч, стоило выйти в город. — Только это были не настоящие ведьмы.

Эдвард задумался. Я подёргала платок, стащила вместе с обручем. Эд машинально потянулся помочь, поправил пряди, снова уложил их под обруч. Потом, серьёзно глядя на меня, спросил:

— А зачем же их тогда сжигали?

— Э-э-э, — хороший вопрос. — Ну... не знаю... раньше в колдовство верили... э-э-э... суеверие, в общем...

Эд моргнул.

— Раньше?

— Ну да, — что его так удивляет? — Раньше. Теперь все знают, что колдовства не бывает...

— Не бывает? — переспросил Эд.

— А что, — заподозрила неладное я, — бывает?

— Конечно! — рассмеялся юноша.

С минуту мы недоверчиво таращились друг на друга. Я не выдержала первой.

— Только не говори, что ты умеешь колдовать!

— Нет, конечно, — рассмеялся Эд. — Но ведьмы точно умеют.

Я хихикнула. Ага. Ведьмы. Колдуют. Ну-ну. А у кого-то здесь крыша едет...

— И король, — со странным выражением добавил Эдвард.

— Король? — переспросила я. Та-а-ак, у них тут ещё и монархия. И ведьмы. Ха-ха.

Вот я попала-то, а!

— Верховный правитель, — машинально пояснил юноша, глядя куда-то в глубь парка. — Ты видела его Тёмных посланцев.

Час от часу не легче. Теперь ещё Тёмные посланцы какие-то появились.

— А где я их видела? — осторожно поинтересовалась я, отодвигая ветвь винограда и делая в беседке окошко. На что он там так пристально смотрит?

Эдвард снова моргнул, быстро перевёл взгляд на меня и тут же отвернулся.

— Вряд ли ты забыла. В..., — он выдал странную фразу, оглянулся на меня и тут же исправился. — В тёмном. И на конях.

В тёмном и на конях. Я помнила — ещё бы. И безотчётный ужас тоже помнила.

Эдвард снова обернулся и, мягко улыбнувшись, сжал мою ладонь.

— Их все боятся. Это нормально. Они же мёртвые.

— Кто мёртвый?! — ахнула я, но Эд вдруг вскочил и торопливо вышел из беседки — к высокой полной женщине, которую я разглядела в "окошко".

Кто-то из нас явно "того". Причём сильно. Магия. Ведьмы. Разъезжающие на конях трупы.

А у моего "принца" с головой точно всё... в порядке?

Толстуха, возвышающаяся над Эдвардом, точно башня, и что-то ему втолковывающая, вдруг посмотрела на беседку. Не знаю, как именно (не рентгеновское же у неё зрение, да? Сквозь ветви и листву смотреть), но я почувствовала, что её взгляд прошёлся по мне — изучающе, оценивающе.

Я отвернулась и зачем-то принялась надевать обратно тот платок, что на волосы.

И почему-то сильно захотелось натянуть его ещё и на лицо, как паранджу.

— Катрин, — произнёс чуть погодя голос Эдварда. Сам юноша стоял у входа в беседку и с весёлым изумлением смотрел на меня. — Нам пора возвращаться. И... зачем ты спрятала все волосы? Я правильно понял, ты ведь ещё не замужем?

Я помотала головой. Эд, улыбнувшись, подошёл ближе, поправил платок со словами:

— Тебе незачем их полностью скрывать, они для этого слишком красивы,— что прозвучало слишком буднично для комплимента.

Возвращались мы снова через чёрный ход.

И мне всё чудился тяжёлый взгляд башни-толстухи.

А ещё — вопль той несчастной "не-ведьмы" на площади.

* * *

Я сидела на кровати, глядя, как гаснут на небе последние алые всполохи. Эдварда всё не было. Давно уже колокол прозвонил эту... э-э-э... чёрт, я же учила... по-ве-че-рию, вот! Если я всё-всё правильно поняла и проверила, то, получается, местный колокол звонит примерно (ну очень примерно) через каждые три наши часа. Пока мои собственные наручные часы не приказали долго жить, я это ещё в подворотне проверяла (а чем ещё было заниматься?). Эдвард потом объяснял, что колокол (который просто "бом", а не "тили-тили" — тут колокола, похоже, на все случаи жизни имеются) звонит восемь раз в сутки, и каждый звонок называется по-разному. В основном, отмеряет он время молитвы.

Какие тут у местных отношения к церкви я не понимала. Но они кому-то молятся. Эдвард, вот, периодически молился. Особенно перед сном.

Так вот, их повечерие соответствует нашим девяти часам вечера. Но о-о-очень примерно.

Обычно Эдвард возвращался после неё. Иногда — после полунощницы (полуночи, да). Так что он и сегодня, в принципе, не опаздывает. Но ушёл Эд раньше, так что... Да, я волновалась.

Очень хотелось спать. Я уже дремала пару раз, но всё время просыпалась — от привидевшегося взгляда этой пухлой тётки. Ух, уже во сне мерещится. Чем он меня так напугал — не понимаю.

Может от него разило подворотней, которую я благодаря Эду уже умудрилась забыть?

Огонь в камине давно погас, и я не знала, как его разжечь. Холодало.

Я завернулась в одеяло и всё равно заснула, слушая колокол на полунощницу. Помню, как ветер перебирал мои волосы, без труда проникая в комнату через оконную решётку.

А внизу знакомо пела флейта.

— Катрин?

Я вздрогнула, просыпаясь.

Эдвард сидел у камина с кружкой в руках и, как обычно, улыбался. Я заметила, он часто улыбается. Похоже, этакая маска, скрывающая волнение, печаль, или горе.

Юноша указал на вторую кружку — рядом на полу.

— Я принёс шахматы. Ты играешь?

Я на всякий случай пожала плечами — а правильно ли его поняла? Ну, я в принципе, умею... в шахматы... только... Я всё-таки привыкла к чёрно-белым шахматам, а не однотонно-белым.

Эдвард положил на солому шкатулку с плоской крышкой, где клетки не выделялись, а еле-еле виднелись. Фигурки тоже удивляли. Костяные, небольшие по размеру и очень красивые. Король в виде старичка с короной, ферзь — дама (намёк на королеву?), слон (Эд упорно звал его альфином) представлял собой клирика (ну, вроде епископа, что ли?), а ладью я вообще не узнала — рыцарь, пронзающий копьём дракона.

А ещё одни фигурки были белыми (как и привычно), но вот другие не чёрными, а красными. Забавно смотрелось на однотонной доске.

В процессе ещё выяснилось, что дама-ферзь почему-то ходит только по диагонали и, как пешка, лишь на одну клетку за раз.

В общем, вы уже поняли, что я проиграла?

И весьма быстро.

И во второй раз тоже — пусть не так скоро.

Эдвард же управлялся с фигурками играючи, искоса поглядывая на доску и думая о чём-то своём.

Зато я злилась. Ненавижу проигрывать. Да ещё и так обидно.

— Катрин, — улыбнулся Эдвард после второй партии, протягивая мне кружку с каминной полки. — Извини, я не подумал, у вас эта игра, наверное, не так популярна? Я просто хотел время скоротать.

Я хмуро уставилась в кружку.

— А ты давно играешь?

— Как и все, — недоумённо откликнулся юноша. — С шести лет.

Я играю с девяти — в школе факультатив по шахматам обязательным был. И да, я знаю, что выигрывала в основном благодаря моей неземной красоте, подвешенному языку и угрозе смахнуть нафиг эти чёртовы фигурки, если соперник не согласится на ничью. Обычно все соглашаются, но проворачивать такой номер с Эдом почему-то не хотелось.

— Скучаешь, Катрин? — сказал вдруг юноша, глядя на меня исподлобья. Сам смахнул фигурки, молча сложил их в шкатулку и убрал в сундук. — Музыку?

Я промолчала — в сон клонило нещадно. Да и вообще всё это — шахматы, вчерашние кости (на мой взгляд, сильно смахивают на "камень-ножницы-бумага", хотя вариантов и побольше) — очень похоже на попытку занять руки и отвлечься от тяжёлых мыслей, потому что иначе не получается. А что — я вот, когда с парнями ссорюсь, полы мою во всей квартире. Очень помогает. А особенно сильный терапевтический эффект получается, если рядом скачет кто-нибудь из подружек или мама, уверяя, что "он тебя не стоит", ну и дальше в том же духе. Со зрителями-то оно всегда веселее.

Почему-то чувствую себя сейчас именно зрительницей.

Эдвард тем временем достал... кажется, флейту, посмотрел на неё с секунду. Почему-то поёжился. И поднёс к губам.

Мелодию я сразу узнала — слушала, пока ждала его сегодня. Интересно кому он тогда играл?

Где-то далеко колокол пробил эту... хвалитню... хвалитну... как-то так. Три часа ночи, в общем.