Тихий Коррибан

Переведя дыхание после очередного нелегкого, как приходится признавать, боя, я возвращаюсь к изначальной задаче. Разбираю одного из медицинских дроидов и достаю из него хирургические иглы и шовный материал. Лучше, чем ничего. И только теперь я замечаю в углу помещения стеклянный резервуар, где в мутной пожелтевшей жидкости находится извлеченная из чьего-то тела система из двух сердец — основного и вспомогательного — с фрагментами особо крупных сосудов. Но мое внимание привлекает то, что в этой мути плавает голокарта. Может, на ней может быть значимая информация. Я снимаю крышку резервуара и осторожно касаюсь пальцем жидкости. Ничем не опасный раствор, в него все же можно засунуть по локоть руку, чтобы выудить маленькую карту. Благо, здесь есть, чем вытереться после этого не самого приятного дела. Теперь мне нужно вернуться в то помещение, где я находил записи — в ординаторскую. Там можно будет посмотреть содержимое найденной голокарты. Я иду медленно, держась за стены, на которых подобно гнойным нарывам блестят белые глаза. Нет, всему этому не сломить меня!

Напротив распахнутой двери неизвестного кабинета я останавливаюсь, ведь четко помню, что все двери были закрыты, кроме той, которую открыл сам. Из помещения не слышно ни звука, но это так обманчиво здесь, на Коррибане. Пытаясь не тревожить тишину, я заглядываю в кабинет и вижу, что кто-то сидит в кресле спиной к дверному проему. Не слышно даже его дыхания. Оценив ситуацию, я подхожу ближе и вижу ту самую женщину-врача, что так истерически просила меня уничтожить записи об экспериментах с неизвестным веществом. Она покончила с собой, импульсивно, находясь на пределе отчаяния, ибо только в таком состоянии обыватель, не воин, способен вонзить нож в собственное сердце. Орудие ее самоубийства напоминает некий ритуальный атрибут. Я выдергиваю нож из груди мертвой женщины, чтобы лучше рассмотреть его. Рукоять сделана из кости или панциря и украшена тремя красными камнями. Они выглядят как кристаллы для световых мечей, но, похоже, эти камни естественные. Сталь лезвия имеет полосы — клинок выкован с множественными сложениями. Любопытная вещь. Я принимаю решение забрать нож, сунув его в сапог. Перед креслом на столе стоит голопроектор, а на полу возле стола я замечаю надпись, сделанную кровью: «Исследователь Силы Исследователь страданий 01102211224». Кто мог написать это? Явно не сама женщина ползала тут по полу с ножом в сердце. Разве что она оставила надпись перед актом суицида, порезав свои пальцы — ее руки в крови, в темноте трудно понять, есть ли там раны. Прикасаться к ней точно нет ни малейшего желания, да и эта тайна не так интересует меня, как содержание голокарты. Я вставляю ее в проектор, который запрашивает код. На полу выведены не случайные числа? В этот раз интуиция не подводит и цифры действительно имеют значение — это код доступа к карте.

Начинается трансляция записи в очень плохом качестве, с такими интенсивными помехами, что изображение практически представляет собой хаотичную рябь, на которую невыносимо смотреть долго. Если учесть, что карта провалялась в жидкости неизвестное количество времени, еще удивительно, что в помехах все же можно различить два силуэта. Первый — темноволосая женщина, в чертах которой мне снова мерещится сходство с Садики Блирр или же с врачом, так на нее похожим, вторым является неизвестный мне муун. Почему-то моя голова снова раскалывается от боли, я припоминаю кошмарный сон, в котором меня убил некий муун. И сон этот я видел в тюрьме. Нет, скорее, эту головную боль вызывает просто потеря крови и необходимость смотреть на чертовы сине-черно-белые помехи.

— Кто он? — задает вопрос мууну женщина. Ее голос подтверждает мое предположение — на записи врач, покончившая с собой.

— Мой телохранитель, попытавшийся меня убить, — отвечает ее собеседник. В его облике ничто не выглядит мне знакомым, и все же я чувствую некое нервное напряжение сродни дурным предчувствиям. — Насчет родственников или чего-то еще можете не беспокоиться — я бы не допустил никаких рисков.

— Почему бы не поместить его в обычную лечебницу?

— Я предпочитаю работать на своем оборудовании и со своими дроидами. Не думаю, что у Вас с ними будут проблемы.

— Я могу завести историю болезни?

— Нет. Только я буду вести документацию, фиксировать номера тестов, и записывать все данные о динамике самочувствия испытуемого. О копиях не может быть и речи.

— Ясно.

Они обсуждают эксперимент? Тот самый, отрывок записей о котором я прочитал? Ей дали четкое указание ничего не фиксировать , но она все равно писала, на бумаге, но писала… Вот почему ей было так важно уничтожить все документы?

— Можете приступить, доктор Блирр, — дает добро муун. Я не ослышался? Фамилия женщины — Блирр?!

— Хего Дамаск, — окликает она мууна, собравшегося уходить, — Вы не сказали имя испытуемого.

— Джагганат, — нехотя отвечает тот. Меня охватывает оторопь.

Какова вероятность, что женщина-психиатр будет иметь ту же фамилию, что и надзирательница тюрьмы, а имя ее пациента совпадет с именем, которое я носил для прикрытия? А номер истории болезни — тюремный номер! Я понял это лишь сейчас! Что все это, черт его подери, значит?!

Все меньше веры в совпадения остается, когда на экране появляется еще одна тень — человека в плаще с капюшоном.

— Договорились? — произносит черный силуэт знакомым до боли голосом. Это Дарт Сидиус! Это он говорит с Хего Дамаском!

— Эта доктор — любительница денег, экспериментатор, садист, ксенофоб, — отвечает муун моему учителю. — Она идеально подходит на роль, которую я ей выделил.

— И что вы сделаете с ним? Что мы будем иметь потом?

— Я верну в том состоянии, в каком взял. Да и ты вроде не питал к нему привязанности.

— Конечно. Если что-то пойдет не так, я не хочу обременять себя этим.

— Я понял. В этом случае я его ликвидирую.

— Хорошо.

Запись обрывается. А я неподвижно сижу на полу в безмолвии, сгорбив спину. Я не знаю, что думать и чему верить. Этого… просто… не может быть! Это так… неправильно!

Кто-то неожиданно касается моего плеча. Я хватаю дотронувшуюся до меня руку и швыряю противника через себя. Но это оказывается всего лишь Талзин. Ей снова не повезло столкнуться со мной.

— Извини, — встревожено просит ведьма, поднимаясь на ноги. — Мне не стоило приближаться бесшумно. Ты на взводе.

Она что, тоже все видела и слышала? Я начинаю невольно ходить кругами вокруг кресла с трупом Блирр, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. Моему негодованию нет предела.

Я даже опасаюсь строить подобные предположения, но все же… Неужели все, что происходило в «Улье Шестерне 7», было некой ложной памятью — блестяще исполненная миссия на грани жизни и смерти в одной из наихудших тюрем Галактики? Неужели вместо этого было пребывание здесь, в грязном госпитале Дрешде, и опыты этого ублюдка Дамаска?! Нет, нет, нет, это сущий бред, это все из-за моего состояния, да и просто от самого этого места…

Но голос Сидиуса был неподдельный. Я не мог ошибиться в этом, ни за что не мог. Да и совпадений слишком много…

— Я видела все, — отрывает меня от тяжких раздумий голос Талзин. — Твой учитель такой хороший, правда?

— Я не верю этому, — отмахиваюсь я. — Этого не было! — и в этот момент приходит осознание, что датомирка не так проста — она знает Сидиуса, и даже знает, что он является моим учителем! Я впиваюсь в нее свирепым взором: — А не подделали ли ты сама запись, а, ведьма?!

Талзин улыбается, неуловимо, одними глазами:

— Ты боишься безумия? Боишься потерять себя? Но был ли ты вообще?

Я готов убить ее за эти слова. Готов убить и за эти идиотские игры! Но только что это изменит?

— Чего ты ходишь за мной?! — кричу я, утратив остатки самообладания. — Чего ты от меня хочешь?!

Ведьма бесстрашно подходит ближе и улыбается, уже открыто, без притворства:

— Я могу забрать тебя отсюда. Прямо сейчас. Пойдем со мной.

Что это еще за предложения, с какой стати? Каков бы ни был ее интерес, он определенно корыстный.

— Пошла ты! — резко отворачиваюсь от нее я. — Лживая тварь.

— Нет, — пытается заверить датомирка. — Я ведь действительно тебе…

Ее слова обрывает резкий, бросающий в холод металлический скрежет. Я оборачиваюсь на звук. Черная Пирамида! Этот горбатый монстр пронзил Талзин своим несуразным огромным ножом и, как тряпку, сняв ее бездыханное тело с лезвия, швырнул в стену. Я отхожу на безопасное расстояние, передергивая затвор винтовки, и стреляю в грудь твари, но за этим не следует никакой реакции. Отходя к дверному проему, я стреляю снова — это даже на миг не замедлило монстра! Только собственный нож, который он волочит по полу с отвратительным скрежетом, сводящим зубы, несколько тормозит его шаги. Я не могу более тратить пули на попытки остановить его, но с тем, как медленно я отступаю, Черная Пирамида неизбежно меня настигнет. Я практически не чувствую правую ногу. Выскочив в коридор, активирую меч, который тут же сталкивается с гигантским окровавленным ножом, но не берет его. Я ухожу, сдерживая его удары, сам не зная, куда иду и как долго продержусь. Этот изнурительный бег от твари, то и дело вонзающей тяжелый нож в пол на опасно близком ко мне расстоянии, длится невыносимо долго. Пока, наконец, оказавшись практически в тупике, я вижу слева от себя пустующую шахту лифта и без раздумий прыгаю вниз.

Что-то красное проносится перед моим затуманенным взором и падает со мной в темноту. А когда зрение восстанавливается, уже нет окровавленных, заросших стеклянными глазами стен. Я выхожу в коридор первого этажа и слышу за стеной звуки борьбы — шорох, треск и гортанные хрипы. Переступая вдоль стены, я занимаю такую позицию, что мне становится видно происходящее за углом, но сам я еще могу оставаться незамеченным. И первое, что предстает взору — инвалидное кресло. На нем находится существо, напоминающее бледного истощенного человека. Ниже его выпирающих ребер в живот вогнано множество проводов и трубок, подключенных к системам жизнеобеспечения, находящихся за его спиной. Атрофированные ноги напоминают бесформенно стекшую вниз массу телесного цвета, дрожащую, как и все тело, в подобии конвульсий боли. Место на голове, где должны были бы находиться глаза и нос существа, представляет собой нагромождение мясистых темно-фиолетовых наростов опухоли, свободен только широко распахнутый рот твари, с хрипом выдыхающей в воздух клубы яда. А перед этим монстром я замечаю графа Дуку! Случайна ли уже третья наша встреча? Нет, таких случайностей не может быть! Человек отбивается силовой пикой от тянущихся к нему длинных костлявых рук монстра, перегородившего ему выход. Стоит отдать должное выносливости немолодого графа, сражающегося с этой тварью в инвалидном кресле несмотря на удушье от отравы, которую она выкидывает в воздух с очередным «кашлем». Без лишних раздумий я вновь беру в руки тускенскую винтовку. Пристрелить уродливого монстра не составляет труда. И когда его конвульсии и хрипы прекращаются навсегда, настает время разобраться с Дуку.

Конечно, я не нападаю сразу. Ему нужно прийти в себя, восстановить дыхание, чтобы он вообще смог говорить. Прочищая горло, граф поднимает на меня взгляд исподлобья, в котором нет никакой благодарности.

— Думаешь о своем превосходстве? — с презрением задает он риторический вопрос. — Что ж, чем выше задерешь нос, тем больнее упадешь.

— Ты понятия не имеешь, кто я, чтобы говорить так, — оскалившись, произношу я. Из-за усталости любая мелочь способна вывести меня из и без того шаткого равновесия.

— Я прекрасно знаю, кто ты, забрак. Тебя зовут Дарт Мол, — ошеломляет меня следующая фраза Дуку. — Собственно, мне было дано задание убить тебя.

Я хватаю его за воротник и, оттащив за дверь в ближайшую палату, прижимаю к стене.

— Кем же? Кто тебя послал?!

На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты сильно удивишься, но Дарт Сидиус, твой учитель-ситх.

Граф произносит это столь непоколебимо, твердо, не пряча взгляда, что при всем нежелании я не могу отрицать тот факт, что это совсем не похоже на ложь. Я отпускаю его и, опешив, отступаю назад. И откуда только всем, с кем я сталкиваюсь на этой мертвой планете, известно так много?!

— Откуда ты его знаешь? — непроизвольно сам вырывается отчаянный вопрос.

Дуку поправляет воротник и, сложив руки за спиной, задумчиво дает ответ:

— Видишь ли, я джедай, добровольно покинувший Орден, — не спеша, чеканя слова, начинает он приоткрывать истину. — Я давно питал презрение в отношении своих братьев по оружию — слепых, слабых, связанных неактуальным кодексом, погрязших в заблуждениях, рабов коррумпированного Сената! Одно… довольно бесславное событие окончательно укрепило мое желание в корне изменить свою жизнь. Я принял решение и выбрал Темную Сторону. И тогда… Дарт Сидиус нашел меня сам. И дал это, скажем так, «проверочное» задание.

— Но ведь я не должен был здесь быть, — тут же цепляюсь я за малейший повод поставить под сомнения слова графа Серенно.

— Я тоже! — мгновенно отвечает он. — Потому я и не убил тебя — после всего, что здесь увидел и пережил.

Наступает тишина.

Мы не должны были встретиться. Возможно, никто из тех, кто попал сюда, так же не должен был оказаться на Коррибане. Но все мы здесь. И явно не обошлось без необъяснимых обстоятельств. Мне адски сложно допустить сомнения в учителе, я твердо усвоил, что этого делать нельзя. Ведь все действия Сидиуса всегда имели смысл. Испытание? Очень может быть. Скорее, именно так.

— Но это не значит, что я не убью тебя, — обращаюсь я к Дуку, кладя руку на меч. — Ты ведь знаешь слишком многое.

— По факту, если мы будем биться, не важно, кто победит, — с непоколебимым спокойствием отвечает граф. — После этого боя никто не вернется отсюда.

Усталые. Вымотанные. Но несгибаемые. Не допускающие даже мысли о капитуляции. Если мы будем драться на пределе сил — а иначе не может быть — сил у нас не останется. Этот человек абсолютно прав.

— Это верно, — признаю я. И, не вполне отдавая себе отчет, следом озвучиваю отчаянную мысль, касающуюся учителя: — Так не подстроил ли все это он? Не отправил ли он нас обоих в этот ад, чтобы избавиться от двоих сразу? Потому что на самом деле его интересует кто-то третий?

У меня даже есть предположение насчет этого третьего. Энакин. Как я мог забыть про странного человеческого ребенка? Который, похоже, к тому же не видит здесь никаких монстров.

Дуку отрицательно качает головой:

— Аварию — мог. Но не весь этот ад.

Он тоже совершил вынужденную посадку. Совпадение ли? И сталкивался ли он впоследствии с тем же, с чем и я?

— Просто авария? Я был у своего корабля! Теперь там только гнилой остов! Что это, черт подери, значит?!

Граф Дуку тяжело вздыхает:

— Видимо, что Коррибан сам решает, кого и когда выпускать отсюда, — задумчиво озвучивает он единственную версию. — И… ты же тоже чувствуешь, что отрезан от Силы? Думаю, эта планета — главное испытание для всех, кто выбрал Темную Сторону. И я жду, что это испытание закончится.