Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Заметили? — спросила девушка. — Вот и мистер Бонивур тоже обратил внимание. Мой талисман! Это ягуар, древний символ индейцев майя до того, как их покорил Кортес. Его мне подарил в Мексике один революционер — настоящий джентльмен, поэт и генерал тамошней армии... — девушка загадочно улыбнулась. — Между прочим, потомок последнего индейского короля этой страны! Он погиб почти на моих глазах, бедный благородный рыцарь...
— Ягуар, значит, — зачем-то повторил Ростовцев.
— Это такой зверь наподобие нашего горного льва или африканской пантеры.
— Да я знаю про них, — кивнул Ростовцев. — Хоть и прошло много времени, а гимназический курс географии не выветрился из головы.
И для чего-то добавил:
— У нас в России есть похожие, на Кавказе, да и в северных лесах тоже, рысь называется.
— О, r'yiss! — Элизабет опять что-то записала в книжечку.
Сказать по правде, рыси и пантеры с прочими кошачьими, хоть даже и золотые, Юрия сейчас не особо волновали. Куда больше его занимал другой вопрос: а что, собственно тут делает его старый знакомый и в прошлом коллега по полярным странствиям барон фон Нольде, в данный момент опорожнивший уже третью или четвертую рюмку вермута?
Отставному офицеру не на что, вроде, шиковать в первом классе такого парохода! Если даже у него и есть какое-то имение на родине, то что с того? Знаем мы этих остзейских баронов — земли меньше, чем у иного полтавского куркуля, да и та камни да болота. Наследство, что ли получил? Или выгодно женился?
— Видите? — прошептал Бонивур, отвлекая Ростовцева от финансов барона.
И показал кивком головы в сторону лестницы — там важно спускалась высокая дама лет сорока. Судя по элегантному парижскому туалету и обилию драгоценностей с яркими камнями, птица высокого полета. На груди ее покоился яркий сапфир, при виде которого любой индийский махараджа умер бы на месте.
— Это мадам Шарлотта Дрейк. Сорила миллионами по европейским столицам, а теперь возвращается к муженьку в Чикаго. Явилась на "Титаник" с дюжиной дорожных сундуков, полных платьев и палантинов, четырьмя чемоданами и тремя ящиками фарфора и антиков. Я, между прочим, в ее санкт-петербургский визит продал ей чудненькую демидовскую камею, — умильно облизнулся антиквар. — А вообще-то только дюжина самых богатых воротил, что плывут с нами, "стоит" сто девяносто один миллион долларов, то есть, почти четыреста миллионов рублей золотом! Астрономические цифры! Воистину, чтоб я так жил!
— Оставьте, — махнула рукой мисс Блейд. — Я сижу тут в компании двух путешественников и не желаю слышать о великосветских клушах и их набитых золотом мужьях!
— Тогда позвольте ненадолго откланяться, — церемонно произнес антиквар, поднимаясь.
— Мистер Нольде, а вы не расскажете, зачем плывете в Америку? — спустя минуту спросила Лиз. — Может, вы согласитесь дать интервью?
Барон отодвинул бутылку, с преувеличенной аккуратностью поставил рюмку на стол. Мимолетная дрожь руки выдала в нем человека, уже проигрывающего войну с зелёным змием.
— Вы слышали что-нибудь о Великом Северном Пути, мисс? — спросил он.
Журналистка, задумавшись, коснулась пальцем лба.
— Признаться, не очень... Хотя, кажется, припоминаю — экспедиция лейтенанта Джорджа Де-Лонга на "Жанетте", читала в каком-то старом журнале. Они вроде бы хотели найти короткий путь из Тихого океана в Европу?
— Вы, в общем, правы, — пожал барон плечами, и налил себе еще вермута.
"А ведь ты, Отто Оттович, определенно спиваешься!", — не без сарказма отметил Ростовцев, услышав мелкую дробь бутылочного горлышка по краю рюмки.
— Если из Лондона до Шанхая через Индийский океан и Суэцкий канал путь составит двенадцать тысяч морских миль, то через арктические воды всего чуть менее чем шесть тысяч. Разумеется, путь этот не так прост, но теперь благодаря прогрессу и появлению ледоколов он видится вполне преодолимым. И я намерен провести переговоры в Северо-Американских Штатах на тему создания большой международной компании по эксплуатации арктических морских путей и освоению богатств северных берегов Сибири.
— Это каких же таких "богатств"? — не сдержал усмешки Юрий. — Неужто думаете соблазнить американских промышленников песцами и мамонтовой костью?
— Странно слышать это от вас, господин Ростовцев! — Нольде с высокомерной иронией уставился на него. — Неужели вы никогда не думали, что те заснеженные просторы, которые вам так хорошо знакомы... во всех смыслах, — усмешка тронула бескровные губы немца. — Так вот, вы никогда не задумывались, что в их ледяных недрах таятся настоящие сокровища, которые мать-природа запрятала в этих холодных и дальних краях? Вы не слышали что, например, на Таймыре уже разведана медь и есть следы месторождений такого редкого и ценного металла, как платина? И это абсолютно точно, я некоторым образом лично привозил в те края нашедших их геологов. А что вы скажете о золоте? Не далее как полтора десятка лет назад наш знаменитый русский геолог, профессор Санкт-Петербургского горного института Карл Иванович Богданович впервые нашел на берегу возле Чаунской губы явные признаки золотой россыпи. Вот об этом надо думать мыслящим русским, да-с! А не о политике-с! — он презрительно фыркнул.
— Любопытно... — покачал головой Ростовцев, отметив, что Элизабет не преминула сделать еще пару записей в свой миниатюрный блокнотик. — И что, вы сами взяли и решили, так сказать, проложить дорогу цивилизации в наши дикие северные пределы?
— Не один я, — в голосе барона прозвучало самодовольство. — Целый ряд уважаемых и состоятельных людей в России проявили интерес к этому проекту.
— Собираетесь, стало быть, вместе с ними продавать русское богатство иностранцам? — вдруг вырвалось у Юрия.
— Предрассудки! — высокомерно бросил барон. — Вам, Юрий Викторович, надо бы понять: иностранцы придут и уйдут, а вот освоенный полярный морской путь и все, что будет ими построено — города, порты, рудники, железные дороги, останется в России. И на пользу России. Кроме того...
Внезапно речь Нольде оборвалась на полуслове. Он привстал, внимательно глядя в угол салона. Барон чуть пошатнулся, как будто палуба ушла у него из-под ног.
Проследив его взгляд, Ростовцев не увидел ничего особенного, если не считать трех человек, мирно сидевших за кофейным столиком и поглощавших ароматный напиток.
Два джентльмена во фраках и манишках сидели к нему лицом, а третий в данный момент отвернулся. Тем удивительнее было то, как реагирует фон Нольде на эту безмятежную картину. Он побледнел, словно увидел привидение.
— Этого просто не может быть! — прошептал барон, еле шевеля губами, а затем встал и, не прощаясь, пошел прочь.
Несколько озадаченный стряпчий смотрел, как в боковом выходе исчезает высокая тощая фигура барона. Каким-то странным выходит плавание — старые знакомые и старые дела словно выплыли из океана жизни...
— С мистером Отто что-то не так? — озабоченно брякнула Элизабет.
"А вы проницательны, мадам щелкопёр!" — вдруг с непонятным раздражением на вертихвостку подумал Юрий.
Вслух, однако, вежливо ответил:
— Возможно господин барон несколько... м-м-м... перебрал, и счел нужным покинуть нас. А скажите, мадемуазель...
— Мисс! — обидчиво скривив губки, бросила Лиз.
— Мисс Блейд, а кто там за столиком? Вы не знаете?
— То есть, как это не знаю? — притворно обиделась девушка. — Это же Арчибальд Батт, советник президента Тафта и, между прочим, мой коллега-газетчик.
— Президента Северо-Американских Соединенных Штатов? — непритворно удивился Юрий. — Газетчик?
— Ну, разумеется же! А рядом с ним его старый приятель, наш знаменитый художник Френсис Миллет. А сейчас простите, мне надо подышать воздухом, — она игриво усмехнулась и упорхнула.
Он еще раз посмотрел на пресловутого Батта, который в данную минуту большими глотками пил коктейль.
С чего бы барону так пугаться, пусть даже и советника президента?
За столиком Батта сидел, кроме художника, человек, в котором Юрий опознал того типа, который делал мрачные прогнозы после чуть не случившегося утреннего столкновения. Но даже если и так, что в нем такого ужасного? Странно все это!
Появился Бонивур и плюхнулся в кресло.
— Юрий Викторович, — чуть склонился он к уху Ростовцева. — Госпожа Блейд нас покинула, так сказать, насовсем? Не знаете?
— Нет, — коротко ответил стряпчий.
— Послушайте совет старого ловеласа, Юрий, — ухмыльнулся антиквар. — Сегодня вечером, когда публика будет расходиться, попроситесь проводить нашу очаровательную собеседницу до каюты. Думаю, — он закатил глаза, — вас ждет весьма завидное продолжение... Да, готов поклясться! Женщина, которая имеет при себе фляжку с таким сногсшибательным напитком, каким она нас угостила, никогда не удовлетворится одним лишь бренди. Она наверняка готова зайти очень далеко... Увы, — развел руками Бонивур. — Потрепанные жизнью антиквары не для таких решительных молодых дам! Их больше привлекают загадочные сыщики-путешественники из далекой России. Пользуйтесь возможностями!
Он затараторил, рассыпая не слишком пристойные шутки и намеки и вспоминая Петербург и их возможных общих знакомых и, в конце концов, вынудил Ростовцева изменить своим правилам безукоризненной вежливости в отношениях с людьми.
— Видите ли, Петр Саулович, — усмехнулся Юрий. — Вы уж извините, но ваша дружба и общие дела с Ароном Гроссманом в моих глазах не лучшая рекомендация.
И глядя прямо в глаза оторопевшему негоцианту, произнес с расстановкой:
— Так вышло, что в "местах отдаленных", куда я на некоторое время угодил в юности за невоздержанность в мыслях и словах, я встретил одного человека, бедного старого ювелира Шломо Шмульца, которого по вашей милости закатали в якутскую ссылку. Где он и умер, всеми забытый и нищий. Скажу откровенно, мне, честно говоря, глубоко плевать, насколько вы с Гроссманом облегчили французскую казну во время той аферы с фальшивым скифским золотом. Но Шломо был очень добрый и хороший старик, и никто из вас, господа, ни разу не прислал ему ни денег, ни даже мацы к празднику...
Он был талантливым художником и мог бы стать знаменитым, хотя бы на склоне лет, но вы и Гроссман втянули его в свои дела и погубили. Поверьте ссыльному студенту, угодившему в тайгу прямо с университетской скамьи: умирать в Сибири за чужие грехи — это очень тяжело...
— Но... я не знал, — залопотал вмиг побледневший Бонивур. — Я думал... Это все Арон с его жадностью! — воскликнул он.
— Я не должен сомневаться в ваших словах, как-никак презумпция невиновности, — пожал плечами Ростовцев. — Но хоть немножко помочь бедолаге-то вы могли? Он писал письма, вам, Гроссману, просил позаботиться хоть не о нем, а о семье...
Оставив за спиной что-то бормочущего антиквара, Юрий покинул "Палм-Кор".
День выдался длинный и непростой, и как приятно отправиться, наконец, в каюту и хорошенько отдохнуть.
На этот раз, следуя любезной подсказке стюарда, Ростовцев смог воспользоваться лифтом — большим, хорошо освещенным, обшитым панелями из палисандра, с зеркалами и начищенными медными пепельницами. Юноша-лифтер доставил его на палубу "А" и через пять минут, переодевшись в халат, почистив зубы и плеснув в лицо пригоршню воды, Юрий устроился на кровати.
Сон не шел, и стряпчий решил просмотреть повнимательнее давешнюю газету.
Ничего особенно интересного он там не нашел, разве что сведения, что в их корабле ровно восемьсот восемьдесят два фута длины. Примерно как в четырех городских кварталах, что в час его топки пожирают три вагона угля, и что если поставить "Титаник" вертикально, то он будет почти вдвое выше знаменитого Кельнского собора и не менее знаменитой пирамиды Хеопса, и даже, как подчеркивала газета, самого высокого американского небоскреба "Эмпайр Стэйт Билдинг". Такое сопоставление слегка позабавило Юрия, но больше ничего интересного, кроме бесконечных биржевых сводок в "Атлантик дейли" не имелось.
Он уже начал погружаться в дремоту, когда в дверь кто-то коротко и настойчиво пробарабанил.
— Please! — коротко бросил Ростовцев. — Не заперто.
Когда петли заскрипели, он еще подумал, что, наверное, заявился коридорный стюард предложить сода-виски на ночь или осведомиться, не испытывает ли неудобств уважаемый пассажир?
И в самом деле, в дверях стоял стюард, правда, не знакомый ему, а кто-то из старших, и без подноса и бутылки.
Но вот рядом с ним маячил хмурый второй помощник капитана, как его, Лайтоллер?
— Вы — Джордж Ростовцэфф? — осведомился Лайтоллер.
На его грубоватом лице было написано угрюмое напряжение.
— Да, а, простите, чем могу быть вам полезен? — приподнялся Юрий.
Предчувствия, как назло, продолжали молчать, но вот рассудок упрямо подсказывал, что вряд ли к нему стали являться в такой час, чтобы пожелать доброй ночи.
Офицер промолчал секунд пять, намереваясь что-то сказать, но всё не решался.
— Сэр, попрошу вас следовать за мной! — наконец произнес он, и щека его нервно дернулась.
Глава 3
(За месяц с небольшим до отплытия "Титаника")
Серый пасмурный день ранней весны 1912 года угасал под низким пологом темных, набухших дождем облаков. Лондонские улицы были заполнены потоками людей, омнибусов, автомобилей и карет, двигавшимися мимо сверкающих зеркальных витрин роскошных магазинов и дорогих ресторанов, мимо строгих фасадов солидных биржевых контор и клубов для избранного общества, мимо Английского банка, в подвалы которого стекалось золото с одной четверти мира... Мимо уличных торговцев и нищих в цилиндрах и манишках с бабочками — ведь это были лондонские нищие...
Над каменными теснинами улиц столицы Великобритании горело море огней.
Множеством электрических ламп в миллионы свечей сияли купола собора Святого Павла, Альберт-холла, зубчатые башни величественного Тауэра.
А над многоголосым гомоном жизни мегаполиса, торжественно раздавались размеренные удары почтенного Биг-Бена.
Район, к которому принадлежала Мэйчен-стрит, не был ни лучшим, ни худшим в Лондоне. Старые дома, солидные, хотя и мрачноватые, стояли, плотно прижавшись друг к другу. Сейчас по безлюдной вечерней улице гулял сырой холодный ветер, слегка покачивая огоньки газовых фонарей.
Послышался стук копыт, и на углу остановился экипаж. Пассажир, невысокий и крепко сбитый, сойдя, взмахом руки отпустил кучера. После чего, засунув руки в карманы длинного мешковатого клеенчатого плаща и надвинув на глаза широкополую шляпу, не спеша двинулся вниз по улице, по влажному от тумана булыжнику мостовой.
У внешне неприметного дома неизвестный остановился, поднял глаза к электрическому фонарю, матовая сфера которого бледной луной висела над входом, затмевая слабый свет привычного газового рожка уличного освещения
Посмотрел внимательно на слабо освещенные окна нижнего этажа, прислушиваясь. Зачем-то оглянулся. На улице было тихо, только свистел ветер да еще из ресторанчика в соседнем переулке доносились монотонные звуки оркестра. Путник подошел к массивной двустворчатой двери и позвонил.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |