После Пламени. Венец Феанора

Унголианта переходила от одного Древа к другому. Ее лоснящееся брюхо медленно раздувалось, ритмично подергивались мохнатые лапы.

Паучиха пила.

17

Свет начал меркнуть. И опять сделался золотым. Но ведь для Лаурэлина как раз наступило время отдыха! Что-то случилось. Не в Форменосе — в Амане. Я чувствовал это так же отчетливо, как сотни лет назад в Эндорэ ощущал приближение Черного Всадника.

Мысленно обратиться к Валар? Прежде я так и поступил бы. До того, как Владыки Амана вынесли приговор моему старшему сыну. До моего добровольного изгнания.

— Нолвэ!

— Мой король?

— Скачи к Таниквэтиль.

Юноша бросил тревожный взгляд на окно. Цвета витража менялись, как всегда при пробуждении Лаурелина. Только необычайно — пугающе — быстро.

— Мой король, что я должен...

— Надвигается какое-то зло, — перебил его я. — Торопись!

— Зло? — растерянно переспросил Нолвэ.

Рожденный в Амане, не испытавший ни бед, ни боли, не видевший смерти.

— Надо узнать, что происходит. А потом... действуй по обстоятельствам.

Опять удивленный взгляд. Конечно, откуда тебе, мальчик, знать, что это такое — действовать по обстоятельствам?

— Мой король, мне найти Феанора на Таниквэтиль?

Я поколебался. Как бы ни хотелось мне увидеть сына, как бы ни тревожился я за него, а там он, пожалуй, был в большей безопасности. В чертогах Манвэ Мелькор не отважился бы появиться. А вот на дороге подстеречь мог.

Позвать Феанора мысленно я не рискнул: мальчик почувствовал бы мою тревогу и тут же помчался бы в Форменос, невзирая на любые приказы Владыки Арды.

— Да, найди. Передай ему, чтобы обязательно дождался меня там. И немедленно возвращайся.

— Да, мой король.

— Не теряй времени, Нолвэ!

18

И он не терял времени. Гнал испуганного коня галопом там, где это было возможно. На узких горных тропах спешивался: почему-то сейчас по ним не хотелось ехать верхом.

А свет из нежно-золотистого стал темно-медовым, затем красновато-бурым, а потом Нолвэ изумленно ахнул, увидев, что на бронзовом небе проступили бледные пятнышки. Звезды?! Но раньше их можно было разглядеть только из Калакирии. Или с Пелоров, если подняться повыше.

— Пожалуйста, быстрее, — спохватившись, попросил Нолвэ и погладил коня по взмыленной шее.

До Валимара было еще далеко, а тени сгущались, и хорошо знакомая дорога выглядела непривычно. И неприятно, хотя юноша не мог понять, отчего. Просто тревога сжимала сердце, а стук копыт отдавался в горах жутковатым эхом.

А потом наступила тьма.

19

"Манвэ! Древа!"

Я не ответил Йаванне. Я всматривался в земли у подножия Таниквэтиль. Вслушивался в Музыку, страшно искаженную, ставшую незнакомой. Это не была Тема Восставшего. Я не ощущал даже Диссонанса. Уловить удавалось лишь обрывки мелодий, тихие, бессмысленные. Да и тех оставалось все меньше. Словно они растворялись во мраке. Или что-то их поглощало. Что-то, враждебное и миру, и Поющим. Всем Поющим. Или — не всем?

"Я остановлю Восставшего!"

"Подожди, Оромэ! Это не Мелькор".

"Мы слишком долго медлили, Король".

"Ты видишь, что там, внизу, Оромэ? Нет? Как же ты собираешься биться?"

"Огонь Ауле осветит землю".

"Дело не в темноте. Там есть что-то еще".

"Что бы там ни ждало, мы с Тулкасом настигнем Врага. Позволь, Манвэ!"

Я чувствовал, что возражать бесполезно. Что Охотника и Воителя не удержать ни объяснениями, ни даже приказом.

"Ступайте".

Безумная затея, бессмысленная. Едва ли они найдут Мелькора. Правда, если найдут, сейчас Диссонанса можно не опасаться. Сила, уничтожающая любые мелодии, его не допустит. Только вот вернутся ли назад Тулкас и Оромэ после встречи с нею?

20

Унголианта выросла. Нет, внешний облик ее не изменился. Разве что брюхо округлилось — казалось, оно вот-вот лопнет. Но если смотреть не глазами...

Музыки я больше не слышал. У Паучихи мелодии никогда не было, а сейчас рядом с ней мне казалось, что весь мир провалился в беззвучие. Или что я, уничтожив Древа, утратил способность чувствовать Арду.

Мне стало не по себе. Я ведь, в сущности, не знал насколько сильна может быть Унголианта. Да и как это определить без мелодии? Паучиха боялась меня, подчинялась — значит, была слабее. До времени. До того, как насытилась — похоже, в первый раз с тех пор, как явилась в Арду.

Она покончила с Лаурэлином и повернулась ко мне. Древа были мертвы, но ни радости, ни торжества при виде их остовов я не почувствовал. Только усталость. И еще страх. Не показать этого твари, главное — не показать!

"Я голодна, Черный".

"Все еще?" — я изобразил удивление. — "Что ж, вон там достаточно пищи".

Я указал на чаши, в которые Варда собирала светящуюся росу с листьев Древ. Едва ли их содержимого хватило бы, чтобы насытить Унголианту. А вот на то, чтобы задержать, вполне.

Я дождался, пока Паучиха начнет пить, сбросил облик и направился к северу. Вихрем помчался бы, не будь так измотан!

Впрочем, неважно. Валар наверняка уже спохватились — вот пусть они и выясняют пределы силы обезумевшей от жадности твари. Жаль, я вряд ли узнаю результат их встречи. Дело у меня в Амане осталось только одно. Сильмариллы.

21

Темнота была холодной и тяжелой, как мокрый песок. Клейкой, как паутина. Вязкой, как болотная жижа, о которой Алканармо доводилось слышать от пришедших из Эндорэ.

И еще — темнота была живой. Юноше казалось, что она смотрит на него мириадами непроницаемо-черных глаз. Смотрит — и подбирается ближе, скользит по коже, опутывает незримыми щупальцами.

Алканармо тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Не помогло. По коже ползли мурашки. Хотелось то ли бежать без оглядки, не останавливаясь, то ли упасть на землю и сжаться в комок.

— Мама!

Детский крик раздался совсем рядом. Жалобный, беспомощный. И это придало юноше сил.

— Держись, малыш!

Разглядеть ребенка было сейчас невозможно, зато Алканармо остро чувствовал исходившее от того живое тепло — крохотную искорку, которую готов был поглотить окружающий мрак. Юноша сделал несколько торопливых шагов — и подхватил мальчика на руки.

— Где моя мама?

Крики раздавались со всех сторон — растерянные, горестные, испуганные. Алканармо закусил губу, не зная, что делать дальше. Где искать мать мальчика, как справиться с невесть откуда пришедшей бедой.

Нолдо посмотрел на небо — по давней, детской еще привычке. Вид облаков всегда его завораживал. Успокаивал, если случалось тревожиться, утешал, если Алканармо был чем-нибудь огорчен. Помогал собраться с мыслями.

Юноша поднял глаза и замер. Наверху были звезды. Серебряные искорки на фоне черного бархата. Наверное, так они выглядели в Эндорэ. Над Водами Пробуждения.

— Эле! — воскликнул Алканармо, одной рукой прижимая к себе перепуганного мальчишку, а другой показывая на небо.

Почему-то голос его легко перекрыл панические вопли и плач.

— Эле! Звезды Варды! — подхватили сразу несколько эльдар.

Дышать стало легче, даже ощущение липкого холода почти исчезло.

— Мама! — малыш затормошил Алканармо. — Вон она!

Юноша огляделся и едва не вскрикнул от радости: он снова мог видеть, хотя мир казался сейчас черно-серым, лишенным цвета.

— Коркион! Вороненок мой!

Невысокая женщина кинулась к ним. Алканармо передал ей ребенка.

— Факелы зажигайте! — это, похоже, был кто-то из помнивших Эндорэ.

Неподалеку вспыхнул огонь, за ним еще и еще.

Тьма отступила.

22

— Уходи.

Он смотрел на меня в упор, стоя впереди остальных. Финвэ, король нолдор. Отец Феанора. И мой враг. Если, конечно, можно назвать врагом Воплощенного.

Я небрежно махнул рукой — требование отойти в сторону. Финвэ сжал губы, глядя на меня сузившимися глазами. Положил ладонь на рукоять меча. Прочие последовали его примеру. У всех нолдор теперь были клинки, а кое у кого и копья. И растущее желание применить оружие. Валар предстояло немало возни с этим. Я хорошо потрудился.

— С дороги, — тихо приказал я.

И шагнул к нолдор, столпившимся перед массивной дверью, украшенной изумрудами — входом в сокровищницу. Упрямство Воплощенных начинало раздражать. Сейчас мне хотелось побыть одному. В последний раз посмотреть на наши с Феанором творения, подержать их в руках. Нелепое искушение, но я поддался ему, хоть и досадовал на себя за это.

— Уходи, Черный Всадник, — твердо повторил Финвэ.

Держался он, надо признать, неплохо. Да и из остальных не отступил ни один. Хотя им было страшно. Очень.

Я сделал еще шаг, сосредоточив внимание на двери за спинами Воплощенных. Запертой. Впрочем, уже не запертой. Замок с легким щелчком открылся под моим взглядом.

Король нолдор выхватил меч. Сталь — против сильнейшего из Валар?! Это позабавило бы меня, если бы я не узнал оружие. Клинок был выкован Феанором! Ярость, которой я сам от себя не ожидал, вспыхнула внезапно, безумная, ослепляющая.

Я легко увернулся от удара, следующим движением оказавшись вплотную к Воплощенному и схватив его одной рукой за запястье, второй за плечо.

— Я уже уходил отсюда однажды!

Я оскалил зубы, ухмыльнувшись в лицо... Финвэ? Не-ет, сейчас я видел перед собой Феанора. И мне не было дела до остальных.

— Теперь я вернулся.

Эльфийская плоть поддалась легко, почти без усилия. Хрустнула кость, со всхлипом разорвались мышцы. Финвэ с воплем схватился левой рукой за остаток правой. Я отшвырнул окровавленный кусок мяса вместе с мечом, так и оставшимся в судорожно сжатых пальцах Воплощенного. И обвел взглядом нолдор. Ни один из них не пошевелился: я лишил их этой возможности. Убивать их не было ни смысла, ни желания.

— Не... позволяйте ему...

Финвэ не договорил. Я попросту свернул ему шею. И не спеша вытер руки о плащ убитого.

— Запомните этот урок, — сказал я остальным.

И вошел в сокровищницу.

23

— Их не возродить, — медленно проговорила Йаванна. — Такую мелодию повторить невозможно.

Я смотрел на черные остовы Древ. Все собрались на Эзеллохар, но мне казалось — я один сейчас. Мне было пусто. Пусто в Амане. Пусто в мире.

Лаурэлин и Тэльперион... Мелькор сжег их. От злости на меня или он задумал это с самого начала и лгал? В любом случае он теперь направится в Форменос. Надо возвращаться, немедленно!

— Принц!

Я обернулся. Нолвэ. Но ведь он остался дома!

— Что случилось в Форменосе? — резко спросил я.

Отец на Таниквэтиль так и не поехал: ему тоже не понравилось, что Манвэ приказал мне явиться на праздник. Но зачем присылать вестника, если можно было позвать меня мысленно?

— Король встревожился, когда свет начал меркнуть. Сказал, что чувствует приближение зла. Он скоро будет здесь и хочет, чтобы ты дождался его.

Дождался? Ну, конечно! Яснее ясного, чего на самом деле добивается отец. Удержать меня подальше от Форменоса! И от Мелькора.

— ...Слышал ли ты, Феанор, речь Йаванны? Выполнишь ли ее просьбу?

Я непонимающе посмотрел на Манвэ. О какой просьбе он говорит?

— Не будь Древ, ты не создал бы Сильмариллы! — закричал Тулкас.

— Подожди, — Ауле положил руку на плечо Воителю. — Не надо торопить мастера.

Чего они хотят от меня? Чтобы я сделал для них новые Древа? Но растения не по моей части. Вот если выточить из камня...

Я мгновенно забыл о своих тревогах, увлеченный новым замыслом. Сложно... никто бы, наверное, не то, что не справился, даже попробовать не решился бы. Но я, пожалуй, смогу.

— Это потребует времени, — задумчиво протянул я.

— Феанор, — Варда протянула ко мне руку, — нам нужны Сильмариллы. Сейчас — иначе будет поздно.

Я отшатнулся.

— Нет!

— Без твоих Камней мы не сможем возродить Древа.

— Нет! — я сжал кулаки. — Мелькор уничтожил ваше творение, вы хотите так же поступить с моим. Чем же вы различаетесь?!

— Феанор...

— Я скорее умру, чем позволю вам разрушить Сильмариллы!

У подножия Эзеллохар раздался топот копыт. Конское ржание. Крики. Я повернулся в ту сторону — и замер, не в силах пошевелиться, не веря своим ушам. Весть, которую принесли форменосцы... это было невозможно. Невыносимо.

— Король убит!

24

Валар походили сейчас на каменные статуи. Безмолвные, неподвижные, со взглядами, устремленными в никуда. Казалось, эльдар остались одни в поглощенном темнотой Амане. Одни против надвигающейся опасности.

— Сделайте что-нибудь!

Ни ответа, ни движения. Даже складка одежды не колыхнется.

"Намо, Финвэ убил Старший?"

"Да, Манвэ".

"Король, мы с Оромэ догоним его! Позволь!"

"Вы уже пытались — и вернулись ни с чем".

— Помогите нам, Владыки Арды! Остановите убийцу, покарайте его!

Тишина. Быть может, Валар покинули свои телесные оболочки? Или им, почти всемогущим, больше нет дела до бед эльдар?

"Манвэ, Восставшего надо схватить!"

"Мелькор должен уйти из Амана. И он уйдет".

"И захватит с собой Сильмариллы!"

"Я закляла Камни".

"Варда, ты думаешь, это его остановит?"

"Он не сможет их взять. А если даже заберет, не сумеет использовать. Их мелодия ранит его, как только он попробует".

— Услышьте нас!

Молчание. Холодное, равнодушное.

"Старший может совершить еще какое-нибудь зло в Амане".

"Нет, Оромэ".

"Что помешает ему, Намо?"

"Он хотел завладеть Сильмариллами. Финвэ попытался преградить ему дорогу, и Мелькор убил его. Больше Восставший никого в Форменосе не тронул".

"Король, неужели мы будем ждать, пока Враг..."

"Вот именно, Тулкас! Ждать. Старший сам себя уничтожит, он уже вступил на этот путь. И он пройдет его весь рано или поздно".

"Мы могли бы ускорить его конец".

"Нет. Если мы вмешаемся, это разрушит Арду. Пусть Мелькор уходит в Эндорэ".

"Но там Дети Песни!"

"Здесь тоже, Оромэ. Эльдар пришли сюда в надежде на нашу защиту. И ради них мы должны сохранить Аман и восстановить его".

"Отпусти меня в Эндорэ, Король! Что будет с эльдар, оставшимися там, когда их земли снова попадут под власть Старшего?"