Государь поневоле (2)

— Ну что, Майор, полагаешь, что успешно вселился твой Антон в Якова Брюса?

— Вполне, Пётр. И он тут успел устроиться.

— Чем он снарядил ракеты? Шимозой?

— Нет! Думаю, что пироксилином.

— Вот ведь безбашенный! Как он сумел-то? Это ведь не так просто. И пронести не побоялся!

— Ну, немного сделать, видно, сумел. Вообще, Генерал мне говорил, что он его у своих коллег позаимствовал. Химик очень талантливый и как раз по нашему профилю.

— У коллег? По нашему профилю? — недоуменно сморю на Голицына.

Тот в ответ усмехнулся:

— Конечно, или ты думаешь, что Антонов в отставку подал? Так, сам знаешь, их бывших не бывает. Вот и добыл из одной группировки взрывника, да сделал тому безотказное предложение. Нам-то как раз такой и нужен — практик, который из всего бомбу сделать может.

Мы немного прошли в молчании. Майор продолжил.

— Вот ты спрашиваешь, как он сделал пироксилин. А я даже не представляю как! Он своим народным мстителям в хрущобе на кухне заряды готовил. Так что, и здесь вполне мог добыть ингредиентов. Только вот, где он её делал, и кто ещё это видел? Очень не хочется думать, что этот Фриц обо всём догадался.

— Ну, немца тоже ведь поймали. Куда он денется. Допросишь их завтра. Пусть ночь посидят под замком. Небось, не убегут.

Мы подошли к догорающим развалинам избушки. Майор втянул носом воздух.

— Да! Точно пироксилин!

— Слушай, я ведь читал, что нитроцеллюлоза не очень стабильна. Как Антон вообще решился её на коленке делать.

— Да говорю, отмороженный он на всю голову!

Голицын попинал обгорелое бревно.

— Ладно, пора возвращаться. По крайней мере, теперь с бездымным порохом проблем не будет.

— То есть? Ты думаешь, что он сможет делать его тоннами?

— А чего? Раз пару кило сделал, то и больше сможет.

Я промолчал. Не поверил в такую сказку. Что-то слишком гладко. "Прилетел вдруг волшебник..." Одно дело в лаборатории сделать образец и самому проследить за его использованием, а другое — производственные технологии с товарным объёмом выпуска. Это уже не подполье взрывотехника-самоучки. Сколько в нашей истории было взрывов пороховых заводов — не сосчитать. Да ещё, сколько это будет стоить? "Чего-то химзаводов выпускающих азотную кислоту из воздуха я в этом времени не встречал и даже о них не слышал" — хотел это сказать, но промолчал, видя мечтательно-задумчивое лицо собеседника.

— Ты уж, князь, помни наш уговор и пока не раскрывай меня. Кто его знает, как этот террорист себя поведёт — он ведь пока купился на реального Петра.

Майор лишь хмыкнул в ответ.

Нас догнали "потешные". Посмотрели на обрушившуюся стену сруба. Пообсуждали что-то своё. Слава богу, ко мне лезть не стали. Я с радостью сказал им, что на сегодня потехи закончились и все могут ехать в Москву, чтобы успеть до заката. Голицын оставил двоих слуг собрать все осколки ракет, которые увидят и спрятали для последующего сыска.

Во дворец вернулись, когда уже зашло солнце. Сразу пришлось идти к матушке, успокаивать её. Потом пошли на вечерню. Там я почти засыпал. Ребёнок, вызванный мной для управления телом из подсознанки, тоже был вялым. Я на обратном пути немного рассказал ему о бездымном порохе. По верхам из того, что сам встречал в интернете. Пётр обрадовался было, но понял, насколько близко мы сегодня были от смерти, если бы ракеты самопроизвольно взорвались, и сник. В общем, в церкви я вовсю клевал носом и с трудом мог сосредоточиться на службе. Священник видел всё это и, правильно поняв моё желание спать, быстро, короткой благодарностью Господу за спасение великого государя Петра Алексеевича, завершил службу.

На пути во дворец я сделал над собой усилие, поборол сон и отстал от царицы. Захотелось зайти к Брюсу, посмотреть, как устроили. Бутырцы могли его от лишнего усердия и на дыбу приподнять. Проскользнул к стоящей у ворот охранной избе. Там в полуподвале находился местный СИЗО. Охранник на входе удивился, но ничего не сказал. Одна камера была заперта, и там было тихо. Из-за двери другой лился дрожащий свет и доносился негромкий разговор. У её входа подпирал стену здоровый солдат. Он заметил меня в сопровождении Матвеева и попытался поклониться. Ножны его сабли глухо стукнули в кирпичи стены, и разговоры за дверью сразу стихли.

Я вошёл в камеру. С удовольствием отметил, что ошибся в своих опасениях. На массивном чурбаке под светом чадящего факела сидел Борис Голицын. В углу на грязной соломенной подстилке сиял единственным незаплывшим глазом Яков Брюс, он же Антон Коренков, активный участник "комсомольского" подполья и террорист, которому в наше время светил немалый срок. Террорист был не прикован и тяжело дышал. Казалось, что я прервал их спор в самый жаркий момент. Ну что ж, играть, так играть!

— Почто не прикован, сей вор? — спросил я Голицына, подняв вопросительно бровь. — Уж не пора ль его на дыбу, да огнём вызнать, кто подослал его?

Брюс вздрогнул, услышав предлагаемую ему судьбу, посмотрел на вставшего мне на встречу Бориса и вдруг метнулся ко мне.

— Государь! Дозволь сказать! Не покушался я на жизнь твою, лишь хотел потешить тебя новым зельем. — Зачастил он. — То я боярину и сказал. Не вели казнить, вели сделать тебе новое зелье, для новых потех твоих. Я тайны многие ведаю, что чародеи заморские и не придумают. Не вели казнить, государь!

Я оглянулся на Бориса — стоить ли, дальше играть царя. Но тот только прятал улыбку в бороду и никакого знака мне не подавал.

— Согласен ли ты князь Борис Алексеевич слово своё за сего татя держать? Есть ли вера ему?

Майор не стал сразу отвечать. Он немного подумал, посмотрел на отчаявшегося Якова и, наконец, сказал:

— Согласен, государь! Нет зла на нём и не ведает он сам, что сотворил, окаянный! Будет тебе моё слово.

— Добро! Так что, Яшка, сделаешь мне новое зелье?

Тот уже поняв, что казнь отменяется, немного приосанился:

— Сделаю, государь, всё сделаю! — и победно посмотрел на Голицына.

"Ну-ну! Тоже видно Дудыкина не сильно жалует. Но зря он так свое торжество открыто показывает". Я отчётливо заметил на лице князя чувство брезгливого превосходства над Химиком. "Интересно, какой разговор у них до моего прихода был?"

— Ну, так посиди покудова в холодной, а завтра мы поговорим с тобой о зелье. Князь Борис Алексеевич, заберу я твоего солдата.

Я оставил Майора один на один с Химиком. "Надеюсь, они козней против меня строить не будут".

Уже предвкушая встречу с подушкой, я выбрался на двор. Как только я переступил порог охранной избы, то был атакован какой-то плачущей женщиной, одетой в нерусскую одежду. Она что-то горячо лопотала, размазывая слёзы и периодически подвывая. Рядом с ней тихо хныкали два малыша лет шести-семи. Мальчик и девочка. Просительница порывалась, то схватить меня за руку, то кинуться в ноги. Я невольно отшатнулся. Служивый замахнулся на неё, но та только втянула голову в плечи и осталась на месте.

— Что она хочет, кто такая?

— Ваше велитчество, — ко мне подошёл с поклоном какой-то моложавый иностранец. Говорил он с лёгким акцентом. — Позвольте представится, мой имя Франц Лефорт. А это жена нещасного Фриц Гримман, коего вы повелели кинуть в темница. Она молит вас пощадит его.

"Ага, вот ты какой первый адмирал флота российского!" В свете догорающей зари я всмотрелся в стоящего напротив франта. Лицо чистое, с небольшими усиками, нос прямой, тонкие губы изгибаются в полуулыбке. Взгляд открытый, заинтересованный, смотрит сверху вниз, но без превосходства. Интересный человек. Очень обаятельный! Я почувствовал какое-то расположение, доверие к нему. "Да с таким магнетизмом понятно, почему ты очаровал молодого царя московского". Тётка снова схватила меня за руку, но тут уже солдат не дремал и довольно грубо оттолкнул её прикладом длинной фузеи. Та с всхлипом упала на землю. Я недовольно глянул на своего помощника, но высказывать претензий не стал. Таки я немного самодержец, хоть и формально, и к руке допускать абы кого права не имею. "Интересно, как она сюда проникла в царскую резиденцию?" Посмотрел на ворота, стоявший там толстый капрал чего-то рассматривал в руке. Издалека мне почудился блеск золота.

— Ваше велитчество. — Напомнил о себе Лефорт.

— Скажи ей, что Фриц сей, задержан по государеву делу, для сыска. Казнить его не желаю, а утром говорить с ним буду. Да скажи, что потехой я доволен. Пусть не ревёт.

Женщина замолчала, пока Лефорт переводил мои слова. Когда он закончил, та что-то опять защебетала, но уже без воя. Я разобрал только что-то типа "данке" и "шпасипо". Детки тоже стали кланятся. Лефорт поклонился мне и стал потихоньку подталкивать просительницу к дворцовым воротам. Я заставил себя улыбнуться ей как мог ободряюще. В сущности, бедный Фриц не виноват, что Антон выбрал его как способ проникновения во дворец.

Когда немцы уселись в ждавшую их карету, я подошёл к капралу. Протянул руку:

— Давай сюда!

Тот недоумённо посмотрел на меня.

— Кольцо давай!

Взгляд уже растерянный. Внутри меня закипала злость на этого взяточника, нажившегося на страхе невинной женщины.

— Ну!

Служивый с сожалением полез в карман и извлёк из него довольно массивное кольцо.

— Батюшка-государь! — жалобно и с каким-то упрёком затянул он. Как же, я лишал его честно награбленного.

Я с каким-то наслаждением выдал ему ефимок и забрал кольцо.

— Миловал её я, так что кольцо моё!

В это время из охранной избы вышел их ротмистр и подошёл ко мне с поклоном. Я, с плохо скрываемым злорадством, стал ему выговаривать:

— Сей капрал за мзду дозволил на государев двор немцам взойти! Я мню, то с умыслом он сделал на здоровье царское. Ты, ротмистр, сам накажи его примерно, да с капральства сгони, коли ты не заодно с ним.

Бедный командир охранной роты стал бледнее всходившей луны. И уж теперь моё серебро взяточнику очень дорого достанется.

Ждать принятия мер к капралу от ротмистра я не стал и побрёл во дворец. Еле передвигая ноги, я поднялся в свою опочивальню и позволил Тихону переодеть царя. Ребёнок давно заснул, ещё когда я только двинулся от ворот к крыльцу. Мыться не стал, а камнем повалился на перину. Пережитый мной день был необычно богатым на события, и я заснул тотчас же, как моя голова коснулась подушки.

4

Следующий день оказался не менее насыщенным. Как обычно я встал с восходом — в первом часу утра. Гимнастика, обливание — всё прошло как обычно. В церковь на заутреню в обычные дни ходить не требовали, поэтому обошёлся короткой молитвой в крестовой комнате.

С переездом в Преображенское завтрак у царя стал более европейским. Стольники к нему не успевали приезжать, и компании особой для него у меня не было. Поэтому теперь получилось отойти от обычая и настоять на совместной трапезе с матерью и сестрой. Так и мне было привычнее, и самому Петру. К тому же, при поддержке Наташи, удалось снизить количество каш и внести в меню бутерброды да различные яичницы и запеканки, включая омлеты. Конечно, это было только в скоромные дни. Нарушать правила поста не позволили. Всё-таки государыня хоть и была по местным меркам благожелательна к новому быту, но и это имело свой предел. Сильно недоставало кофе, но я сдерживал его внедрение в обиход из-за возраста своего носителя. Зато в пост можно было есть чёрную икру! И даже без масла это было очень вкусно. Ещё я обнаружил, что чай в Москве уже есть в достаточных для царя количествах, и его пить не запрещают. Матушка-государыня поначалу забеспокоилась, не заболел ли я — пить каждый день лекарство, однако потом и сама пристрастилась к употреблению сего напитка с мёдом и лимоном. Когда же я узнал, сколько это стоит, то очень близко познакомился с серой амфибией — жаба три дня душила, но скоро привык.

Вот после такого завтрака нам и сообщили о прибытии командира Бутырского полка — стольника Родиона Жданова и главы Сыскного, бывшего Разбойного, приказа князя Фёдора Юрьевича Ромодановского. Естественно с ними прибыли и Голицын с Зотовым. Стольника притащил Майор — "порешать" вопросы караульной службы. А Ромодановский прибыл сам, узнав о вчерашнем "покушении" на мою особу.

Отправив Наташку к мамкам-нянькам, мы вдвоём с царицей вышли в большую переднюю палату. С полковником решено было просто — я рассказал правду о вчерашнем проколе караула, а матушка указала ему слушаться во всём моего кравчего. Затем был вопрос "покушения". Государыню успокоили совместными усилиями с Майором и Учителем. Князь Голицын сыск вечером провёл и готов поручиться за Якова. Фрица он предложил пока взять из Кукуя на службу в Преображенское "мастером огненных потех". Мне потом потихоньку объяснил это тем, что Брюс именно с помощью Фрица снаряжал ракету и добывал в Аптекарском приказе, да у кожевенников реактивы, то есть к секретам прислонился и отпускать его на волю чревато преждевременным раскрытием тайны нового зелья.

Вроде как всё устаканилось, но тут мы узнали характер князя Ромодановского — главный сыскарь на наше поручительство не повёлся. Пользуясь своим статусом давнего ближнего боярина и апеллируя к памяти покойного батюшки, он требовал непременного личного участие в сыске с передачей ему всех материалов и остатков ракет. Обязательно настаивал на допросе Якова Брюса и Фрица Гриммана, с пристрастием. Особенно почему-то Якова, хотя главным числился Фриц. Отбить допрос не удалось, но, из-за моего пожелания присутствовать при нём, договорились пока обойтись без пыток.

Оставив царицу разбираться с вовремя пришедшей ключницей, спустились в охранную избу. Сразу к Якову не пошли, для начала допрашивали немца. Его таки подвесили и уже пару раз ожгли кнутом. Вопросы задавал князь Ромодановский. Задавал хитро, с подковыркой. Я так понял, что он вёл эту парочку ещё с Москвы. Сыскной приказ в Москве почему-то контролировал все продажи химических материалов. Тощий подьячий из свиты Фёдора Юрьевича шустро подавал тому какие-то свитки с записями. Но особенно стараться боярину не пришлось. Фриц кололся быстро и качественно. Вот только ничего именно на умысел против здоровья государева в его показаниях не было. Обычная алхимия и авантюризм.

Фриц работал на пороховой мельнице мастером. Жил на Кукуе с женой и детишками. Яков к нему пришёл учиться огненному делу весной, после пасхи. Пороховой мастер взял его из жалости, по просьбе старого Вильяма Брюса. Малый оказался проворным и весьма способным к составлению хитрых пороховых смесей. Несколько измысленных им способов обработки зелья не знали и в Европе. Незадолго до бунта ученик подговорил мастера сделать фейерверк с новым зельем и показать его молодому царю. Если бы не карточный долг Лефорту, то Гримман никогда бы не решился на такую авантюру. Яков же обещал большой успех. А после того как он точно предсказал волнения стрельцов — старый Фриц стал ему верить почти безоговорочно. Три недели они набирали по знакомым аптекарям и кожевенникам необходимые ингредиенты. Первая, собранная по новой схеме ракета красиво взорвалась высоко в небе, как и было обещано. Две последующие летали так же хорошо. Они уже начали делать ракеты для своего предприятия, но тут кончились деньги и запасы. Пришлось идти к царю с тем, что есть. К несчастью, у Брюса оказалась большая ракета, которую они не испытывали. И вот вчера по настойчивой просьбе царя её и запустили, в чём Фриц и раскаивается. Но умысла на убийство государя не было — клялся он всеми богами и здоровьем близких.