Иан К.Эсслемонт Пристань Мертвого Дома

Самая большая яма имела в ширину четыре мерных цепи. Ее окружали высокие стены, за ними возвышались ряды амфитеатра. У этой, так называемой Гражданской Ямы двое жрецов нашли собрание лучших граждан Картула, любителей зрелищ. Тут заключались пари, сколько продержится тот или иной мужчина, женщина, дитя.

Тайскрен и Корсден взошли по крутому помосту. Они были в толпе, но наособицу — черные рясы возвещали их призвание, и люди тщательно избегали прикасаться к ним, дабы не нанести обиды.

Оставив позади обычных горожан, они пошли к боковой рампе, отведенной для жречества. Полукруг скамей был почти пуст. Несколько пожилых жрецов пятнали камень, выглядя как взъерошенные, ожидающие поживы вороны. Кое-кто заметил Тайскренна и встал, кланяясь из уважения к алому поясу — знаку наивысшего, после Демидрека, ранга.

Они с Корсденом заняли места впереди. За усыпанным костями дном ямы встала и поклонилась им Правосудящая (сегодня эту роль играла старая жрица, чьего имени он не смог припомнить). Тайскренн ответил на поклон.

Ряды сидений постепенно заполнялись, так что он удивился величине толпы; может быть, сегодня был праздник или день поклонения одного из младших божеств — Полиэли, Беру, Бёрн или Худа? Корсден завел беседу с одним из старших жрецов, и Тайскренн невольно покачал головой. Как типично для этого человека: легко сходится с кем угодно.

Когда беседа окончилась, Тайскренн заметил: — Впечатляющая толпа.

Корсден кивнул. — Да уж. Я уже указал на это Реутену, и он меня просветил. Сегодня нас ждет особенное зрелище.

— Убийца?

— Нет. Назойливая гостья. Жрица той надоедливой чаровницы.

Тайскренн искренне удивился. — Неужели? Королевы Снов? К нам проникли ее прозелиты? Изрядная наглость. Хотя... — он сложил кончики пальцев и поднес к подбородку, размышляя. — Интересная тема. Как можно схватить жрицу богини, якобы способной предсказывать будущее?

Корсден хихикнул. — Отличный вопрос. Богиня лжива, конечно же. Лишь в Д'рек можем мы видеть истину мира. Истину цикла смерти, гниения и обновления. Возрождения и возврата. Таково равновесие двух ликов Д'рек. Разрушение и Творение.

— Отлично сказано! — с одобрением вмешался согбенный жрец, тут же закашлявшись и выхаркнув полный рот слизи.

Тайскренн обменялся с Корсденом уклончивой улыбкой. Повисло молчание — увы, их беседа не могла остаться не подслушанной.

Пока шли малые казни — на глазах у воров их руки пожирались хищными личинками, коих специально разводит жречество — Тайскренн размышлял над жуткой литанией, которую провозгласил Корсден. Да, лишь одна Д'рек, самая древняя среди древних вер, подчеркивала великую истину: из смерти происходит жизнь, одно необходимо для другого. Искаженный культ Худа подошел близко, но в глазах принявших Д'рек его учение представляло лишь полумеру или ошибку. Ложный путь, говоря более возвышенно. Смерть есть не окончание, не итог. Скорее она — дверь. Дверь к преображению и служению грядущим поколениям. Самый краткий экскурс в окружающий мир способен убедить в том любого. Листья опадают, но вырастают вновь. Из гнили и праха растет новая жизнь. Это самоочевидно. Потому у Д'рек два лика. Мужской, разрушительный, и женский, сулящий процветание.

В яму опустили двоих, скованных цепью. Их закидывали рваными тряпками и гнилыми овощами. Должно быть, это развод. Решившиеся разорвать узы брака, естественно, должны быть преданы смерти. Кто может сказать, сколько людей не родится из-за безответственности этих двоих? Любое общество, любая почитающая рождение и размножение религия должны счесть разделение пар худшим из грехов. К чему славить святость жизни, если бесплодные эгоисты не побиваются камнями?

После свершения обычных казней жрецы приступили к "судилищу дня". Старуха Салин — Тайскренн вспомнил, наконец, ее имя — подняла руку, возвещая последнюю экзекуцию. В яму вели связанную женщину. Тайскренн удивился ее молодости. Вся в крови и ранах, одежда порвана. Однако подбородок был упрямо поднят, на лице гордость смешивалась с неверием.

Он одобрил это: в конце концов, тоже жрица.

Салин подняла вторую руку, призывая к тишине. — Итак, ты была приговорена к смерти. Позволяем тебе последнее слово — и я советую тебе молиться о снисхождении Д'рек.

Юная жрица Чаровницы сильней вздернула подбородок, глубоко вдохнула. — Жрецы и жрицы Д'рек, — сказала она громко, удивив Тайскренна, — я пришла, дабы принести весть. Измените пути ваши, или пострадаете от собственной самонадеянности.

Салин встретила взгляд Тайскренна с той стороны ямы, и он воздел бровь, как бы комментируя. "Поразительно".

— Или же, — продолжала женщина, оглашая весь амфитеатр, — придет время расплаты. Вы познаете недовольство Д'рек и сами накажете себя.

Салин вскочила, выставляя палец. — Вновь жалкая ложь! — Она качала головой, полная сожаления. — Мы милостиво дали тебе шанс умолить Д'рек, ты же упорствуешь в поношении! — Рука упала. — Да свершится казнь!

Внизу, у края каменой ограды, барабанщики подняли палочки и принялись лупить по пузатым, словно чайники, поставленным в ряд на сырой земле барабанам. Мускулистые музыканты были обнажены по пояс, изящная филигрань татуировок — скорпионы, жуки и многоножки — покрывала спины и руки. Казалось, насекомые извиваются в такт нарастающему ритму.

Все ждали, даже жрица Королевы Снов. Она стояла, тяжело дыша, глядя налево и направо, будто ожидала появления палача. Тайскренн понял, что она действительно впервые появилась на острове. Женщина не упала в обморок, не начала молить о милости — да, у нее волевой характер, ее поддерживает сила убеждений.

Какой стыд, что некто столь сильный одержим неверными идеями. Но кого еще могли направить с опасной проповеднической миссией на остров Картул?

По толпе пробежал ропот предвкушения: до скамей донесся зловещий шорох. Он исходил из отверстий в полу ямы; приговоренная услышала его и попятилась.

Шорох стал громким шипением. Барабаны грохотали во всю мочь. Из дыр в земле выбирались кишащие рои насекомых.

Рот жрицы открылся в вопле смертельного ужаса, но звук не был слышен за скрежетом тысяч панцирей. Живой потоп залил все дно ямы.

И вновь, к ее чести, жрица не пыталась бежать. Нашла самый высокий из выступающих камней и встала на него — площадку, едва ли больше пяди высотой — и закачалась, будто плавучий остров среди бурного моря в десять миллионов голодных жвал.

Ковер паразитов покрыл все дно ямы. Казалось, волны что-то ищут и откатываются в разочаровании. Ищут, ибо знают — оно здесь. Покров поднимался. Первые многоножки и жуки поползли по стенам ямы. Дети с палками бегали, хохоча, сбрасывая гадов в кишащую внизу массу. Иных они ловили в плетеные корзиночки, будто домашних питомцев.

Наконец мерзкие твари влезли на выступ, к босым ступням жрицы. Казалось, содрогнулось все хитиновое море. Оторвалось от краев, собираясь к центру. Женщина вновь закричала, неслышно, а прилив уже покрыл ее ноги. Толстым слоем пополз под юбку. Жрица мучительно выгнулась, что-то шепча, и упала, пропав под шевелящимся ковром.

Бесформенный горб еще недолго извивался, сражаясь, затем застыл. Почти сразу же начав ползти — ее тело тащили или катили в сторону ближайшей дыры. Толпа замерла в восхищении, глядя, как шевелящаяся масса перевалилась и пропала, будто проглоченная.

Покров насекомых полился в другие дыры, оставив каменный пол чистым — ни мусора, ни останков. Ни следа приговоренной.

Толпа начала расходиться. Вскочили и дряхлые жрецы. Одни помогали себе при ходьбе тростями и костылями, другие вели товарищей под руки. Корсден потянулся, закрыв глаза ладонью, глядя в солнечное небо. — Продлилось дольше, чем я ожидал. Ну... что скажешь? Может, перекусим?

* * *

Танцор не был впечатлен так называемой столицей острова. Судя по унылому и обшарпанному облику города, весь остров можно было счесть жалким и бедным. Невысокие, ветхие дома торчали, будто гробницы под холодным ливнем. Крыши были крыли серой черепицей или слюдой. Здания стояли наособицу, прыгать по крышам здесь было бы невозможно, разве что в самом центре.

Они с Ву прижались к одной из влажных, холодных стен под защитой выступающей кровли. Ночной дождь заливал переулок. Желая согреться, он сложил руки под плащом и принялся напрягать мышцы, держась за перевязи.

— Чертовски холодный дождь, — буркнул он Ву.

— Это Пролив Бурь, — тихо отозвался тот. — Весьма холодное море. Будто бы потому, что в глубине обитают демоны — Бурегоны.

Танцор фыркнул. — Детские сказки.

— Ну нет. Мы, в южном Даль Хоне, знаем о них. — Маг встал прямее. — Вот, идут.

Танцор закрыл лицо шарфом, руки взялись за метательные ножи.

Двое показались из сумрака аллеи, плечо к плечу, руки под плащами из тюленьей кожи. Держат самострелы, опустив болтами книзу, решил Танцор. Дальше шагала невысокая женщина в плаще, затем еще двое охранников.

Танцор вышел, преграждая путь, показывая клинки. Передовая пара резко остановилась, немало удивленная. Плащи оттопырились.

Танцор указал ножами на женщину. — Брось вещи. — Капли дождя отскакивали от лезвия в вытянутой руке.

— Кто ты такой, на хрен? — настороженно крикнул охранник.

Танцор не смотрел на него. — Брось вещи, — настаивал он. Руки женщины были скрыты под плащом. Глаза метались от Танцора к охране и обратно. Вода заставила черные волосы прилипнуть к черепу, серебряные серьги ярко светились в сумраке.

— Что это, дурацкий налет? — В голосе охранника слышалось полнейшее неверие.

— Да завалите его, — прошипела женщина.

— Туп как тыква, — вздохнул охранник, одновременно с партнером выстрелив из-под плаща. Танцор упал на мостовую, перекатился и вонзил клинки в бедра обоих. Громилы застонали и рухнули на мокрые камни, хватаясь за ноги. Пружинисто вскочив, Танцор подбежал к женщине и сорвал с нее плащ, обнаружив на плече объемистые кошели. Мигом срезал их. Женщина вытащила нож из-за пояса, но он схватил ее запястье, выворачивая. Нож выпал из пальцев. — Позаботься о страже, — сказал он.

— Возьмите его, проклятые! — прохрипела женщина, оглянулась через плечо и застыла: те охранники тоже лежали на мостовой. В глазах было бешенство. — Ты, считай себя трупом! — Он накинул ей на голову обрывок плаща. — Мы тебя найдем и убьем. — Завязал ткань подобно клобуку и повалил ее. — Остров чертовски мал!

— Не двигайся, пока не сосчитаешь до пятидесяти.

— Но сначала отымеем!

Кошели, заметил он, успели исчезнуть. Танцор побежал по переулку. Женщина сзади уже сорвала клобук. Он завернул за угол, замедляясь, с любопытством наблюдая, как сумрачные тени сгущаются вдоль пути. Где же малыш, он явно не смог бы поспеть за Танцором. Следит, наверное, из своего Садка. Всегда видит, где его ассасин.

Сделав изрядный крюк, убедившись, что нет слежки, он вернулся к бару, идиотское название которого Ву отказался сменить. "Смешок". Танцор испытывал к названию какую-то персональную ненависть. Однако весь остров знал заведение по старому имени, так что приходилось терпеть.

Уже смеркалось. Он отворил тяжелую дверь и тут же запер за собой. Пересек зал и замер, услышав звук.

Не сразу сумел заметить в темноте ее, сидящую за столом. Дымится чай в кружке. Их гостеприимная служанка. Он отвел руки от перевязей. — Ты рано.

— А ты поздно.

— Дневные обязанности.

— Или вечерние встречи.

— Ничего такого, о чем следует заботиться тебе.

— Верно. — Она встала, забрав кружку, и подошла ближе. Сложила руки, почти поставив горячий чай на предплечье. Он был удивлен и даже впечатлен, поняв, что они одного роста. — Если ты не принес неприятности сюда, — продолжила она. — Тогда я бы огорчилась. Видишь ли, мы тяжко трудились, чтобы получить место, и вовсе не хотим, чтобы ты его у нас отнял.

— "Вы", то есть ты с друзьями-напанами.

Она глотнула чая, следя за ним из-за края чашки. — Точно. Знаешь ли, как трудно быть напаном на Малазе? Куда тебе. Наши острова всю историю сражаются за власть над морями. Здесь никто не даст нам даже места на скамье среди гребцов. Те сочтут за оскорбление.

Он вспомнил юношеские попытки утвердиться от Тали до Хенга, обиды и поношения от всех, кроме Ву. — Не жалуйся, что тебе тяжело, поняла? Потому что ты понятия не имеешь, что такое...

Уголок тонких губ дернулся. — Чудесно. Согласимся не соглашаться. Я предупредила: не неси сюда проблем. Ясно?

— Не будем забывать, кто на кого работает. Ладно?

Она сдула струйку пара. — О, что ты. Как я могу?

— Замечательно. — Он направился было к лестнице, но обернулся, вдруг вспомнив. — О, и убери с кухни этого Арко. Готовит не лучше виканского коневода.

— Хорошо. И кем заменить?

Он пошел наверх, бурча на ходу: — Мне какое дело? Что, нельзя нанять настоящего повара? Может, тогда у нас появятся достойные завсегдатаи.

Закрыв дверь конторы, он застыл, ибо там царил полнейший мрак. — О, да ладно, — жалобно сказал Танцор, и засиял свет, густые тени ретировались. Ву сидел за столом, перед ним мигала лампа.

— С кем ты говорил? — спросил сгорбившийся маг. Глазки бегали, он — не в первый раз — напомнил приятелю хорька.

— С нашей распорядительницей, Угрюмой.

Ву выпрямился, положив ладони на стол. — А. Тогда ладно.

Танцор прислонился к двери, сложив руки на груди. — Полагаю, в ней скрыто куда больше, чем кажется на первый взгляд.

Ву начал рыться в ящике стола. Вытащил три брезентовых кошеля, разложив на столешнице. Воздел палец. — Как и в нас, друг. Как и в нас.

Танцор оторвался от двери. — Верно.

Ву изучал ленты на кошелях. — Пока не вижу ничего особенного...

— Ловушки с силой какого-нибудь садка?

Ву отвел руки. — Пока не чувствую. Хотя я не эксперт. — Он подал один мешочек Танцору, который лишь поднял руки.

— Ты у нас маг.

— А ты вор.

— Не вор.

Ву постучал пальцами по столу. — Семантика. — Он осмотрел ленту поближе. — Отлично. Будем знать, что рискую здесь я.

— Если случится взрыв Теласа, нам обоим крышка.

Ву пожал плечами: — О, будь что будет. — Лента легко развязалась. Он перевернул кошель. На стол посыпались вещички, каждая упакована отдельно.

На взгляд приятелей, это казалось каким-то набором сладостей. Ву подобрал одну вещичку. — На пергаменте надпись. Какой-то код.

— Продавец и покупатель?

— Возможно.

Ву осторожно развернул упаковку, найдя маленький, твердый предмет. Оба склонились, затаив дыхание. Ву щурился, пока глаз совсем не закрылся. Танцор изучил предмет, зажав в пальцах. Вроде речного голыша, но сплюснутого, сложенного из двух половинок. В узкой щели виднелись белые струнки.

Он озадаченно перевел взгляд на Ву. — Гребаная раковина?

Ву вытянул руку. — Посмотрим... Проклятие. Точно раковина. Впрочем, такой разновидности я не знаю.

Танцор отскочил от стола. — В Бездну тех, кому есть дело. Что это? Мошенничество? Тебя провели?

Ву поднял руки: — Ну, ну. Изучим показания. Именно эти кошели ты видел?

Танцор принялся ходить, неслышно бранясь. "Взяли не тот багаж, о Худ! Нужно было ее обыскать" . — Он махнул рукой. — Ага. Чудные обманки. Проклятие Худу! Чувствую себя дешевым любителем.